Вячеслав Куприянов - Клуб любителей фантастики, 2003
— Знаешь, я все-таки хочу дожить до пенсии. Я предпочитаю контролировать процесс посадки.
— А я предпочитаю запас топлива.
Я промолчала. В академии настолько и натаскивали на выполнение требований устава. Устав написан кровью, не раз говорили инструкторы, и это напрочь засело в моей голове, но, чуть подумав, я согласилась с Ратмировым, что запас топлива не повредит. В конце концов, это позволит сделать дополнительный перелет по планете. Ратмиров опытный десантник, хороший пилот, и я доверилась ему.
Пока я рассуждала подобным образом, сработали парашюты — аппарат дернулся. Вой ветра прекратился, и сквозь обшивку я слышала, как скрипят скобы, к которым крепится парашют. Через плечо Ратмирова я наблюдала за альтиметром, но момент посадки умудрилась прозевать. При контакте с землей «Кузнечик» еще раз подпрыгнул, прополз по наклонной плоскости метров десять и замер.
— Вот к чему приводит неконтролируемая посадка, — съязвила я, намекая на пол, наклоненный градусов на двадцать.
— Пошли собирать парашют!
— Разве ты не отстрелишь его?
— Еще чего?! Он нам пригодится еще не раз. Новый мы здесь нигде не достанем.
— Это глупо! — упрямилась я. — Парашют надо отстрелить!
— Без разговоров! Как я потом на базе буду объяснять отсутствие парашюта?
Увы, он прав. За посадку, проведенную подобным образом, можно лишиться пилотского диплома. Я вздохнула: работать в тяжелом скафандре при ощутимой силе тяжести и давлении атмосферы — адский труд.
Солнце выглядывало из-за горизонта самым краешком. От Единицы оставался узенький, но длинный серп. Мороз был около двадцати пяти градусов, впрочем, в скафандрах он не ощущался. Повсюду лежал снег. Сильный ветер теребил парашют, который, в свою очередь, дергал посадочный аппарат, и, казалось, еще один сильный порыв, и он повалится на бок. Вообще «Кузнечик» на своих амортизирующих опорах больше похож на паука, но конструкторы в его способности совершать ближние полеты по баллистическим траекториям увидели сходство с другим насекомым.
Ратмиров по стропам взобрался наверх и стал понемногу затягивать парашют. Мне пришлось сначала улечься на него, чтобы подавить парусность, а затем подталкивать к аппарату.
Через час мы сделали перерыв. Ратмиров вернулся в аппарат и провел сеанс связи с «Кашалотом». Отдышавшись, я воспользовалась паузой и провела анализ воздуха. Кислорода 20 % Давление 0,6 атмосферы. Проделав бактериологический тест, я установила, что микрофауна третьего класса вредности, то есть практически безвредная. Ратмиров переоделся и вышел в легком скафандре без кислородной маски.
— Ты с ума сошел! — заорала я по радио. — Наглотаешься местных бактерий!
— При таком морозе они не страшны, — спокойно ответил Ратмиров.
Я не стала возражать. Мне бы тоже не мешало переодеться. Скафандр, приспособленный под мужскую анатомию, был неудобен и натер во многих местах. Еще час понадобился на укладку парашюта. Намаявшись и жутко устав, я с трудом вползла по трапу в шлюзовую камеру. Ратмиров остался прилаживать стальные крышки на парашютный отсек.
Я приняла душ и переоделась. Звуки возни, удары инструментов еще долго доносились через обшивку корабля и мешали мне уснуть.
Когда я проснулась, за бортом шел проливной дождь. Капли воды били по броне, иллюминаторы запотели, и через них ничего нельзя было разглядеть. Мне вспомнилась Земля, холодные осенние дожди и та особая осенняя тоска, что без видимых причин охватывает душу. Я оделась, стараясь не шуметь, приготовила завтрак.
Я пила кофе, смотрела на потоки воды за иллюминатором и думала о том, что нахожусь на планете, где можно дышать воздухом. где бывают дожди и падает снег, где есть моря и океан, и тоска по Земле еще больше охватила меня. Немного фантазии, и я переместилась на Землю, на ферму родителей. Утро, дождь, в такие дни отец на поле не спешит и подолгу спит. Казалось: вот скрипнет дверь, и он войдет.
Дверь не скрипнула, а с характерным завыванием электромоторов растворилась. Вошел Ратмиров, он зевнул, почесал грудь и сказал:
— Сегодня надо проверить дюзы и выровнять корабль.
— Выравнивать-то зачем?
Ратмиров сел, налил себе кофе, положил сахар — порций пять, не меньше — и пояснил:
— Нам предстоит баллистический старт. Нос лучше держать вертикально вверх. Выравнивать в полете — это лишние затраты топлива.
