Эрик Рассел - И не осталось никого
– Вот лавка Бэйнса, про которую я тебе говорил. Зайдем?
– Давай. – Глид не очень охотно последовал за ним, не отрывая глаз от улицы.
– Добрый день, – бодро сказал Гаррисон.
– Вот уж нет, – возразил Джефф Бэйнс. – Торговля плохо идет. Сегодня полуфинальные игры, и добрая половина города смоталась туда. А о брюхе вспомнят, когда я уже закрою лавку. Значит, набегут завтра и навалят мне работенки.
– Как может торговля идти плохо, если ты не берешь денег даже тогда, когда она идет хорошо? – поинтересовался Глид, выводя разумный вопрос из полученной ранее от Гаррисона информации.
Джефф медленно обшарил его взглядом, потом повернулся к Гаррисону.
– Еще один обормот с твоего корабля? О чем это он говорит?
– Деньги, – сказал Гаррисон, – это то, что мы используем для упрощения торговли. Их печатают. Что-то вроде документированных обов различного достоинства в письменном виде.
– Понятно. Отсюда можно сделать вывод, что людям, которые письменно документируют каждый об, доверять нельзя, потому что они сами себе не доверяют. – Добравшись до своего высокого табурета, Джефф плюхнулся на него. Дышал он хрипло и тяжело. – Это подтверждает все, чему нас учили в школе: антиганд надует и собственную мать.
– В ваших школах учили неправильно, – заверил его Гаррисон.
– Может, и неправильно, – Джефф не считал нужным спорить на эту тему. – Но мы будем осторожными, пока не убедимся в обратном. – Он еще раз окинул их взглядом. – Ну ладно, вам-то двоим чего надо?
– Совета, – быстренько вклинился в разговор Глид. – Где можно лучше всего поесть и повеселиться?
– А времени у вас много?
– До завтрашнего вечера.
– Ничего не выйдет. – Джефф печально покачал головой. – За это время вы только и успеете заработать достаточное количество обов на то, что вас интересует. К тому же немного найдется желающих дать антигандам иметь на себя об.
– Слушай, – сказал Гаррисон, – но можем мы заработать хоть на приличный обед?
– Не знаю. – Джефф подумал над вопросом, потирая свои подбородки. – Может, вы и пристроитесь, но я вам на этот раз помочь не сумею. Мне от вас сейчас ничего не надо, так что ни один из обов, которые я имею на других, я вам передать не могу.
– Посоветуй нам, как быть.
– Если бы вы были местные – дело другое. Вы бы могли получить все, что вам нужно, прямо сейчас за долгосрочные обы, которые вы бы погасили в будущем при первой же возможности. Но кто же даст кредит антиганду, который сегодня здесь, а завтра весь вышел?
– Полегче насчет «весь вышел», – посоветовал Глид. – Если сюда прибыл имперский посол, то это значит, что мы пришли на веки вечные.
– Кто это сказал?
– Империя. Ваша планета – часть Империи.
– Нет, – сказал Джефф. – Не были мы ничьей частью и не будем. Более того, мы и не дадим никому сделать нас своей частью.
Глид облокотился на прилавок и рассеянно уставился на большую банку свинины.
– Поскольку я не в мундире и вне строя, я тебе сочувствую, хотя и не должен этого говорить. Мне и самому бы не понравилось, если бы мною стали править чужеземные чинуши. Но вам, ребята, от нас не отделаться, Такие вот дела.
– Ты так говоришь, потому что не знаешь, чем мы располагаем. – Джефф казался уверенным в себе.
– Да чем вы можете располагать? – фыркнул сержант Глид тоном скорее дружески-критическим, чем открыто презрительным. Он обернулся к Гаррисону. – Как ты думаешь?
– Кажется, ничем.
– Не судите поверхностно, – посоветовал Джефф. – До того, что у нас есть, вам никогда не додуматься.
– Например?
– Для начала могу тебе сказать, что мы обладаем самым могущественным оружием, изобретенным когда-либо. Мы – ганды, понял? Поэтому мы не нуждаемся в кораблях, пушках и прочих игрушках. Наше оружие эффективнее. От него нет никакой защиты.
– Хотел бы я его увидеть, – бросил перчатку Глид. За сведения о новом сверхмощном оружии можно получить намного больше, чем за адрес мэра. Грейдер за такое дело отвалит тысяч пять, не меньше. Не без сарказма он добавил: – Но, конечно, ты не можешь выдать военную тайну.
– Никакой тайны здесь нет, – спокойно ответил Джефф. – Можешь получить наше оружие за так, когда пожелаешь. Попроси только, тебе его любой ганд отдаст. Хочешь знать почему?
– Еще бы.
– Потому что это оружие одностороннего действия. Против вас мы его использовать можем. А вы против нас – нет.
– Такого не бывает. Невозможно изобрести оружие, которым человек не сможет воспользоваться, если заполучит его в руки и будет знать, как с ним обращаться.
