Алан Фостер - Тар-Айимский Кранг
На одной из многочисленных больших пушистых кушеток сидели две фигуры. Одну он узнал сразу же: Малайка. Другая – поменьше, белокурая и с совершенно иными формами. Большую часть ее покрова составляли длинные, до талии, волосы.
Голос, грохотавший из горла с толстыми мускулами, походил на оживающий спящий вулкан:
– Же! Вот и наши гости. Сиссиф, дорогая, беги и стань еще прекрасней, Ндийо?
Он оглушительно чмокнул ее в щеку и направил вон из помещения звучным шлепком по самой выдающейся части ее тела. "А у него новая, – подумал Флинкс. – Блондинка и с немного более зрелой фигурой, чем последняя." Вкусы торговца явно росли вместе с животом. Правда, последний пока еще только чуточку бросался в глаза.
– Ну и ну! – прогремел Малайка, сверкнув с эбеново-черного лица белыми зубами, заискрившимися среди клочьев кудрявой бороды. Он в два шага подошел к ним и пожал руки. – Бран Цзе-Мэллори и эйнт Трузензюзекс. Узитави. Тот самый Трузензюзекс?
Инсектоид исполнил еще один из своих медленных грациозных поклонов:
– Вынужден признать себя виновным в предъявленном обвинении.
Флинкс нашел время восхититься способностями инсектоида. Из-за природы их физиологии движения транксов бывали крайне скованными. Увидеть, чтобы транкс кланялся так, как Трузензюзекс, доводилось исключительно редко.
Когда Челанксийское Содружество еще только образовывалось, люди дивились искрящейся голубой и зеленоватой гамме тел транксов и обмирали от испускаемого ими естественного аромата. И сокрушенно гадали, какими транксы найдут их самих, тусклых, вонючих, мягких. А транксы увидели гибкость в паре с твердостью, с которыми ни один транкс никак не мог и надеяться соперничать. Вскоре гастролирующие танцевальные труппы с гуманоидных планет вошли в число самых популярных видов выступлений на сценах транксийских колоний и метрополии.
Но, по меньшей мере, от грудной клетки и до макушки Трузензюзекс производил впечатление сделанного из резины.
Малайка закончил обмениваться рукопожатиями с ними обоими, а затем преподнес Флинксу еще один небольшой сюрприз. Вытянув голову, коммерсант коснулся носом антенны инсектоида. Так человек мог ближе всего подойти к исполнению традиционного приветствия транксов путем переплетения антенн. Но, впрочем, напомнил он себе, человек, ведший дела со столь многими расами, обязан знать все жесты ради обыкновенной вежливости… и коммерции.
– Садитесь! Садитесь! – проревел он тоном, который, несомненно, считал мягким. – Какого вы мнения о моей маленькой мвензангу, а? Спутница, – добавил он, видя их озадаченность, и дернул головой в том направлении, куда удалилась девушка.
Цзе-Мэллори ничего не сказал, хватило и огонька, вспыхнувшего в его глазах. Трузензюзекс пошел дальше:
– Если я правильно понимаю текущие человеческие ценности, то рискнул бы сказать, что такие пропорции мраморных тел по отношению к ширине тазовой области рассматриваются как необыкновенно эстетичные.
– О, звезды! – заржал Малайка. – Вы, сэр, бесспорно, ученый. Какая сила наблюдательности! Что я могу предложить вам выпить?
– Мне – имбирный лимонад, если у вас есть хорошего года.
– Пхе! Есть, положитесь на мое слово, сэр, вы найдете его приятным на вкус, если вы тот самый Цзе-Мэллори, о котором я слышал. А вам, сэр?
– У вас случайно не найдется немного абрикосового бренди?
– Ого! Не только ученый, но и гурман! Думаю, мы сможем вас обеспечить, дорогой философ. Но для этого понадобиться вылазка в погреба. Я не часто принимаю таких знающих толк гостей.
Тень, провожавшая их от лифта, все еще маячила, словно призрак, в глубине помещения.
– Позаботься об этом, Вульф. – Страж незаметно поклонился и ушел, волоча ноги, прихватив с собой нечто, витавшее в воздухе. Флинкс, более чувствительный к этому, чем другие, почувствовал облегчение, избавившись от его присутствия.
Теперь этот сердечный голос в первый раз несколько утратил свой добродушно-шутливый тон.
– Же? Что привело вас сюда, в Драллар? И притом втихую. – Он переводил быстрый взгляд с одного невозмутимого лица на другое, медленно оглаживая свою густую ассирийскую бороду. – Как ни сильно льстит это моему самолюбию, я не могу поверить, что такой въезд украдкой в наш прекрасный город совершили только ради удовольствия составить мне компанию. – Он выжидательно нагнулся вперед на манер, предполагавший, что он умел нюхом чуять деньги, по меньшей мере, ничуть не хуже Мамаши Мастифф.
