Ник Перумов - Пепел Асгарда
Осталось пройти совсем немного, дочь Сигрун.
В тебе не только кровь асов, ты ещё и хекса, троллквинна, чародейка народа йотунов (не ётунов, как говорили жители Асгарда). Ты забыла об этой своей ипостаси, память матери, наследство великанов – дремало множество лет.
Настала пора ему пробудиться.
* * *– Поговорим, сильномогучий О́дин.
Старый Хрофт бросил последний взгляд на застывшую в трансе Райну – глаза зажмурены, кулаки сжаты – и повернулся к Матери Ведьм. Та по-прежнему оставалась возле призрачных стен Асгарда, однако голос её раздавался совсем рядом. Водитель Мёртвых держался, всё так же истребляя несчётные сонмища призраков, и рука Яргохора, похоже, не уставала.
– Говори, Мать Ведьм. Мы ведь давненько с тобой не виделись. Кто послал тебя и зачем?
– Ах, О́дин, ты не меняешься. Всё такой же скучный. Какая разница, кем я послана? Главное – сумеешь ли ты внять предостережению?
– Какому? Предлагаешь повернуть назад? Когда я почти у цели, а моя дочь делает то, к чему её приуготовляла судьба все бессчётные века изгнания?
– Хочешь, чтобы я поверила, будто ты всё это задумал заранее? – рассмеялась Гулльвейг. – Специально не искал собственную дочь столько столетий?
О́дин пожал плечами.
– Владыка Асгарда не пререкается со слугами. Правь своё посольство, Гулльвейг. Но помни, чем закончилось твоё первое.
– А чем оно закончилось? – Мать Ведьм продолжала улыбаться, и Старый Хрофт видел сейчас каждую чёрточку её неживого, идеально красивого лица, больше похожего на маску. – Именно тем, чем и должно было. Именно тем, чего мы добивались.
– Мы?
– Ты уже расспрашиваешь, Владыка Асгарда? Я уже не просто посланница? Я уже та, с кем можно говорить?
– Правь своё посольство, прислужница, – прорычал Отец Дружин. – Правь, у меня мало времени.
– Конечно, конечно, – насмешливо поклонилась Гулльвейг. Мьёлльнир задел серую дымку, и Старый Хрофт сморщился, точно от боли. – Тебя не пронять даже молотом твоего же старшего сына.
– Правь. Своё. Посольство, – отчеканил Старый Хрофт. Каждое слово его падало, словно удар топора.
– А! Что ж, будь по-твоему, Ас Вранов. Я должна передать, что тебе придётся пойти против всех, даже против твоего друга Хедина.
– Кто передаёт это? Как его имя?
– Какая разница? – Гулльвейг вновь пожала плечами. – Это голос разума, скажем так.
– Плох тот посол, что не открывает имя пославшего.
– Что делать, Владетель Слейпнира, здесь не Валгалла.
Старый Хрофт фыркнул, покосился на Райну. С щёк валькирии сбежала вся краска, они сделались мертвецки-бледными.
– Что ж, Мать Ведьм, ты сказала, а я услышал. Это всё? Твоё посольство отправлено?
– Нет. – С губ Гулльвейг не сходила лукавая улыбка. – У тебя могут явиться могущественные союзники, Ас Вранов.
– Они у меня уже есть. Мне помогли добраться сюда многие, от кого я, признаться, не чаял обрести подмогу.
– Они помогут тебе и вновь. Но ты должен поклясться.
– В чём и кому?
– Упорядоченному. Памяти всех падших или лишившихся силы богов – тебе помогут вырвать твоих сородичей из небытия, если ты твёрдо встанешь против Познавшего Тьму и доведешь свою борьбу до победы.
– Познавший Тьму не сделал мне ничего плохого.
– А волки? А целая рать его учеников? А эти призраки?
– Разве это он наслал их, Гулльвейг? Я не убеждён.
– Ты убедишься, – посулила она.
– Вот когда это случится, тогда и поговорим.
– Но тогда ты поклянешься?
– Владыка Асгарда никому не даёт подобных обещаний. Всё, Мать Ведьм, время твоё истекло. Желаешь ли ты помочь мне, встать против меня или же просто отойти в сторону? Я приму любой твой выбор. Но совершай его быстро!
– Я лишь посланница, – поклонилась Гулльвейг. – Эта битва – не моя битва. Но позволь спросить тебя, Ас Воронов, – неужели ты не хочешь вернуть Мьёлльнир? Разве не жаждешь порадовать старшего сына, вручив ему его великий молот?
– Он вернёт его сам, коль пожелает, – как можно равнодушнее отозвался Старый Хрофт. – Всё, Гулльвейг. Уходи.
– Как пожелаешь… – прошелестел на прощание голос Матери Ведьм, прежде чем её силуэт утонул в серой дымке.
Последним исчезли очертания Мьёлльнира.
Отец Дружин и волк Фенрир остались одни. Яргохор стягивал на себя великие множества призраков, Райна стояла, замерев, и, похоже, перестала даже дышать.
