Николай Перумов - Враг неведом
Густые заросли скрыли то, что впереди осталось лишь двое юношей, а не трое. Гилви некоторое время подозрительно повертела головой, однако мало-помалу успокоилась. Всяко бывает. Опасности нет. Её бы она почуяла. Быть может, как раз и наступают те времена, о которых предупреждал Учитель, когда магия откажет – до тех пор, пока не будет схвачена Джейана – отступница.
* * *
Джейана лежала не двигаясь и лишь глядя на Дима широко раскрытыми безумными глазами. Где она странствовала? Что ей пришлось вытерпеть? Как случилось, что Лиззи освобождена и подброшена в клан, а былая главная Ворожея сделалась, похоже, самым страшным врагом Учителей, хуже самого злобного Ведуна?..
– Джей. Слушай меня внимательно, – еле слышно хрипел Дим прямо в ухо девушке. – Ты понимаешь меня?
Лёгкий кивок головы, в глубине больших глаз медленно-медленно разгорается знакомый огонь Джейаны Неистовой.
– Тогда слушай и запоминай. В клане дела плохи. Тебя разыскивают Учителя. Велено схватить во что бы то ни стало. Фатима стала и вождём, и Ворожеей…
Нетерпеливый кивок, словно говорящий: «Знаю! Дальше!»
– Так вот, она поклялась Великим Духом, что, если ты только объявишься на этих землях, тебя немедля схватят. Ты объявлена отступницей. Ты вне закона. Так сказал Учитель. Ни один клан не даст тебе убежища. Нам грозят великими бедами. Говорят, что не станет магии… Так что тебе надо где-то спрятаться.
– Я… еды… – еле слышно прошелестели запёкшиеся губы.
– Ой прости. – Дим рванул завязки котомки, сорвал с пояса долблёнку. – Ешь, пей… только ни слова мыслями – тут рядом Гилви, она тебя ненавидит люто, а мыслеречь чувствует, наверное, лучше самой Фатимы…
– Поняла… – пальцы Джейаны уже ломали толстые ломти печёных толстяков. – Говори… дальше… – Она припала к горлышку долблёнки.
– Вся власть в клане ныне у Фатимы, – продолжал хрипеть Дим. – Она всем заправляет… всеми командует. Парни… в загоне… Любое слово соплячки – приказ… Крепко злы все, того и гляди пойдут стенка на стенку… в память о Твердиславе ещё держимся. Кончать надо с этим… и поскорее. На тебя вся надежда. Мы в боевой магии не так сильны.
Джейана прикрыла глаза. Никогда прежде она не ела с таким зверским аппетитом. Она знала, что после долгого поста нельзя накидываться на еду, надо привыкать к пище постепенно – и заставила себя оторваться от трапезы, съев едва один ломоть. Ничего. Теперь наверстает.
Зато в воде она себе не отказывала.
Мало-помалу голова прояснялась. Гибельная слабость отступала. Сила иссушила девушку, однако теперь всё будет в порядке. Может быть, именно поэтому, из-за крайней степени истощения, она и восприняла услышанное от Дима так спокойно.
Ах, Фати, Фати, подружка Фати! С какой же охотой ты сдала меня… Джейана не слишком удивлялась – всегда, даже в её девчоночью пору, находились любительницы понаушничать. Вождю ли, главной Ворожее или даже Учителю. Но Фатима оставила их всех далеко позади. «А ведь она и в самом деле схватила бы меня, – мелькнула мысль. – Схватила, пока я едва стою от слабости и не могу даже запалить лучинку. А потом отдала бы Учителям… Интересно, зачем я им понадобилась, если не они стоят за всеми этими островами магов и тому подобным?»
– Надо тебя спрятать, – шептал тем временем парень. – Отлежишься, отъешься… а потом Фатиме как следует выдашь. По первое число! Чтобы и как зовут её забыла!
«Да, наверное. Наверное, я сумею с ней справиться, несмотря на то, что Фатима ныне владеет Ключ-Камнем, а я ещё не знаю, сумею ли подчинить Силу, находясь здесь, наверху, а не в подземельях. Но всё равно. Клан на неё не оставлю. Не оставлю ни за что, слышите?! Этому не бывать. Никогда!»…
…Сказать «мы тебя спрячем», как известно, намного легче, чем сделать. Чтобы его не хватились из-за долгого отсутствия, Дим шагал широким мерным шагом, то и дело подхватывая мгновенно выбивавшуюся из сил Джей на руки. Она не сопротивлялась, лишь – память о Твердиславе! – старалась не прижиматься слишком плотно. Отчего-то это казалось постыдным, грязным, нехорошим – хотя тот же Дим совсем недавно попросту лежал на ней, прижимая к земле.
Они шли на северо-восток, куда не столь часто забредали охотничьи экспедиции Твердиславичей. Правда, неугомонная Фатима гоняла народ по десять раз проверять одно и то же место, приговаривая – мол, ещё вчера не было, а сегодня, глядишь, появится. Да и зима на носу, холода, метели. В шалаше не перезимуешь. Надо уходить на юг, неожиданно всплыло в голове. Надо уходить на юг… начинать оттуда. Но пока что надо поставить Джей на ноги.
