Уильям Гибсон - Все вечеринки завтрашнего дня
– Они вам дадут еще один номер. Вы идете с ним к любому банкомату, показываете любое удостоверение личности с фотографией, набираете номер. Банкомат вам выдаст кредитный чип. На нем должно быть достаточно, чтобы продержаться несколько дней, но если не хватит, звоните мне.
От нахождения в замкнутом помещении у Райделла появилось чувство, что он попал в один из тех старомодных фильмов о подводных лодках, в эпизод, где вырубают все двигатели и ждут, тихо-тихо, потому что знают, что торпеды уже в пути. Здесь было в точности так же тихо, возможно, из-за того, что банк был прочно построен; единственным звуком было журчанье бачка унитаза, что, подумал он, только усиливало иллюзию.
– Ладно, — сказал Райделл, — допустим, что все сработает, как должно сработать; кого же вы все-таки ищете, и что значила ваша фраза об умирающих людях?
– Европеец, мужчина, далеко за пятьдесят, возможно, с военным прошлым, но это было очень давно.
– Что сужает круг поисков, скажем, примерно до миллиона подозреваемых — здесь, в Северной Калифорнии.
– Райделл, все сработает таким образом, что он сам вас найдет. Я скажу вам, куда пойти и что попросить, и все вместе привлечет к вам его внимание.
– Звучит чересчур просто.
– Попасть в поле его внимания будет легко. Остаться в живых после этого — нет.
Райделл немного подумал.
– Так что я должен буду для вас сделать, когда он найдет меня?
– Вы зададите ему вопрос.
– Какой вопрос?
– Еще не знаю, — ответил Лэйни, — я над этим сейчас работаю.
– Лэйни, — сказал Райделл, — что все это значит?
– Если б я только знал, — сказал Лэйни, и вдруг его голос стал очень усталым, — мне бы, наверно, не пришлось находиться здесь. — Он замолчал. И повесил трубку.
– Лэйни?
Райделл сидел и слушал, как журчит унитаз. В конце концов, встал, снял сумку с крюка и покинул кабинку.
Вымыл руки под тонкой струйкой холодной воды, убегавшей в черную раковину из искусственного мрамора, всю покрытую коркой желтушного промышленного мыла, после чего проделал обратный путь по коридору, узкому из-за картонных коробок, набитых, как ему показалось, сантехническим инвентарем.
Он был полон надежды, что Кридмор с мамашей музыки кантри уже позабыли о нем и свалили.
Не тут-то было. Дама трудилась над тарелкой яичницы, а Кридмор — пиво зажато меж джинсовых бедер — злобно таращился на двух огромных, припорошенных гипсом работников стройки.
– Привет, — сказал Кридмор, когда Райделл прошел мимо них, таща на плече свою сумку.
– Привет, Бьюэлл, — ответил Райделл, взяв направление на входную дверь.
– Эй, ты куда пошел?
– На работу, — ответил Райделл.
– Работа, — донесся до него голос Кридмора, — вот ведь дерьмо!
Но дверь с размаху захлопнулась за ним, и он очутился на улице.
15. ВНОВЬ ЗДЕСЬ, НАВЕРХУ
Шеветта стояла рядом с фургоном, глядя, как Тесса выпускает на свободу "Маленькую Игрушку Бога". Платформа камеры, будто лепешка майлара или надувшаяся монета, наполнилась водянистым светом дня, поднимаясь в воздух и трепыхаясь, а потом выровнялась и закачалась на высоте примерно пятнадцати футов.
Шеветта чувствовала себя очень странно, вновь оказавшись здесь, видя знакомые бетонные танковые ловушки, за ними — немыслимые формы самого моста. Место, где она когда-то жила, — хотя теперь это казалось сном или жизнью постороннего ей человека, — там, на вершине ближайшей кабельной башни. Вон в том кубике из фанеры, высоко-высоко, она и спала, пока огромные порывы ветра толкали, крутили, хватали мост, и порой она слышала, как тайно стонали сухожилия моста, звук этот несся вверх по скрученным канатам, слышимый только ею, Шеветтой, прижавшей ухо к гладкому, словно дельфинья спина, кабелю, который поднимался из овальной дыры, пропиленной в фанерном полу лачуги Скиннера.
Ныне Скиннер был мертв, и она это знала. Он умер, пока она ошивалась в Лос-Анджелесе, пытаясь стать кем-то, кем, как она тогда думала, ей хотелось бы стать.
Она не приехала на похороны. Народ на мосту не устраивал из этого события; а владение собственностью здесь было главной заботой закона. Она не была дочерью Скиннера, а если бы и была и захотела владеть этим кубом из фанеры на вершине кабельной башни, вопрос сводился только к проживанию в нем, пока он был ей нужен. Он не был ей нужен.
