Антон Демченко - Юнец Торгового Флота
Рядом прошуршало платье и горячие губы прижались к моим губам.
- Извини, домой не приглашаю. - Тихо прошептала девушка, разорвав поцелуй и, повозившись в кольце моих рук, добавила с ноткой вины. - Батюшка завтра уходит в рейс, дома дым коромыслом.
- Понимаю. - Улыбнулся я. - Рундук один, весь дом в него не запихнёшь, но попытаться стоит, да?
- Точно. - Хихикнула Алёнка. Я было отлип от стены, но почувствовав движение, девушка ещё крепче вцепилась в меня.
- Солнышко, отпусти. - Попросил я и, скорее почувствовал, чем увидел, как она помотала головой. Но почти тут же вздохнула.
- Пора, да?
- До полуночи всего - ничего осталось. Мне Хельга дома такую трёпку задаст за позднее возвращение… - Попытался я объяснить.
- Ну, ты ведь и так уже опоздал. Полчаса туда, полчаса сюда, какая разница? - Пробормотала Алёна, крепче сжимая объятия.
- Она же волнуется. - Попытался объяснить я.
- Я тоже волнуюсь. Но она‑то хоть знает, где ты, что ты. А я? Ты так редко приходишь… всё время какие‑то дела. Да ещё и взрыв тот! Ты хоть представляешь, как я за тебя переживаю?! Я же люблю тебя, дурак!
- Ох… - И вот что тут скажешь? Как объяснить ей, как убедить, что со мной ничего не случится, если я сам в это не особо верю?!
Но постарался… убедить. Уж не знаю, получилось или нет, но Алёна, вроде бы, немного успокоилась, попутно стряхнув с меня обещание чаще появляться в кондитерской или у неё дома. Обещал, конечно… тем более, что это не то слово, которое я не хотел бы сдержать.
Поцелуй. Долгий, нежный…
- Пожалуйста, береги себя. - Шепот в спину, как тёплый ветер. Обернувшись, киваю.
- Обязательно. До завтра, милая.
- До завтра.
Весело тренькнул звонок, еле слышно зашуршали по мостовой шины и велосипед покатил вперёд, набирая скорость. Поворот, ещё один, ветер хлещет в лицо и подымается за спиной невидимыми крыльями, взметая над дорогой пыль и пока ещё редкие опавшие листья. И в их шорохе тают все проблемы и неприятности, забывается мерзавец Долгих и вечно что‑то недоговаривающий Несдинич, отходят куда‑то на задний план проблемы в мастерской и воспоминания о просящей кирпича физиономии Литвинова. Душа поёт, а губы сами собой складываются в мечтательную улыбку. Я влюбился? Ну да, давно и прочно! А что может быть приятнее, чем знание, что твои чувства взаимны? Что тебя любят и ждут? Ничего!
Разогнавшийся до сумасшедшей скорости, велосипед выносит на знакомую улицу и я, бросив взгляд в сторону тёмной громады госпиталя, скрывающейся за редкой полосой высаженных вдоль ограды невысоких деревьев, притормаживаю. Автоматически отмечаю окно палаты дядьки Мирона и, заметив горящий в нём свет, окончательно останавливаю своего железного «коня».
Настроение у меня просто замечательное, Воздух вокруг то и дело приходится утихомиривать, чтоб не пустился смерчем танцевать по улице. А потому, решение приходит моментально и без рассуждений. Зачем откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня?
Поздно, не пустят? Можно подумать, я в двери ломиться буду, людей пугать… Мне и окно сойдёт, тем более, что дядька Мирон ещё не спит. И даже не придётся взбираться по стене, вон рядом, как раз дуб возвышается. Помню этого гиганта. Один из швартовых «Мурены», как раз к нему и крепил. Хороший дуб, раскидистый, кряжистый… старый.
Никакой охраны на воротах не было и в помине, впрочем, здесь вообще охрана в присутственных местах, штука редкая. Разве что некоторые купцы держат в своих конторах одного - двух молодчиков, да и то лишь в тех случаях, если часто приходится иметь дело с наличными расчётами на немалые суммы. Ради сотни гривен, серьёзные люди на грабёж не пойдут, а шантрапу и пара охранников отогнать сможет. По крайней мере, так здесь считается.
Тряхнув головой, чтобы избавиться от «лишних» мыслей, я спрятал велосипед в кустах, чтобы обходящий территорию ночной сторож не заметил и, убедившись, что рядом никого нет, скользнул к тому самому старику - дубу. И как его ещё не спилили? Ведь того и гляди ветвями крышу пропорет!
Хотя, мне же лучше. Палата дядьки Мирона расположена на верхнем этаже, так что, добраться до окна будет проще всего именно с крыши.
