Галина Ли - Эндана
– Ваше величество! Пропала первая фрейлина ее высочества, леди Финдхоем! Ее не видели с прошлого вечера!
– Она не пропала, Масген, – медленно ответил король. Головоломка сложилась в целую картину. – Она перед нами!
Он стащил с лапы браслет и кинул его наставнику. Старик некоторое время переводил недоуменный взгляд с безделушки на мертвого монстра, а потом, схватившись рукой за сердце, осел на пол. Король смотрел на дряхлого старца, беспомощно распростертого на каменных плитах, со злостью и отвращением.
Как он мог пойти на поводу у выжившего из ума старика, оставив беспомощного Леона один на один с его ненавистью?! Восемьдесят ударов плетей… случится чудо, если он выживет.
Бросив Масгена на попечение лекаря и начальника тюрьмы, Тиар прошел по тайному ходу, обнаружив на выходе из него еще один труп, на этот раз раскроенный от плеча до самого пояса. Такого удара Леон не мог нанести при всем старании, сил не хватило бы даже в полном здравии.
После недолгого разбирательства в трупе опознали придворного парфюмера, правда, в несколько измененном состоянии. Вертикальные зрачки и выпирающие клыки превратили невзрачную физиономию в оскаленную морду, а из рассеченного тела натекла целая лужа бурой слизи, пропитав весь коридор запахом разложения. Поиски воина, прикончившего нежить, результата не принесли. По-видимому, именно он помог пленнику сбежать.
Камень свалился с души его величества. Он не спал всю ночь, пытаясь прийти к какому-то решению. Честь сестры требовала отмщения, но, с другой стороны, Тиар был обязан энданцу не просто собственной жизнью, но и всем, что у него есть! Включая жизнь Албы.
Ну за каким демоном понадобилось мальчишке лезть в ее постель?! Ведь со стороны казалось, что он избегает женщин.
Оставив стражу разбираться с трупами, Тиар заперся в кабинете, отдав телохранителям приказ никого не пускать. Часа через два его бесплодные метания по комнате были прерваны грохотом в коридоре. Не успел его величество разобраться в причинах шума, как двери распахнулись и на пороге предстал разъяренный Деруен.
– С каких это пор мне запрещено тебя видеть! – рявкнул он на короля.
Тиар примирительно поднял руку – не хватало только для полного «счастья» рассориться с наставником, заменившим ему отца.
– Прости, Деруен, мне требовалось побыть одному. Слишком много несчастий свалилось на голову за последние сутки.
Деруен кивнул, принимая объяснения, и хмуро поинтересовался:
– И какие несчастья с тобой приключились, расскажешь старику? Это они вынудили тебя отдать приказ о погоне за побратимом? А то мне пока кажется, кто-то из нас двоих не в своем уме!
Тиар недоуменно спросил:
– Какой приказ?
Воин раздраженно ткнул в сторону двери:
– Да там наш избранный брат Масген дружину на ноги поднял и в метель отправил с приказом доставить во дворец изменника, чужеземца по имени Леон, живым или мертвым! – И, увидев ярость на лице правителя, сочно выругался: – Клянусь дубиной Дагду, мир еще не видел такого остолопа, как ты! С какой стати он за тебя приказы раздает?!
Тиар выскочил из покоев, вихрем промчался до комнат Верховного жреца и застал его диктующим очередной указ.
Ярости, охватившей его величество при первых же услышанных им словах Масгена, не было предела. Документ открывал охоту на магов.
– Масген, – голос Тиара был холоднее льда, – кажется, ты пытаешься занять мое место?!
От этих слов старательный писарь выронил перо, разлил чернила и упал на колени. Верховный жрец лишь упрямо наклонил голову. На его лице не было видно ни капли раскаянья.
– В оковы его, – кивнул на избранного брата король.
Стража послушно кинулась выполнять приказание. Старик не сопротивлялся, он как будто съежился, поник, став сродни древним развалинам, жалким напоминанием былой силы.
– Почему? – спросил Тиар, его голос прозвучал сипло, словно невысказанные слова мешали говорить.
Масген поднял потухший взгляд на короля:
– Это Леон, Леон превратил ее в чудовище! Он колдун! Финдхоем была такая нежная, такая беззащитная, такая красивая! Я любил ее! И она любила меня!
– Ты спал с нею, – бесстрастно сказал король, горько сожалея о своей затянувшейся слепоте.
– Ты не понимаешь, – усмехнулся жрец, в его глазах мерцал огонек безумия, делая страшным худое старческое лицо. – Она всегда была для тебя только красивым телом, а я видел ее душу!
