Сергей Павлов - Волшебный локон Ампары
Каждый из нависающих над головой корпусов-"пальцев" имел по пять «фаланг» – пять спальных секций. На каждой «фаланге» с обеих сторон темнели широкие боковые вырезы для аэрации. Спящим артистам весьма показан морской воздух, насыщенный ароматами ночных цветов. Ночному туристу морской воздух тоже показан. Но без сильного запаха. «Ночному туристу почти не мешает ночной аромат, – подумал Кир-Кор, настраивая себя на восприятие источников ментальных полей. – Ночные драмы тоже почти не мешают».
Непросто настраиваться на ясночувствие, превозмогая при этом вязкость разлитых в воздухе ароматов. Ментальный пульс уснувшего человека слаб и прерывист, нащупать его нелегко. Даже в благоприятных одорационных условиях. Еще труднее будет нащупать достаточно близкое сходство сегодняшнего ментапульса (если вообще удастся его обнаружить) с сохранившимся в памяти ментапортретом спящей Винаты. Уверенно отождествить «сонный» оригинал и «сонную» матрицу-воспоминание по силам лишь яснодею. Да и то – яснодею высокого профессионального уровня. Что ж, за отсутствием таковых...
Запрокинув голову, Кир-Кор чутко фиксировал мерцания источников.
Первая секция первого корпуса... Не то. Вторая, третья... Тоже не то. В четвертой вообще никого нет. Пятая... В пятой – два источника ментальных полей повышенной интенсивности. Итак, в корпусе «большого пальца» – ничего похожего на ментапортрет Винаты. Теперь «указательный»...
Картина повторилась. С той только разницей, что никого не было в концевой секции – пятой.
По какому-то наитию Кир-Кор сосредоточил внимание на «безымянном». Первая секция. Не то. Вторая. Третья. Четвертая... Не то, не то, не то! Пятая. Внимание... Стоп!.. Запах мешает. Проклятые ароматы, м-маракас!..
Минуту он колебался. Меньше всего ему сейчас хотелось ошибиться. Он еще раз проверил свои ощущения и вынужден был признать, что смущает и дразнит его только источник на «безымянном».
Пятая секция. Десяток метров по прямой. А если использовать ограждение эспланады как трамплин – и того ближе. «На Россоши я прыгнул бы и без трамплина», – подумал Кир-Кор, проверяя сегодняшнюю свою способность мобилизовать энергию мышц для десятиметрового прыжка. «Здесь Россошь, здесь прыгай», – съязвил внутренний голос. Кир-Кор прикинул, где пройдет траектория взлета. И траектория падения (на случай, если ренатурация была не полной). Наметил цель – скобу для крепления аварийно-демпферного тросика, перевел дыхание и резко взял с места. Короткий разбег с выходом на трамплин, толчок обеими ногами, взлет в прыжке.
Кир-Кор повисел на скобе неподвижно, прислушиваясь. Подтянулся на одной руке, другой ощупал кромку подоконника аэрационного проема. Подтянулся выше и увидел Винату. С трудом подавил в себе желание окликнуть ее, разбудить. Бесшумно взобрался на подоконник, сел – прилив безмерной нежности вскружил ему голову. Усилием воли заставил себя отрезветь. Будить Винату – насильственно менять режим певицы в период ответственных состязаний. Дело совершенно непозволительное. Что остается? Остается ждать. Сидеть и терпеливо ждать ее пробуждения.
Он сидел и смотрел на обнаженное тело Винаты, достойное кисти Веласкеса. Или Джорджоне. «Истинно говорю, – произнес внутренний голос, – женщина – лучшее творение Галактики!» – «Вселенной?» – попробовал уточнить Кир-Кор. «Вселенную ты не знаешь», – не согласился внутренний голос. «Галактику, в сущности, тоже, – подумал Кир-Кор. – Один Планар чего стоит!..» – «Да ничего он не стоит!» – «Ну, не скажи...» – «По сравнению с красотой обнаженной Винаты Планар не стоит ровным счетом ничего!» – «Ну, если только для ровного счета...»
Вината спала беспокойно. Черные волосы разметаны по изголовью, простыня на овальном ложе кое-где была сорвана с «липучек» постельной подложки и обмотана вокруг ноги. В конце концов красавица ощутила полуночного гостя и, пробиваясь сквозь зыбкий кокон чутких своих сновидений, пролепетала:
– Самул, открой... это я...
– Я не Самул, – машинально ответил Кир-Кор. И уловил внезапную перегруппировку активных зон ее ментаполя. Аритмия пульсаций в активных зонах ему не понравилась. Похоже на приступ сильного страха...
Противоливневый козырек над аэрационным проемом заслонял почти все небо, но сияния даже одной яркой звезды было довольно неурочному посетителю, чтобы заметить, как взволнованно стали вздыматься налитые круглые груди спящей Винаты.
