Кристофер Сташефф - Сэр Гарольд и король обезьян
Внезапно другая муха, прожужжав над ним, села рядом. Муха была такая же громадная, как и он, и с лицом обезьяньего Короля!
— Ну, ты готов? — спросил чародей-примат. — Тогда полетели! Его лицо вдруг стало мушиной головкой, а сам он, отвернувшись от Ши, засеменил по полу и затем замахал крылышками.
Ши последовал за ним, почувствовав вдруг, что делает это непроизвольно. С дрожью в сердце Гарольд подумал о том, что могло бы произойти, если бы он отказался последовать за Королем, а тот не обладал бы способностью оказывать некое принудительное воздействие.
Они вылетели в окно, пролетели через лес и оказались над рекой. Некоторое время они летели вдоль реки к ее истоку, пока не увидели перед собой городские стены и башни. По мнению Ши, город был не слишком большой — не больше двадцати тысяч жителей, но с высоты мушиного полета небольшие белые домики и высокий каменный дворец смотрелись очень привлекательно.
Летевший впереди обезьяний Король стремительно стал снижаться при подлете к дворцу. Ши не отставая следовал за ним.
Король с жужжанием летал от одного окна к другому и наконец влетел в одно из них, затененное богато расшитым экраном в резной раме. Ши последовал тем же путем, страшась, однако, угодить на липучую бумагу от мух.
В действительности он мог об этом и не беспокоиться: Король летел по спирали, поднимаясь все выше и выше, пока не достиг верхнего края гобелена, закрепленного примерно в пятнадцати футах над полом, что для Ши, в соответствии с его нынешним восприятием реальности, было подобно обозрению окрестностей со склона Монт Рушмора[9]. Он сел рядом с Королем, ощущая себя чем-то вроде изваяния Тедди Рузвельта.
Комната, в которой они находились, была светлая, просторная, с высоким потолком; стены были задрапированы шелком и гобеленами, а пол устлан толстым ковром. Меблировка комнаты была изысканной, но не кричащей: пышная широкая кровать, стол с двумя стульями, комод и сундук. Перед окном сидела женщина и расписывала свиток, причем делала это с величайшим усердием, несмотря на необычно длинные ногти. На ней было дорогое расшитое узорами шелковое платье; черные волосы были аккуратно уложены. Хотя возраст ее превышал сорок лет, но она была еще ослепительно красивой. Несмотря на окружавшую ее роскошь, она не выглядела счастливой, а скорее — безучастной. Движения руки, держащей кисточку, были редкими и замедленными, а рассеянный взгляд ее часто устремлялся за окно.
Снаружи за окном послышался какой-то шорох, и она, мгновенно выпрямившись, с тревогой на лице стала ждать, что будет дальше.
— Мама! — раздался голос принца. — Позвольте мне войти.
— Сын мой! — Она быстро поднялась со стула, сделав одно порывистое движение, явно контрастирующее с семенящим шагом, которым она поспешила, чтобы отодвинуть экран. Ши сразу понял причину: ее ступни были настолько малы, что походили на ступни малого ребенка. Ши, подавив в себе подступившее чувство отвращения при виде этого намеренно совершенного уродства, сосредоточил свое внимание на том, что происходило под ним.
Королева прижимала сына к груди, рыдая в голос, затем вдруг остановилась, как будто вспомнив правила придворного этикета.
— Сын мой, как радостно мне видеть тебя! Ведь прошло уже три года с тех пор, как твой отец запретил нам встречаться! Я слышала рассказы о твоих подвигах, но страстно желала увидеть тебя своими глазами!
— Я тоже, мама. — Принц, кланяясь, опустился на колени. — Но я не могу говорить долго, поскольку пришел к вам тайно.
— Тайно? — Королева бросила тревожный взгляд на экран, отодвинутый от оконного проема, и тут же передвинула его на прежнее место. — Да, конечно же. Тебе это даром не пройдет, если твой отец узнает об этом, так ведь? Ой, как же глупо с твоей стороны подвергать себя такому риску!
— Это необходимо из-за этого самого короля. — Принц решительно посмотрел на нее. — И из-за моего отца.
— Но почему… почему ты говоришь о них, как о двух разных людях? — спросила она дрожащим голосом.
— На этот вопрос ты сама можешь ответить, — сказал принц, глядя на нее в упор. — Сегодня один чародей привел меня к святому, который поведал мне о своем сне, и поэтому я должен задать тебе вопрос… — Он покраснел и отвернулся. — Понимаешь… это очень интимное!