Кошкой взметнувшись вверх по стволу, словно по трапу, я перебрался на глухо грохнувшую под ногами черепичную крышу и, добравшись до водосточной трубы, отправился в обратный путь. Вот и выступ. Ухватиться за кирпич под отливом окна, переступить. Ещё раз… и ещё… и ещё. Стоп. Вот и нужное окно. Как там, дядька Мирон ещё не отключился? Нет, вон, за столом сидит. Читает, что ли? Ну, надеюсь, сильно ругать меня за поздний визит, он не станет. Тем более… я ведь по делу, а не просто так, верно?
В имение Гюрятиничей я вернулся только в начале третьего часа ночи, в полном раздрае. Но ломать голову над услышанным в госпитале и пытаться что‑то сходу придумывать не стал. Уж очень уставшим был.
Прокравшись мимо комнаты Хельги, я добрался наконец до своей кровати и, кое‑как раздевшись, рухнул на мягкую постель. Честно говоря, думал, что буду ещё долго ворочаться с боку на бок, прокручивая в голове услышанное, но нет, стоило голове коснуться подушки, как я вырубился.
А утром, получив заслуженную головомойку от Хельги за позднее возвращение, я вяло перекусил и, отложив визит в мастерскую на следующий день, отправился в эллинг, где до сих пор гостевала «Мурена». Ярик же получил мой велосипед и отправился на работу с наказом сообщить Казанцеву о том, что нынче старшина артели за хозяина. У меня же другие планы.
Всё утро я обдумывал полученную информацию, старательно душа ярость и злость и, в конце концов, пришёл к довольно неприятному решению, у которого, при всех очевидных минусах, был один гигантский положительный момент: если затея удастся, я махом решу все свои проблемы.
Эллинг встретил меня тишиной и темнотой. Включив цепочку фонарей по периметру, я взглянул на покоящийся в центре зала дирижабль, слишком маленький для такого огромного помещения и… я бы улыбнулся, но вчерашний вечер принёс слишком много информации, часть которой я бы вовсе не хотел знать. Так что, вместо широкой ухмылки, моему детищу досталась лишь её тень, да лёгкое похлопывание по стальному борту.
Первым делом, я отправился на техническую палубу и, включив питание дирижабля, приступил к работе, вооружившись специально собранным ещё в Китеже дефектоскопом. Откатив механизм подачи и сняв фальшпанели, прикрывающие ячейки с боеприпасом, я принялся тщательно проверять все имеющиеся торпеды на предмет каких‑либо изъянов. Нет, когда дядька Мирон поставил эти «колбаски», я их сразу проверил «на отказ», но одно дело, если торпеда не взорвётся от столкновения с целью и лишь от срабатывания таймера разлетится на мелкие кусочки с оплавленными до полной нечитаемости рунными цепями, засеяв обломками такую площадь, что собрать их и определить происхождение будет почти невозможно. И совсем другое, если использованная в качестве взрывного устройства, торпеда не сработает и останется лежать, дожидаясь специалистов, которые обязательно заинтересуются таким «подарком».
Именно поэтому, сейчас я ползал от одной торпеды к другой, сжимая в руках сложное устройство с кучей лимбов, и дёргающимися словно в припадке стрелками на самопальных указателях. Настолько полного обследования я пока не проводил, и на то, чтобы разобраться с результатами, пришлось потратить немало времени. Закончил я с этой муторной работой лишь к обеду, и то потому, что за несколько часов приноровился к неудобному инструменту, и запомнил большую часть эталонных чисел, так что теперь у меня не было необходимости поминутно заглядывать в написанную от руки книжицу, чтобы свериться с указанными в ней значениями.
Перекусив запасами с камбуза, я хмыкнул, вспоминая устроенную нам Яриком трапезу… неужели это было почти месяц назад? Немного отдохнув и побродив по дирижаблю, я, наконец, решил заняться самой сложной частью сегодняшней затеи, детальным обследованием «Мурены».
Сделав ещё один круг по помещениям дирижабля, я распахнул все внутренние люки и двери, включая шлюзы ведущие в трюм и купол, и, убедившись, что в «Мурене» остались задраены лишь внешние двери и люки, потопал в свою каюту.
Устроившись на довольно просторной «капитанской» койке, я прикрыл глаза и Ветром скользнул прочь из каюты. Наверное со стороны свистящие в щелях и меж переборками, гудящие в вентиляции и завывающих в трубопроводах потоки ветра, казались чем‑то жутким, но мне было не до того. Я старательно искал в «Мурене» то, чего в ней быть не должно. Не предусмотрено конструкцией. Благо, устройство дирижабля я знаю лучше кого бы то ни было.
Не скажу, что я ничего не отыскал, но к моему удивлению, находок было гораздо меньше, чем я рассчитывал. И среди них, кстати, ни одной «летальной». Может быть, дядька Мирон прав и Несдинич не такая уж сволочь? Хм… даже с сарказмом, эта фраза звучит жутко наивно. Особенно, учитывая ту беседу в госпитале… Арргх!
