Роджер Желязны - Умереть в Италбаре
«Продолжай за ним следовать…»
«Я продолжаю. Подожди. Что-то, что-то…»
«Что такое?»
«Я не знаю. Шар – что-то о шаре…»
«Этот шар? Тот который мы сделали?»
«Нет, шар, кажется, только служит стимулом, теперь он расслабляется и появляются независимые ассоциации… Этот шар… Нет. Это другое. Отличное…»
«На что похоже?»
«Большое и со звездами на заднем плане. Внутри…»
«Что?»
«Человек. Мертвый человек, но он двигается. И также много всякого оборудования. Медицинского оборудования. Шар – это корабль – его корабль. Б Коли…»
«Пелс. Мертвый доктор. Занимается патологией. Я читал некоторые его записки. Что он?»
«Морвин ничего, событие уходит из его сознания, и шепчущие мысли закрадываются снова. Но что-то там есть для меня. – Мое сновидение. Сновидение, о котором я предупреждал тебя, то, что я говорил, что он несет – это что-то похожее. Или связано с ним.»
«Я должен узнать.»
«Не от Морвина, он не знает. Это просто факт, что знание, которое тебе нужно, соединено с Пелсом, и что он в твоем присутствии размышляет о мертвом докторе, который угрожает тебе. Я – Капитан, прости меня! Я посредник! Расскажи я тебе о моем сне неделю назад, хотя, правда, разглядел этот ключ только теперь и рассказал тебе об этом, не было бы опасности. Путь к решению идет через Пелса, не через Морвина. Я оставил полную тишину. – просто уклонился от соединения с мертвым доктором.»
Странно. Очень странное сплетение. Но мы узнали информацию, которую желали. Мы сможем поработать с ней позже. Давай не будем откладывать. Изгони Пелса из своих мыслей и никогда не вспоминай о нем.
«Не теперь, Шинд. Сейчас ты должен помочь мне пройти через память своего брата.»
«Очень хорошо. Я помогу тебе, но…»
«Сейчас, Шинд.»
А затем он оказался там снова, двигаясь вдоль островков библиотеки мозга брата. В ней каждое создание, переживающее целую палитру чувств от смутных до рождения до настоящих бессознательных, лежало перед ним. Он прошел через страшное воспаленное пятно, через которое проходил ранее. Определив это, начал подвигаться ближе. Вздрагивая от боли страха смерти, кошмарного места, он переборол себя, чтобы протиснуться глубже внутрь. Это был сон Тава, что пришел раньше, но свойства сохранения памяти подвесило его там, как все другие, в галерее его агонии. Спирально перекрученное уродливое пятно с двумя ответвлениями, будто извивающимися ногами, все прошитое линиями пламени, как от хвоста зеленой кометы; призрачные молнии около дна очерчивали смутное, похожее на лицо, пространство – Малакар не знал доселе подобного создания – отвратительное лицо – пространство лежало между мгновениями жизни и смерти, красные слезы устремлялись от него во всех направлениях, падая на пятно и за его пределы, на призрачную серебряную поверхность кристалла или тонкого язычка серебряного пламени. В центр всего этого, из своей собственной памяти, Малакар швырнул главную карту ОЛ, где каждое солнце было таким смутным – как клетка в умирающем теле! Это заняло мгновение, и Малакар проговорил:
«Теперь, Шинд!» – и услышал вопль Морвина. Но также услышал, что насадки ожили.
Он выполнял то, от чего сам тоже орал; и продолжал пока Шинд не вытащил его. Затем мгла, словно молния, вонзилась в него.
Мир, названный Клич удалялся за его спиной. Через несколько часов он должен оказаться за пределами этой маленькой системы и войти в субпространство. Он отвернулся от консоли и принес длинную, тонкую сигару из запаса, что сделал, взяв их из конторки мертвецов, там, в космическом порту мертвецов.
Все продвигалось намного быстрее на этот раз, проходило через большие площади практически мгновенно. Что это было? Он не смог даже узнать условий. Могло случиться так, что он стал местом размножения новых заболеваний?
Хейдель зажег сигару и улыбнулся.
Его язык был черен, склеру глаз покрывала желтизна. Очень мало здоровой ткани теперь можно было заметить на его теле. Он стал бесцветной массой язв и припухлостей.
Хейдель захихикал и выдохнул дым, когда его глаза упали на его отражение в увлажнившемся экране слева.
Он прекратил хихикать, и улыбка медленно сползла с лица. Он отложил сигару и наклонился вперед, изучая лицо. Это впервые, когда Хейдель видел его с тех пор – Когда? Где? Италбар, конечно. Где это все началось.
Он рассматривал линии, что выглядели как пожарища, темные рубцы, пересекающие щеки.