Королева начала понимать, в каком направлении идет беседа. Она выпрямилась, лицо ее стало спокойным.
— Сын мой, если это касается благополучия твоего отца, ты должен задать этот вопрос.
— Я не вправе…
— А чувство долга, или ты забыл о нем? Это же еще и твой король. Спрашивай то, что хотел.
«Ловко придумано, — отметил про себя Ши. — Принц предупредил ее, что хочет спросить о чем-то необычном, но сумел выразить это так, как будто она сама заставила его задать ей этот вопрос».
Он снова преклонил колени и спросил:
— Простите меня, мама, но я должен спросить вас: стал ли мой отец менее горячим в проявлении своей любви к вам за прошедшие три года?
Она пристально посмотрела на сына горестным взглядом, а затем залилась слезами. Принц бросился к ней, протянув для утешительных объятий руки, но она, не обращая на него внимания, прошла своей семенящей походкой к окну и опустилась на стул. Она подавила рыдания и, кивая головой, сказала;
— Все именно так, как ты и предполагаешь, сын мой. Твой отец внезапно очень сильно охладел ко мне и остается таким по сей день. Он находит любые причины, чтобы избегать меня, а когда ему это не удается, обращается со мной подчеркнуто холодно. О нет, он никогда не проявляет жестокости и не выходит из себя, и я могу лишь сожалеть об этом!
— Значит, сон монаха был правдивым, — мрачно промолвил принц. — Простите меня, мама, за то, что опечалил вас. — Он поклонился ей, собираясь уйти, но она с плачем схватила его за рукав.
— Постой! Теперь-то ты можешь рассказать мне сон, о котором поведал тебе монах!
Юноша заколебался.
— Узнав его, вы можете подвергнуть себя опасности…
— Думаю, что это уже случилось! Хочу сказать тебе, сын мой, что я тоже видела сон, прошлой ночью: твой отец явился мне, и он был промокшим с головы до пят. Я плакала, допытываясь у него, что произошло, потому что всего за несколько часов перед тем видела его здоровым и веселым. Отец сказал мне, что премьер-министр, который так внезапно и практически необъяснимо исчез три года назад, собственноручно утопил его в колодце, а затем принял его лицо, тело и… трон!
Принц опустил голову.
— Именно об этом и рассказал мне монах.
— Но это еще не все. Дух твоего отца рассказал мне о том, что он обратился к странствующему монаху с просьбой отомстить за него! О сын мой, неужели это правда? Есть ли какие-либо подтверждения этого?
— Монах показал мне белую нефритовую пластинку, с которой отец никогда не расставался и которую царствующий король не показывал никому в течение трех последних лет.
Королева, жалобно вскрикнув, закрыла лицо руками.
— Мама… — Принц, протягивая руки, шагнул к ней.
— Нет, нет, я вынесу все, я вынесу все! — сказала она, рыдая, и вскоре действительно успокоилась и вытерла глаза. — У нас еще будет время горевать, поверь мне! А сейчас, сын мой, ты должен найти такие доказательства, которые все министры королевства признают убедительными, и помочь монаху отомстить за смерть твоего отца!
— Я сам должен сделать это, и я это сделаю. — Принц, склонив голову, опустился на колени перед матерью. — Мужайтесь, мама. Скоро мы сможем говорить более свободно, и все королевство разделит с нами нашу скорбь.
Королева еще раз порывисто обняла сына, крепко прижала к себе, а затем слегка отстранила его и сказала:
— Иди! Поспеши и будь осторожен! Помни, для меня лишиться тебя — все равно что лишиться жизни!
Принц поклонился матери и направился к окну.
Обезьяний Король взмахнул крылышками и с жужжанием полетел к резному экрану.
Ши последовал за ним спустя мгновение, потребовавшееся ему лишь для того, чтобы последний раз взглянуть на королеву, которая все еще продолжала беззвучно рыдать.
Ощущение свободного полета было незабываемым: его перемещение осуществлялось по воздуху без помощи самолета и даже помела. Ши решил, что попросит Короля обезьян научить его необходимому для этого заклинанию. Но затем подумал, что оно может оказаться бессильным в иных мирах, к тому же он еще не знал, захочет ли экспериментировать, не будучи полностью уверенным в результате, а главное — в благополучном исходе эксперимента. Он стал наслаждаться полетом, пока это возможно, и почувствовал сильное разочарование, когда настало время снижаться, для того чтобы пролететь в дверь Храма Заповедного Леса и сесть на пол. Он ощутил нечто похожее на страдание, когда вновь превратился в человека, став большим и не способным подниматься в воздух.