– Самул!.. – простонала она и тяжело задышала. Заметалась, точно в бреду. – Самул! Не надо, Кирилл!.. А-а-а! Кирилл, уходи! Самул!.. – Голос ее был неузнаваем. Не голос – жалобный стон смертельно напуганного человека.
«Я – кошмар ее сновидений!..» – внезапно понял Кир-Кор, сжимая ладонями немеющее лицо.
Огнем по нервам:
– Самул!..
Надрывные всхлипы. И снова:
– Самул!..
Кир-Кор бессильно опустил руки. Вспомнился «прогноз» Марсаны. Не захотел верить молве, затеял игру в прятки с самим собой.
– Успокойся, Вината, – проговорил он тихо, мягко, проникновенно. – Сейчас я уйду, и все образуется. Самул, должно быть, вернется.
Все рушилось. Все, о чем намечталось в разлуке. Пустые прожекты. Ну что ж... Самулу Самулово, а выбираться отсюда каким-то образом надо. Кириллу Кириллово... Можно, к примеру, покинуть этот не очень гостеприимный альков в режиме аварийно-спасательной эвакуации.
В подоконном боксе он нашарил круглую коробку демпферного тросика с ременной петлей и карабином защелки. Посмотрел на Винату и оставил коробку в покое. Случись что-нибудь – Вината здесь будет в ловушке. В катаготиях Театрального чего не случается... Он покатал в ладони собственноручно ограненный им для Винаты крупный кроваво-красный рубин, бросил на пол. Привстал на подоконнике и ухватился за край козырька. Вот уж не думал, что выбираться отсюда придется по крышам.
Пятая секция «безымянного» нависала над парапетом примыкающего к эспланаде бассейна. Отряхивая ладони, Кир-Кор взглянул на отраженные в спокойном зеркале воды лучистые бриллианты звезд. И пожалел, что глубокая часть бассейна, судя по вышкам с трамплинами, находится в противоположной стороне, да еще вдобавок отделена от мелководного «лягушатника» островком, всю площадь которого занимал гигантский баньян. А впрочем, баньян рос там не зря... Ближе других к баньяну был нависающий над водой торец среднего корпуса. Кир-Кор обернулся. Вверх по крутому склону террасами шли остекленные ярусы катаготия, испещренные шестиугольными дырами лоджий. На самом верху росли пальмы, и сквозь их частокол едва просматривался край хрустальной чаши амфитеатра. А еще выше сияло созвездие Козерога.
Беззвучно ступая по залитой пластиком крыше, Кир-Кор направился к стеклянному «барабану», откуда гигантскими пушками торчали тридцатиметровые цилиндры спальных корпусов. Ни одна из лоджий катаготия уже не светилась, умеренно были освещены только фойе, эскалаторы, холлы, кабины подъемников, и лишь в отдельных местах мерцали видеококоны. Фантазия о замурованном в скалах роботе-исполине поблекла. Теперь все это больше напоминало фрагмент антикварного фильма о космических войнах: таинственный броненосец-колосс, готовый к стрельбе планетарными бомбами из пяти пушек чудовищного калибра. Бух-ба-бах – планетка средних размеров вспухает аккуратным облачком пыли, а затем возвращаются бывшие почему-то в отсутствии хозяева загубленного мирка, и начинается жуткая круговерть межзвездной вендетты... «Колосс носит гордое имя „Самул“, – на ходу придумал Кир-Кор. – Или „Маракас“. Эх, Вината, Вината... Или Биргитта?..»
Начертанные на крыше огромные буквы сложились под ногами в веселое слово: И ПЕСНИ. Веселое слово было с союзом – очевидно, фрагмент девиза или приветствия для участников фестиваля. Вспрыгнув на «барабан» и перебравшись оттуда на цилиндр среднего корпуса, он еще раз взглянул на И ПЕСНИ. Веселое слово причиняло боль. «Песенный период в моей жизни решительно миновал», – подумал Кир-Кор, начиная разбег вдоль корпуса, на крыше которого было начертано: ТАНЦЫ.
Молниеносный толчок и, как всегда в прыжках на длинные дистанции, ощущение полета. Кир-Кор приближался к баньяну с неотвратимостью брошенного в цель томагавка. Перед тем как врезаться в крону, он увидел отраженную в воде «лягушатника» фигуру в светлом, летящую среди звезд.
Он вытянул руки вперед для защиты лица, свел вместе локти и со свистящим шелестом вспорол пышный слой жесткой листвы – упругие ветви гасили скорость. Даже способность видеть во мраке не сразу позволила ему безошибочно сориентироваться во встречном хлестком хаосе и правильно выбирать ветви, удобные для тормозных полузахватов. Один полузахват, второй, третий... Попытка захвата опасно не удалась: хруст, переворот через голову, сильный рывок за штанину. И финиш: изумительно мягкая остановка в каком-то заполненном листьями углублении с колышущимися стенками. Иона в чреве кита... Уф, сколько здесь мусора! Хворост, листья, пух, перья. И самое неприятное – паутина и пыль.