Я вздохнула: нарушение следует за нарушением.
— Ты хоть раз садился, не нарушая инструкции?
— Приходилось, — усмехнулся Ратмиров, — когда был курсантом.
— Я буду вынуждена доложить капитану о многочисленных нарушениях инструкции, с которыми была проведена посадка.
— Докажи, что были нарушения!
— А парашют?! — Я чуть не задохнулась от гнева.
— Парашют уложен в своем отсеке.
— А записи приборов?
Ратмиров флегматично отхлебнул кофе и добавил еще одну порцию сахара.
— Записи приборов снимаются только в случае аварии, а на расследование капитан не пойдет.
— Это почему?
— С капитаном я летаю уже пятый год. Кстати, этим приемчикам я научился у него, — и он положил еще одну порцию сахара в кофе.
— Прекрати жрать сахар, в конце концов! — не нашлась, что сказать, я и убрала коробку со стола.
Ратмиров криво усмехнулся.
Дождь продолжал лить. Я приготовила лучемет, газоанализатор, прикрепила к шлему камеру и захватила контейнер для образцов. Предусмотрительно я удалила из скафандра устройство для оправления малой нужды. Ратмиров иронично следил за моими приготовлениями, но промолчал.
Первым делом он стал возиться возле дюз, проверяя их центровку.
— Тебе помочь? — предложила я.
Из-под маски я увидела раздосадованное лицо Ратмирова:
— Занимайся своим делом, — сухо указал он.
Я с негодованием развернулась и поковыляла прочь. Впрочем, даром терять время я не собиралась. Тщательно обследовав пригорок, на который мы приземлились, я набрала кучу образцов растений, точнее, того, что осталось от них после морозной ночи. Тяжелая сумка и лучемет оттягивали мне плечи, но я принципиально не возвращалась, предпочитая издали наблюдать, как Ратмиров регулирует давление в амортизационных опорах, выравнивая «Кузнечика».
После длительной прогулки я спала на следующий день как убитая. Проснулась от прикосновения. Ратмиров стоял над моей кроватью:
— Ты куда сахар дела?
Спросонья я даже не подумала рассердиться. Я ответила Ратмирову и вознамерилась спать дальше, но шаги на камбузе и стук посуды мешали мне. Я вышла на кухню.
— Где мой завтрак?
— Приготовь что-нибудь себе, — отмахнулся Ратмиров.
— Сегодня твоя очередь, — увидев его удивленное лицо, я поспешно добавила, — мыть посуду тоже.
— С какой стати?
— Я это делала вчера. Сегодня твоя очередь.
— Я не помню, чтобы я устанавливал такую очередность.
— Нас двое, следовательно, мы должны делать это по очереди.
— Не вижу связи, — отрезал Ратмиров.
— Ты хочешь сказать, что это все время должна делать я?
— Я думал, тебе не трудно…
— Это почему же? Потому что я женщина?
— Не только. Я, как бы это сказать, опытнее тебя.
— Ну, уж нет! В таком случае переходим на самообслуживание. Каждый готовит себе сам и убирает за собой.
— Готовить я умею, — усмехнулся Ратмиров, — а вот посуды нам не хватит.
— Как не хватит?
— Ну ладно. Наверное, мне придется есть из грязной.
Настроение было испорчено. Я не стала завтракать, а сразу решила взяться за образцы. Неожиданно меня позвал Ратмиров:
— Посмотри-ка, — подвел он меня к иллюминатору.
Солнце взошло уже довольно высоко, весь холм, за исключением борозды, оставленной кораблем при посадке, зазеленел. Напрягая зрение, в траве можно было разглядеть копошащихся насекомых. Точнее, животных, похожих на насекомых. Были они заметно крупнее земных, так как сила тяжести на Один-дробь-пять меньше земной.
Но самое интересное было не это. На траве, окружив «Кузнечика», сидела стайка зверьков. Они были покрыты мехом, передвигались на четырех ногах… впрочем, передние лапы следовало бы назвать руками. Взрослые животные с любопытством разглядывали наш корабль, малышня возилась вокруг, выискивая в траве букашек и жадно пожирая их.
Звери были ростом с собаку и по внешнему виду напомнили мне павианов. Ратмиров видел больше сходства с енотами. Действительно, это была как бы некая помесь павиана и енота. Острые мордочки, смышленые глаза, густой мех напоминали енотов, но повадки отдельных особей и поведение всей стаи больше смахивали на обезьяньи. Хвостов у них не было, на задних конечностях имелись мощные когти, вероятно, для рытья земли, зато передние, повторюсь, весьма походили на руки. Когда один из зверьков зевнул, я увидела в его пасти здоровенные клыки.