– Ты в этом уверен?
– Абсолютно, – без всякого сомнения сказал сержант. – Я уже двадцать лет в десантных войсках, а в них какое только оружие не освоишь! От луков до водородных бомб. Тебе меня не провести. Оружия одностороннего действия просто не может быть в природе.
– Не спорь с ним, – сказал Гаррисон Бэйнсу. – Он никогда ничему не верит, пока не убедится собственными глазами.
– Оно и видно. – Лицо Джеффа расползлось в медленной ухмылке. – Я ведь тебе сказал, что ты можешь получить наше чудо-оружие, если попросишь. Что же ты не просишь его?
– Хорошо, я прошу, – сказал Глид без особого энтузиазма. Оружие, которое демонстрировалось по первому требованию и за которое не приходилось отрабатывать даже самый пустяковый об, вряд ли уж было таким могучим. Воображаемые пять тысяч кредитов съежились до пяти, а потом до нуля. – Дай мне испытать его.
Тяжело повернувшись вместе с табуретом, Джефф протянул руку, снял со стены маленькую сверкающую плашку и протянул ее через прилавок.
– Можешь взять себе. Надеюсь, пойдет на пользу.
Глид повертел плашку в пальцах. Всего-навсего продолговатый кусочек вещества, напоминающего слоновую кость. С одной стороны гладко полированный. На другой стороне выбиты три буквы: «С-Н.Т.».
Глид спросил обескураженно:
– И это ты называешь оружием?
– Конечно.
– Ничего не понимаю. – Сержант передал плашку Гаррисону. – А ты?
– Я тоже. – Гаррисон внимательно осмотрел плашку и спросил Бэйнса: – Что означает «С-Н.Т.»?
– Всеобщий лозунг. Вы его повсюду увидите, если не замечали еще.
– Я его встречал несколько раз, но не придавал ему значения. Теперь припоминаю: эти буквы были написаны на стене в ресторанчике Сета и у входа в пожарное депо.
– И на бортах автобуса, из которого мы не смогли вытряхнуть пассажиров, – добавил Глид. – Только мы не поняли, что это значит.
– Это очень много значит, – ответил Джефф. – Это значит: «Свобода – Нет, и Точка».
– Я убит, – заявил ему Глид. – Убит наповал.
Он посмотрел на Гаррисона, который с задумчивым видом засовывал плашку в карман.
– Абракадабра какая-то. Тоже мне, оружие!
– Блажен неведающий, – заметил уверенный в себе Бэйнс. – Особенно когда и не подозревает, что играет с детонатором бомбы неизвестного устройства.
– Ладно, – поймал его на слове Глид. – Объясни нам, как она устроена.
– Нет, и точка. – Лицо Бэйнса снова расплылось в ухмылке. Он явно был чем-то доволен.
– Хорошая помощь. – Глид чувствовал себя обманутым, особенно из-за минутного упоения воображаемыми пятью тысячами. – Нахвастал каким-то оружием одностороннего действия, сунул кусок какого-то барахла с тремя буквами и замолк. Наболтать каждый может. А доказательства где?
– Не будет доказательств, и точка, – сказал Бэйнс, ухмыляясь еще шире. Его жирная бровь многозначительно мигнула следящему за разговором Гаррисону.
Гаррисона вдруг осенило. Раскрыв в изумлении рот, он вынул плашку из кармана и уставился на нее, как будто до этого вообще не видел.
– Отдай мне ее обратно, – потребовал Бэйнс, наблюдая за ним.
Засунув плашку обратно в карман, Гаррисон твердо ответил:
– Нет, и точка.
Бэйнс прищелкнул языком:
– Одни соображают быстрее, чем другие.
Глиду это замечание явно не понравилось. Он протянул руку к Гаррисону.
– Дай-ка мне еще раз взглянуть.
– Нет, и точка, – ответил Гаррисон, глядя ему прямо в глаза.
– Слушай, так не… – Внезапно негодующие нотки исчезли из его голоса. Он замер на месте, по слегка остекленевшим глазам было видно, что голова у него идет кругом. Потом он прошептал: – Черт возьми.
– Вот именно, – ободрительно буркнул Бэйнс. – Долго ты раскачивался.
Ошеломленный потоком обрушившихся на него вольнодумных мыслей, Глид хрипло сказал Гаррисону:
– Уйдем отсюда. Мне надо подумать. Давай найдем какое-нибудь спокойное местечко.
Неподалеку они нашли скверик со скамейками, газончиками и цветами, в котором у фонтана играли ребятишки. Сев напротив лужайки с непривычно яркими для земного глаза цветами, оба погрузились в раздумья.
Через некоторое время Глид сказал:
– Если один человек будет так вести себя, ему обеспечен мученический венец, но если всем миром… – Голос его дрогнул, но он продолжал говорить: – Когда я думаю, к чему это может привести, у меня сердце екает.