Все их прошлые ссоры и раздоры мгновенно оказались преданы забвению. Сейчас главное – спасти клан, пока распря не стала всеобщей. Потому что тогда вмешаются Учителя… и кто знает, останется ли от Твердиславичей хотя бы одно лишь имя.
* * *
Буян закончил строить шалаш. Собственно говоря, «шалашом» это основательное сооружение назвать можно было лишь с изрядной натяжкой, просто уж так само выговаривается. Да и то сказать – что же это за дом, возведённый без топора, без пилы, без иной плотничьей снасти? Пусть даже углы – на могучих глыбах, пусть стены – из брёвен чуть ли не в обхват толщиной, пусть крыша крыта дёрном – всё равно. Стволы не ошкурены, комли выставили на всеобщее обозрение растопырку щепы, оставшейся, когда Буян лапами ломал толстенные стволы. Кое-где торчали даже корни.
Окна пришлось мало что не прогрызать. Очаг он сложил из дикого камня; после того, как с Буяна сошло семь потов, удалось устроить нормально тянущий дымоход.
Не жалея себя, ладил лежаки, полки (появится ведь в конце концов, что на них ставить!), мастерил посуду, плёл корзины и вообще делал всю ту немереную прорву дел, что бывает всегда при поставлении нового дома.
Он почти всё время молчал. Говорить стало не с кем. Ольтея который уже день лежала без сознания. Молния этой проклятой соплячки Гилви – да поразит её Великий Дух бесплодием, чтобы никто из парней на неё даже и не покосился! – всё-таки сделала своё чёрное дело.
На безупречном теле ламии не осталось ни единой раны. Она дышала медленно и мерно – однако Буян готов бы поклясться, что дыхание это с каждым днём становится всё слабее и слабее.
Буян ухаживал за ней как мог. Близились холода, нужно было укрытие – и он затеял строительство. Выбрал самое глухое место, надеясь, что уж тут точно не найдут; но, помимо этого, не жалея сил, таскал дёрн, вознамерившись обложить им не только крышу, но и стены, так, чтобы со стороны шалаш походил бы на обычный холм, каких немало в здешних лесах.
Что случилось с Лиззи, что вообще происходит в клане, он не знал. Пару раз, отправляясь на охоту (он отпаивал Ольтею горячим мясным бульоном, свято веруя, что это поможет одолеть любую хворь), Буян сталкивался с Твердиславичами. Была пора больших осенних облав, однако сородичи если на кого-то и охотились, то явно не на обычного промыслового зверя. Скорее они кого-то ловили… уж не его ли?
Он боялся схватки, боялся, как бы вновь не пришлось убивать или хотя бы ранить своих, однако всё обошлось. Незамеченным он возвращался назад, свежевал дичину, варил мясо в большом каменном котле (счастливая находка, что бы он без неё делал!), поил бесчувственную Ольтею… а потом долго сидел возле неё, глядя на замершее лицо и едва-едва заметно подрагивающие ресницы. С каждым днём они подрагивали всё реже и всё слабее…
Сегодня день оказался и вовсе дурным. Губы ламии так и не открылись, когда Буян поднёс к ним сплетённую из коры плошку с горячим, дымящимся варевом.
И тогда он испугался. Испугался даже сильнее, чем в тот проклятый день, когда они со Ставичем и Стойко нарвались в лесу на серую боевую копию Творителя Дромока.
Он уже знал, что такое одиночество. И, видит простивший его Великий Дух, второй раз он ни за что бы не остался один. Тогда он этого не понимал. Цена, заплаченная за осознание этого, была непомерно высокой.
Он растерянно поставил плошку на камни. Раньше он надеялся, что всё наладится, что в один прекрасный день Ольтея придёт в себя; гнал прочь чёрные мысли, а вот теперь понял – как и Лиззи, ламия медленно умирает. И есть только одна сила, способная её спасти.
Великий Дух? О нет, конечно же, нет! Всеотцу нет дела до ведунских тварей. Для него они все на одно лицо. Вседержитель лишь терпит их, посланных для испытания твёрдости и праведности Его детей. Значит – надо вновь идти… к Творителю Дромоку. Просить. Невесть как, но просить. Отчего-то Буян не сомневался, что Дромока едва ли тронет смерть какой-то там ламии. Для Творителя все они были не более чем «копиями», созданными для определённой цели. Захочет ли он лечить Ольтею? Ведь заставить его нельзя. Никакими силами…
Что будет с ним самим, перебившим немало созданий того же самого Творителя, Буян даже и не подумал.
Сказано – сделано. Завернул бесчувственную ламию в кособрюхову шкуру, легко, точно перышко, закинул на плечо, подпёр дверь «шалаша» колом и пустился в дорогу.
![Владимир Васильев - UFO: враг неизвестен [Враг неведом]](/uploads/posts/books/52553/52553.jpg)