Малайка уступал ростом Цзе-Мэллори, но почти вдвое превосходил его по ширине и обладал телосложением отставного борца. На смуглом лице, носившем чекан королей древней Мономотапы и Зимбабве, сверкали потрясающе белые зубы. Из рукавов небрежно подпоясанного полушелкового халата без швов высовывались массивные волосатые руки. И ноги под стать им, крепкие на вид, как железное дерево Мотылька, выпирали из плиссированных складок на коленях. Короткие узловатые пальцы на вывернутых наружу ступнях обладали большим сходством с кишевшими на таких растениях древесными паразитами. По крайней мере, на одной ноге. Другая, знал Флинкс, кончалась у колена. Подзаправленные кредитами, хирурги-протезисты сделали ему все возможное и невозможное, чтобы левая стопа соответствовала своему естественному эквиваленту справа. Соответствие было не совсем идеальным.
Настоящую, как узнал Флинкс на одной из вечеринок Малайки от разговорчивой молодой женщины, коммерсант потерял еще в юности. Он занимался добычей мехов на планете мелкого солнца из созвездия Дракона, когда на его отряд напал ледовый ящер. Попавшись довольно глупо, вдалеке от своего оружия, они беспомощно смотрели, как хищник инстинктивно выбрал самого слабого члена их отряда, юную бухгалтершу. Вмешался только один Малайка. Не имея подходящего оружия, он заставил зверя задохнуться очень простым приемом: вогнал тому в глотку свою левую ногу. Никто не ожидал от прагматичного коммерсанта такого крайне смелого поступка. К несчастью, к тому времени, когда его смогли доставить в достаточно оснащенный госпиталь, конечность уже не поддавалась никакому лечению.
– Мы не намерены вас обманывать и не думаем, что это удалось бы, друг Малайка. Нам действительно случилось напасть на след того, что, у нас имеются веские причины так думать, вы сочтете ценным. Для нас, однако, это означает намного больше, чем жалкие несколько сотен миллионов кредитов.
Флинкс сглотнул.
– Но, – продолжил Цзе-Мэллори, – наши личные ресурсы ограничены, и поэтому мы вынуждены, хоть и с неохотой, искать сторонний источник помощи. С открытым кредитом и закрытым ртом.
– И поэтому вы направили стопы ко мне. Ну и ну! Кажется, я все-таки буду польщен. Я бы был нечестен, если бы сказал, что мне это не льстит. Тем не менее, вы, разумеется, должны доказать, что то, на что вам требуется моя финансовая поддержка, принесет мне прибыль… в твердых кредитах, а не в чем-то неосязаемо-философском. Прошу прощения, друзья. Расскажите мне побольше об этой штуке, что стоит намного больше, чем всего лишь несколько миллионов кредитов.
– Мы ожидали от вас именно такой реакции. Любая другая, честно говоря, вызвала бы у нас подозрения. Это – одна из причин, почему мы чувствуем, что можем быть откровенными с вами.
– Меня очень утешает сознание того, что вы заранее все предусмотрели в моем поведении, – сухо сказал Малайка. – Продолжайте же.
– Мы могли бы обратиться в правительственную организацию, но самые лучшие из них, несмотря на официальные заявления Церкви, чересчур часто коррумпированы. Мы могли бы обратиться и в крупную филантропическую организацию. А они чересчур подвержены шоку. В конечном итоге мы решили, что лучше всего обратиться туда, где обещание большой прибыли гарантирует эксклюзивность нашего предприятия.
– А если предположить, что я соглашусь вложить феда в это предприятие, какие у вас гарантии, что я тут же не убью вас, если оно окажется успешным, и не вернусь с предметом поиска и двумя аннулированными чеками?
– Очень простые. Во-первых, как бы странно это ни звучало, мы знаем, что вы в своих делах человек надежный и разумно честный. Это оказалось среди наилучших ваших товаров и окажется еще не раз, несмотря на тот кровожадный образ, который ваши публицисты любят рисовать доверчивой публике. Во-вторых, мы не знаем, что мы ищем, но узнаем, когда найдем. И есть великолепная возможность, что мы вообще ничего не найдем. Или, что еще хуже, что-то будет найдено, но останется для нас никчемным из-за своей непостижимости.
– Хорошо! Любые другие соображения и подозрения появились бы у меня! Мне становится все любопытней и любопытней. Снизойдите к уму бедного невежественного торговца, разъясните мне. Почему ко мне, пор фавор?
Трузензюзекс проигнорировал каламбур и сделал транксийский эквивалент пожатия плечами.
– Кто-то же нужен. Как уже упоминалось, ваша репутация в бизнесе, известном своими законами джунглей, заставила моего брата по кораблю избрать вас. – "Еще одно откровение", – подумал Флинкс. – А сам Мотылек близок к нашей цели… лишь в относительном смысле, так что вам было бы мало толку и много расходов пытаться найти ее самостоятельно. К тому же, еще одно покинувшее Мотылек судно ничего не будет значить при здешнем постоянном потоке межзвездных перелетов. Здесь наш курс не вызовет подозрений, тогда как в каком-либо ином месте он мог бы навести кого-то на нежелательные размышления. А торговцы часто летают, описывая странные кривые, чтобы сбить со следа конкурентов.