Но горевать в Лос-Анджелесе по Скиннеру было попросту невозможно, а сейчас это все вдруг всплыло, она вернулась в то время, когда жила у него. Как он нашел ее, слишком больную, чтобы идти, и перенес к себе в дом, и откармливал супом, который покупал у корейских торговцев, пока она не поправилась. Потом он оставил ее в покое, ни о чем не спрашивая, принимая ее, как принимают птицу, севшую на подоконник, пока она не научилась в городе велосипедной езде и не стала курьером. И вскоре они поменялись ролями: слабеющий, нуждающийся в помощи старик, и она — та, кто достанет суп, принесет воды, позаботится, сварен ли кофе. И так шло до тех пор, пока она, по собственной глупости, не попала в беду и в результате встретила Райделла.
– Ветер унесет эту штуку, — предостерегла она Тессу, которая надела очки, позволявшие видеть сигнал порхающей камеры.
– У меня в машине еще целых три, — сказала Тесса, натянув на правую руку скользкую с виду черную контрольную перчатку. Она поэкспериментировала с тачпадом, запустив миниатюрные пропеллеры платформы и прогнав ее по кругу диаметром в двадцать футов.
– Нам нужно нанять кого-нибудь охранять фургон, — сказала Шеветта, — если хочешь увидеть его снова.
– Нанять кого-нибудь? Кого же?
Шеветта указала на тощего чернокожего мальчишку с немытыми дредами до самого пояса.
– Ты, как тебя звать?
– А тебе-то что?
– Заплачу, если присмотришь за фургоном. Вернемся — чип на пятьдесят. По рукам?
Мальчик равнодушно смотрел на нее.
– Звать Бумзилла, — сказал он.
– Бумзилла, — сказала Шеветта, — присмотришь за этим фургоном?
– По рукам, — сказал он.
– По рукам, — сказала Тессе Шеветта.
– Эй, леди, — сказал Бумзилла, ткнув пальцем в сторону "Маленькой Игрушки Бога", — я хочу эту штуку.
– Оставайся тут, — сказала Тесса, — нам понадобится местный оператор.
Тесса касается пальцами черного тачпада на ладони перчатки. Платформа камеры пролетает второй круг и выплывает из поля зрения, над танковыми ловушками. Тесса улыбается, увидев то, что увидела камера.
– Пошли, — сказала она Шеветте и направилась в проем между ближайшими ловушками.
– Не туда, — сказала Шеветта. — Вон туда. — Существовала единственная тропа, по которой все шли, если просто хотели пройти к мосту. Избрать другой путь означало или невежество, или желание срочно облегчиться.
Она показала Тессе дорогу. Дорога воняла мочой из расщелин между бетонными блоками. Шеветта шла быстрее, Тесса поспевала сзади.
***
И снова вышли в этот влажный свет, но теперь он лился не на киоски и торговцев, как помнила Шеветта, а на красно-белый фасад типового магазина самообслуживания, нагло, по самому центру загородившего вход на оба уровня моста, на надпись "Счастливый дракон" и на содроганье картинок, ползущих вверх по фирменной башне из видеомониторов.
– Чтоб мне гореть в аду, — заявила Тесса, — это что, тоже часть "промежуточного сообщества"?
Шеветта остановилась в изумлении.
– Как они только осмелились?
– Так и осмелились, — сказала Тесса. — Самое выгодное расположение.
– Но это… это прямо как "Округ Ниссан".
– "Платный аттракцион на входе". Этот район — приманка для туристов, так?
– Много же народа отправится туда, где нет полиции.
– Автономные зоны заманчивы сами по себе, — сказала Тесса. — Данная зона здесь уже так давно, что стала для города почтовой открыткой номер один.
– Страх божий, — сказала Шеветта, — это… это же просто убийство.
– Кому, как ты думаешь, корпорация "Счастливый дракон" платит за аренду? — спросила Тесса, гоняя платформу туда и обратно, чтобы снять панораму фасада.
– Без понятия, — сказала Шеветта. — Эта хрень стоит прямо посреди того, что раньше было улицей.
– Забудь об этом, — сказала Тесса, двинув вперед, в гущу пешеходного движения, втекающего и вытекающего с моста. — Мы прибыли как раз вовремя. Мы сделаем хронику местной реальной жизни, пока никто не успел застолбить эту тему.
Шеветта отправилась следом, еще не разобравшись, что она чувствовала.
***
Ленч они ели в мексиканской забегаловке под названием "Грязен Господь".
Шеветта не помнила ее по прошлой жизни, но забегаловки на мосту частенько меняли название. А также размеры и форму. Так получались странные гибриды: например, салон причесок и устричный бар решали объединиться в более крупное заведение, где подстригали волосы и подавали устриц. Иногда этот метод срабатывал: одним из "долгожителей" на мосту со стороны Сан-Франциско был салон татуировок, наносимых вручную, кормивший завтраками. Там можно было сидеть над тарелкой яичницы с беконом и наблюдать, как кого-то колют иголкой по нарисованному от руки трафарету.