– Великий О́дин?! – нетерпеливо прорычал исполинский волк.
– Сейчас, – медленно ответил Древний Бог.
Он чувствовал это, он знал. Его дело – справедливость, а его обманули. Обсчитали, обдурили, словно подвыпившего дружинника вороватый трактирщик. Сейчас ему, истинному Владыке Асгарда, требовалась вся помощь, какую он только мог собрать.
И неважно, от кого.
Мысли становились рунами, руны кричали криком, неслышимым для громадного большинства обитателей Упорядоченного; но тех, кого следовало, этот зов достигнет, не сомневался Отец Дружин.
Они все здесь.
Шепчет Хаос – дочь уже не слышит его, но ему, Старому Хрофту, голоса звучат по-прежнему.
Холодно и чеканно перезваниваются смарагдовые кристаллы, соударяясь в вечной пустоте – дают знать о себе Дальние.
Содрогаясь от нетерпения, вновь и вновь окликает Отца Дружин чародей Скьёльд.
Все тут. Всем не терпится.
А за их спинами маячат и другие, тоже дрожащие в ожидании.
«Я не горд, – как можно громче подумал Старый Хрофт. – Я всего лишь Древний Бог, старый бог, переживший всех и вся. Разве я так уж многого хочу? Упорядоченное бескрайне, на вашу власть я не посягну, силёнки не те. Что мне нужно? – лишь возрождённый Асгард. И асы с асиньями. Больше ничего. Я слишком долго ждал…»
– О́дин! Великий О́дин! – взревел Фенрир, вырывая Отца Дружин из бездны. – Они идут! Идут!
Серая воронка призраков давно поглотила Водителя Мёртвых. Райна стояла замерев, не дрогнет ни один мускул, не дрожат веки, даже дыхания, похоже, нету. А там, где по-прежнему маячат стены бестелесного Асгарда, появлялась новая рать, над которой с клёкотом парил коричневокрылый сокол.
Старый Хрофт позволил себе едва заметную ухмылку.
Со стороны смерти, через заповедную черту шли и шли существа из плоти и крови. Летели крылатые змеи, плыли огромные, уснащённые множеством щупалец пузыри, чем-то напоминавшие морматов; переваливаясь с боку на бок, влачились броненосные ящеры.
Их тут быть не могло. Черта пылала перед внутренним взором Древнего Бога ослепительным, чистым пламенем. Черта, за которой не смерть – но вечное обновление.
Однако они есть. Кто-то неимоверно могущественный открыл им дорогу – просто не воспрепятствовал тем, кто упорно и упрямо бился головой об стенку, пытаясь сотворить несотворимое.
Им наконец позволили.
– Пришло твоё время, племянник.
Волк завыл, вскидывая голову, да так, что дрогнула, рассыпаясь, даже скрывшая Водителя Мёртвых воронка. На мгновение вновь стал виден Яргохор – доспехи пробиты во многих местах, слетел правый наплечник, у шлема снесён самый верх – но сам клинок рубил по-прежнему.
Фенрир меж тем громадными прыжками сближался с надвигающейся ратью. Пасть оскалена, шерсть вздыбилась – волк дождался настоящего боя.
Всё, Владыка Асгарда. Ты сделал всё, что мог. Осталось ждать, когда Райна прорвётся, наконец, к заветной цели.
* * *След, начавшийся среди сотворённого из пепла бесплотного двойника былого Асгарда, кончался. Он стянулся в тонкую, почти невидимую золотистую нить, иногда почти неотличимую от луча. Во всей красе перед Райной возвышалось Мировое Древо, истинное Древо, чьей бледной тенью-аватарой был Иггдрасиль в старом Асгарде.
Молодая, весенне-свежая листва, радующая нежной зеленью, и рядом – осенние, отяжелевше-янтарные листы. Но нет ни гниения, ни увядания – зелёное сменяется желтоватым и обратно, круг невозможно разомкнуть, он пребудет таким до скончания века.
Корни Древа вбирают бесчисленные души, достающиеся Орлу. И он сам – вон, над горизонтом, размеренно взмахивает крылами, клюв его остёр, и он – конец всему, ибо в нём не уцелеет даже бессмертная как бы и бестелесная субстанция души.
Его взгляд пронзающ и всеведущ. Здесь его владения, здесь он всевластен. Что может сделать она, не живая и не мёртвая, не смертная, но и не бессмертная, ибо конец мира станет и её концом?
Тонкая игла золотого луча упирается в зеленеющую ветвь Древа. На ней, словно игрушки, крохотные домики, ещё более мелкие фигурки людей. Райна присматривается – да, точно, Асгард. Ещё один, и на сей раз это уже не призрак.
Она не знает, что делать. Нет заученных заклятий – да она ведь и не чародейка. Нет заранее составленных рун. Нет ничего, кроме кровоточащей памяти да страстного, до самозабвения, желания – Асгард должен жить.
Руны отца расчистили ей дорогу сюда, но самых важных он ей так и не дал – наверное, и вправду не знал сам.
