Джон Адамс - Путь волшебника
— Ведьма оранжерейная, — пробормотал он чуть слышно.
Тем не менее присутствие остальных членов совета было фактом отрадным. Хотя у Картуса свербила мысль, не знает ли кто-то из них больше его самого.
Позади раздался плеск, и он обернулся. Уоммет, президент совета, вцепился в его плот. Они поклонились друг другу, после чего Уоммет (карлик-горбун, чей пра- и еще много раз прапрадед разбогател, когда нашел для короля Эммидуса разорившие Понти самоцветы и тем заложил основу для господства Правящего Анклава, пребывавшего у власти две тысячи лет) изрек:
— Ваша очередь с ним говорить, мессир Картус. По коридору налево. Первая комната.
С плотов на Картуса бесстрастно взирали остальные члены совета. Они были высшей знатью Понти, а потому скрывали зависть и раздражение, вызванные тем, что Картус пройдет вперед них. Хотя удавалось им это скверно. В глубине души Картус возликовал.
Он подавил желание спросить у горбуна о сути дела и соскользнул с плота. В глаза ему плеснула подогретая морская вода.
Помещение, где ждал Грю Кролл, располагалось на несколько скальных ступеней выше; там было сухо, темно и дымно. Одинокая лампа горела, мигая, на столе в центре комнаты. На стуле висел халат, и Картус набросил его. В тени, вне света лампы, стоял человек, но Картус легко определил, что тот высок и абсолютно лыс.
— Да сопутствует вам удача, — произнес учтивый голос.
— И вашему дому, и роду тоже, — отозвался Картус.
— Присаживайтесь, прошу вас. Не сомневаюсь, что из моего послания вы поняли: речь идет о деле, которое находится в компетенции Правящего Анклава. Теперь, прежде чем продолжить, я прошу вас прочесть и подписать соглашение о секретности. Не спешите, времени у нас достаточно.
Он подтолкнул бумагу через стол: это был внушительный документ, обязывавший Картуса хранить в тайне все, что будет обсуждаться в ходе их встречи, под страхом «крайнего неудовольствия» Правящего Анклава — вежливый эвфемизм смертной казни. Картус прочел его дважды.
— А в этом… нет ли чего-то противозаконного?
— Простите?
Учтивый голос зазвучал оскорбленно. Картус пожал своими огромными плечами и подписал. Бумагу изъяли из его рук и положили в сундук, стоявший в дальнем конце зала.
— Очень хорошо. Теперь мы можем перейти к делу. Выпьете? Закурите? Нюхнете? Нет? Прекрасно.
Пауза.
— Вы, вероятно, уже догадались, что Глю Кролл — не настоящее мое имя. Я младший администратор Правящего Анклава.
Картус хрюкнул, ибо его подозрения подтвердились, и почесал ухо.
— Мессир Картус, что вам известно о Понтийском мосте?
— То же, что и всем. Национальная достопримечательность. Зрелище для туристов. Весьма впечатляет любителей такого рода вещей. Построен из самоцветов и магии. Не все драгоценности высшей пробы, хотя вершина украшена розовым алмазом величиной с детский кулачок — говорят, он безупречен…
— Очень хорошо. Знакомо ли вам понятие о периоде полураспада магии?
Нет, не знакомо. Во всяком случае, Картус не припоминал.
— Период полураспада магии, мессир, есть чернокнижный термин, обозначающий время, на протяжении которого продолжает действовать магия после кончины мага, колдуна, ведьмы и прочих. Чары заурядной деревенской ведьмы начинают улетучиваться в момент ее смерти. На противоположном конце шкалы — феномены вроде Змееморья, где всецело волшебные морские змеи резвятся и нежатся вот уже почти девять тысячелетий со дня казни Килимвай Ла, их создателя.
— Это так. Верно. Это я знаю, да.
— Прекрасно. Тогда вы поймете всю важность моих слов. Период полураспада Понтийского моста, по расчетам наших мудрейших натурфилософов, составляет чуть больше двух тысяч лет. Скоро — возможно, что очень скоро, мессир, — он начнет крошиться и рушиться.
Толстяк-ювелир потрясенно ахнул.
— Какой ужас! Если об этом узнают…
Он умолк, просчитывая последствия.
— Совершенно верно. Начнется паника. Неприятности. Разброд. Нельзя, чтобы известия об этом просочились, пока мы не подготовимся, — отсюда и секретность.
— Пожалуй, теперь я выпью, — молвил Картус.