– Плохо смотрел! – рыкнул Тиар и кивнул страже: – Уведите его, пусть пока посидит в камере. Никого не пускать до моего возвращения, приеду – разберусь.
А потом развернулся и вышел вон, Деруен поспешил следом.
– Когда дружина покинула город? – спросил Тиар у него.
– Да уже, наверное, часа два прошло, – ответил воин и тут же добавил: – Даже не думай, Тиар! Сейчас мы никуда не поедем – на улице так метет, что на расстоянии вытянутой руки ничего не видно. Куда они денутся? Дальше Южной крепости в такую погоду все равно не уйти! Как пить дать, встанут там на ночлег. Лучше удели внимание старику, расскажи, с чего началась вся эта заварушка. А то у меня такое ощущение, что ты повредился в рассудке!
Тиар, взглянув на пожилого воина, тяжело вздохнул:
– Пожалуй, ты прав.
Когда молодой человек закончил нерадостное повествование, Деруен долго молчал, а потом осторожно спросил:
– Тиар, ты знаешь, что я люблю вас с Албой как собственных детей, но с чего ты взял, что правда на ее стороне?
– Что?! – Тиар смотрел на воина и не верил своим ушам.
– Твоя сестра очень упряма, последний месяц она прохода Леону не давала. Парень по углам от нее прятался да через потайные двери бегал! И ни разу никто мне не сказал, что он хотя бы улыбнулся принцессе. Ты не обижайся, но Алба привыкла получать все, что ей захочется, а на этот раз ей больше всего на свете захотелось в мужья энданца.
– Нет! – отказался верить этим рассуждениям король. – Она не могла! Она же прекрасно понимала, чем грозит ее обвинение Леону!
– Не знаю, не знаю, – задумчиво произнес Деруен. – У нее в советчицах была Финдхоем, а это, сам понимаешь, не лучший признак. Да, проглядели мы с тобой эту мерзость под самым носом… – помялся, но все же попросил: – Знаешь, ты сходи к сестре-то. Может, без подруги она по-другому заговорит?
Тиар поднялся и вышел, решив не откладывать неприятный разговор. Деруен отправился следом, он тоже хотел услышать, что скажет принцесса.
Алба встретила брата на пороге, посторонилась, пропуская в комнату, и, глядя на строгое его лицо, сказала:
– Не надо так смотреть на меня! Я сказала правду! Я жду ребенка, и его отец – Леон!
После чего горько расплакалась.
Деруен, наблюдавший за этой сценой со стороны, упрямо заявил, оставшись с его величеством наедине:
– Ты как хочешь, Тиар, а только я считаю, что или ребенка вовсе не будет, или он будет похож на кого угодно, но только не на энданца!
* * *Сильные, выносливые кони с трудом пробирались по занесенным дорогам, постепенно выбиваясь из сил. Гора под названием Голова дракона становилась все ближе, и вскоре за спиной осталась последняя деревенька, последняя ночевка в тепле и относительной безопасности.
Арана переносила путь с удивительной для девушки стойкостью, воин не услышал от нее ни единой жалобы. А вот Леон вызывал у молодого человека тревогу.
Раны от кнута воспалились, и юноша с трудом удерживался по эту сторону реальности. Иногда он терял сознание, проваливаясь в жаркую бездну. И тогда Тиар с Араной по очереди сторожили его, не давая скидывать меховое покрывало, снимая жар ледяными примочками. Благо снега было вокруг хоть отбавляй. Когда же чужеземец приходил в себя, то лежал без единого стона, глядя пустым взглядом на заснеженный лес. В такие минуты Траес говорил за двоих. Больше всего на свете ему хотелось вытащить друга из этого страшного безразличия, разбудить интерес к миру и желание жить.
Последнюю ночевку беглецам пришлось сделать в снегу. Опытный Траес сумел обустроить ее с комфортом, вырубив из слежавшегося снега большие кирпичи и соорудив из них подобие снежного дома. Временное жилище спасло путников от мороза, а к утру небо снова укутали тучи и сильно потеплело. Правда, теперь беглецы продвигались еще медленней: к глубоким сугробам прибавились густые заросли колючего кустарника, усыпанного мерзлыми красными ягодами. Путники прорубали через них себе дорогу, вспугивая с кустов стаи мелких желтогрудых пташек.
Сани пришлось оставить, и Леона пересадили на коня. Теперь он, теряя сознание, беззвучно валился в снег. Тогда Траес останавливался, поднимал неподвижное тело и укладывал на коня, как мешок.
И вот, когда впереди уже темнел черный зев пещеры, из-за спины примчалась одинокая стрела с синим оперением – стрела королевского лучника. Она вонзилась в ствол высокого дерева и осталась в нем, как символ тщетности скрыться от погони.