Что-то внутри него решалось в тот момент, приближало свои пальцы к его желудку и сдавливало.
Он отвернулся от экрана, дыхание участилось. Внезапно он обнаружил, что болен. Руки задрожали.
«Мое появление не нуждается в крайностях, чтобы достичь желаемого эффекта», – решил Хейдель. – «За три недели до этого я достиг вершины. Можно было также войти в ремиссию и привести себя в порядок».
Он заметил сигару, снова затянулся. Опустил левую руку, чтобы не попадалась на глаза. И не оглядывался назад, на экран.
После того как он вошел в ДС, Хейдель включил экран переднего обзора и оглядел звезды. Центрируясь вокруг точки, расположенной непосредственно перед ним, они закручивались в долгие горящие спирали, некоторые по часовой стрелке, другие против. Он висел там, в абсолютном безмолвии, некоторое время изучая круговое движение вселенной.
Затем откинулся в кресле, закрыл глаза, сложил руки и последовал за долгим следом, который он не брал со времен
…Шел, быстро, через дымку. Голубое, голубое, голубое. Голубые цветы как головы змей. Экзотический аромат в воздухе. Голубая луна сверху, голубые вьюны на низких ступенях.
Вверх, в сад.
Голубые насекомые плавали вокруг него, и когда он отгонял их прочь, то видел свою руку.
«Что-то произошло, – решил он, – Как только я пришел в это место я обновился».
Он продвигался по саду и чувствовал трудно уловимую перемену, хотя не было ничего особенного, что мог бы заметить, чтобы объяснить свое чувство.
Он возвел глаза к небу, но там находилась только неподвижная луна.
Прислушался, но не услышал пения птиц.
Туман полз по щиколоткам. Первый блестящий камень, когда он подошел к нему, отбрасывал свет своими призмами. Бабочки исчезли. Действительно, место частично покрылось коконами из паутины, внутри которых дюжины жирных голубых гусениц висели, приклеенные, сжимались, изгибались в U-образную форму и медленно снова выпрямлялись. Под заканчивающимися шишечками рожками, их фасетчатые глаза вспыхивали как сапфиры. Как он заметил, все они ухитрились повернуться в его направлении и поднять свои головы.
Он не смотрел на другие камни, мимо которых проходил, но продвигался вперед со все более нарастающим напряжением, пробираясь через заросли кустов.
Когда он заметил ее, то заспешил в том направлении; и как всегда свет блекнул при его приближении. Он увидел беседку.
Она имела такой вид, как никогда перед этим. В тени, мирная, холодная, это было всегда. Сейчас, однако, каждый камень четко очерчен языками холодного голубого огня. Внутри стояла абсолютная тьма.
Он остановился. По спине пробежал холодок, перешедший в дрожь.
«Что произошло?» – спрашивал он себя. – «Такого никогда не бывало прежде. Может она сердится на меня? Почему? Возможно я должен войти. А может надо ждать здесь, пока не придет время возвращаться. Или, может, я должен уйти немедленно. Воздух наэлектризован. Как перед штормом…»
Он стоял там, вглядываясь, ожидая. Ничего не происходило внутри тишины. Звон в ушах усиливался. Шея у позвоночника запульсировала, затем это передалось рукам и ногам.
Он решил уйти, и обнаружил, что не может сдвинуться с места.
Пульсация распространилась по всему телу.
Он почувствовал побуждение двигаться вперед. Не по желанию, скорее по принуждению. Дрожа, он двинулся вперед.
Когда вошел, его чувства стали не теми, что он испытывал прежде. На этот раз он надеялся, что не увидит тень улыбки, дрожащий свет зрачков, мочки ушей, необыкновенные волосы, блеск лунных лучей на беспокойных руках, на плечах.
На этот раз он надеялся, что такого не случится.
Он подошел к каменной скамье, что бежала вдоль стены и сел.
– Дра Хейдель ван Химак, – пришли слова, и пробудили желание подняться и бежать, но он не сдвинулся с места. Они были более свистящими, чем обычно, и их дыхание холодом прошлось по щеке. Он отвернул лицо.
– Почему ты не повернешься и не посмотришь на меня, Дра ван Химак? Ты всегда желал этого прежде.
Он не ответил. Она была та же самая – еще отличие. Все и вся переменилось.
– Дра ван Химак, ты не повернулся и ты не ответил мне. Что случилось?
– Леди…
– Будь благороднее. Достаточно, наконец, что ты пришел домой.
– Я не понимаю.
– Ты в конце концов сделал правильную вещь. Теперь звезды вращаются своим курсом, и моря проходят неразрывной цепью.
«Это нежный голос», – решил он. – «Более чем прежде. Эта внезапная перемена, что меня тревожит. Сад слишком привлекателен».