— Весьма разумно с вашей стороны. — Лысый аристократ откупорил хрустальный флакон, наполнил кубок прозрачным голубым вином, протянул его через стол и продолжил: — Любой ювелир — а тех, что справятся с такой задачей, в Понти всего семь, ну, может быть, где-то найдется еще пара, — который получит право на снос Понтийского моста и хранение его элементов, окупит расходы одной лишь рекламой, не говоря о стоимости самоцветов. Моя задача — ввести в курс дела самых уважаемых в городе оптовых торговцев драгоценностями. Правящий Анклав имеет некоторые соображения. Вы понимаете, что если все самоцветы будут разом выброшены на понтийский рынок, они почти полностью обесценятся. В обмен на предоставление моста в его безусловную собственность торговец обязан возвести под ним резервуар: когда мост начнет крошиться, торговец будет собирать драгоценности с правом продать в пределах города не более половины процента. Вы как старший партнер компании «Картус и Аатиа» входите в круг людей, намеченных мною для обсуждения данного вопроса.
Ювелир покачал головой. Звучало даже слишком хорошо, чтобы быть правдой, — если он сумеет наложить лапу.
— Что-то еще? — осведомился он безразлично.
— Я лишь скромный служитель Анклава, — откликнулся лысый. — Его члены, со своей стороны, захотят на этом нажиться. Каждый из вас при моем посредничестве станет участником тендера. Ювелирам будет запрещено совещаться друг с другом. Анклав выберет лучшую заявку, после чего победителя назовут на открытом официальном заседании, и только потом — подчеркиваю: только потом — он внесет деньги в городскую казну Преимущества, насколько я понимаю, получит заявка, в которой прозвучит обязательство построить новый мост — полагаю, что из материалов куда более скромных, — и оплатить паромные перевозки для горожан на время его отсутствия.
— Понимаю.
Собеседник воззрился на Картуса. Ювелиру почудилось, что пристальный взгляд проникает в сокровенные глубины его души.
— У вас ровно пять дней на подачу заявки, Картус. Позвольте предупредить вас о двух вещах. Во-первых, малейший намек на консультации с прочими ювелирами повлечет за собой «крайнее неудовольствие» со стороны Правящего Анклава. Во-вторых, если хоть кто-то прознает об усталости материала, мы не будем тратить время на выяснение, кто именно из вас раскрыл рот слишком широко и не слишком удачно. Высокий совет Понтийской гильдии ювелиров заменят другим органом, а ваш бизнес будет отчужден в пользу города — возможно, в качестве призового фонда для следующих Осенних игр. Я понятно выражаюсь?
Слова застряли у Картуса в горле. Все же он выдавил:
— Да.
— Тогда ступайте. Пять дней на заявку, не забудьте. Пригласите следующего.
Картус покинул помещение, словно во сне. «Ваша очередь», — прокаркал он в аванложе ближайшему члену Высокого совета и испытал облегчение, когда оказался снаружи, на свежем воздухе и при свете дня. Высоко над ним вздымался драгоценный Понтийский мост — стоял, как прежде, вот уже две тысячи лет: сверкая, мерцая и изливая на город огни.
Он прищурился: показалось или и впрямь самоцветы поблекли, опоры обветшали, так что блистательный мост выглядит чуть менее прекрасным? Не убавилось ли в нем привычной основательности?
Картус начал подсчитывать стоимость моста, оперируя весом и объемом самоцветов. Как будет относиться к партнеру Аатиа, когда получит от него розовый алмаз с вершины? Что до Высокого совета, тот перестанет видеть скороспелого выскочку в человеке, купившем Понтийский мост.
Да нечего и думать — его статус поднимется до невообразимых высот.
Человек, назвавшийся Глю Кроллом, принимал купца за купцом. На известие об усталости материала, составлявшего Понтийский мост, все реагировали по-своему — изумлением или смехом, скорбью или унынием. А под покровом насмешек и смятения каждый прикидывал приход и расход, оценивал соперников и предугадывал их шаги, тормошил шпионов в торговых домах конкурентов.
Сам Картус никому ничего не сказал — даже своей обожаемой, недосягаемой Аатиа. Запершись в кабинете, он писал заявки, потом рвал в клочья и писал новые. Другие ювелиры были заняты тем же.
Камин в клубе жуликов догорел; осталось лишь несколько угольков, тлевших в золе. Рассвет посеребрил небо. Злорада, Красношляп и я всю ночь внимали человеку по прозвищу Горностай. Именно в этом пункте рассказа он откинулся на подушки и ухмыльнулся.
— Вот и все, друзья мои, — молвил он. — Идеальное надувательство. Что скажете?
Я посмотрел на Злораду и Красношляпа и с облегчением увидел, что они пребывают в недоумении не меньшем, чем мое.
— Прошу прощения, — произнес Красношляп. — Я не усматриваю…
