Джон Адамс - Путь волшебника
— Красиво, — сказал Лучок.
— Что? — испугалась его тетя. — Лучок? Присядь-ка, дитя.
— Некоторые люди считают, что красиво, — ответил ему Толсет.
А Халса ничего не сказала, только нахмурилась.
Толсет и Халса пересекли город и миновали ворота, выбравшись на дорогу, которая вела обратно к Лэббиту и дальше на восток. Здесь в обе стороны днем и ночью плотным потоком шли беженцы, по большей части напуганные женщины и дети. Ходили слухи, что позади них движутся войска. Рассказывали, будто король в припадке безумия убил младшего сына. Лучок видел шахматную доску. Светловолосый мальчик, его ровесник, сделал ход черным ферзем, а потом фигуры посыпались на пол. Что-то говорила женщина. Мальчик наклонился, чтобы собрать шахматы. Король хохотал. Он поднял меч, и с клинка потекла кровь. Лучок никогда раньше не видел королей, хотя часто видел людей с мечами. Людей с кровью на мечах.
Толсет и Халса свернули с дороги и поехали вдоль реки, которая больше походила на цепочку широких неглубоких прудов. На противоположном берегу виднелись малохоженные тропки, теряющиеся в подлеске и зарослях спелой малины. В воздухе ощущалась настороженность, подозрительность и напряженное ожидание чего-то живого, наполовину спящего, а наполовину бодрствующего; какой-то неуловимый гул, будто все вокруг напитывалось магией.
— Ягоды! Ягоды! Спелые и сладкие! — вновь и вновь выкрикивала юная торговка.
Лучку хотелось, чтобы она умолкла. Тетушка заплатила за хлеб и твердый солоноватый сыр, сунула покупки в руки мальчику.
— Поначалу всем бывает не по себе, — пояснял Толсет. — Болота Перфила так насыщены магией, что выпивают ее из всех. Только колдуны Перфила могут применять здесь волшебство. Но есть исключения.
— Я не хочу связываться ни с каким волшебством, — чопорно заявила Халса.
Снова Лучок попытался заглянуть в разум Толсета, но увидел там лишь болота. Белые цветы с мясистыми лепестками, будто покрытыми воском, и плакучие деревья, макающие ветви в воду, будто удочки.
— Я чувствую, что ты смотришь, — рассмеялся помощник колдунов. — Не заглядывай слишком глубоко, а то не удержишься и провалишься.
— Я не смотрю! — возразила Халса.
Но Лучок знал, что она смотрит. Слышал это, как щелчок ключа в замочной скважине.
Болота пахли солью и сытостью, точно миска похлебки. Лошадь Толсета трусила не торопясь, чавкая копытами в грязи. Отпечатки тут же заполнялись водой. Жирные и блестящие, будто самоцветы, мухи, трепеща крылышками, облепляли тростники, а в прозрачной луже Лучок разглядел змею, свернувшуюся зеленой лентой среди мягких, как облако волос, водорослей.
— Подожди здесь и присмотри за Бонти и Миком, — сказала тетушка. — А я схожу на вокзал. Лучок, ты в порядке?
Мальчик задумчиво кивнул.
Толсет и Халса проникали все глубже в болота, все дальше от дороги, от перфильского рынка, от Лучка. Совсем не так они добирались к Перфилу — в спешке, среди пыли, по сухой дороге и на своих двоих. Всякий раз, когда Лучок или кто-то из близнецов спотыкался или попросту отставал, Халса кружила около, будто заправская овчарка, щипала, пинала и подгоняла. Трудно было даже предположить, что жестокая, жадная и вечно недовольная Халса умеет читать чужие мысли, хотя, как вспоминалось, она всякий раз узнавала, если Мик или Бонти находили что-то съедобное, легко отыскивала кусок земли помягче перед сном, вовремя сворачивала с дороги перед появлением солдат.
Халса думала о матери и братьях. Она видела лицо отца, которого военные расстреляли за амбаром, серьги в виде змей, взорванный диверсантами поезд на Квал. Она знала, что должна была ехать в этом поезде. Она злилась на Толсета за то, что увез ее, а не Лучка, за то, что помощник колдунов не выбрал его.
Ожидая тетушку на рыночной площади, Лучок время от времени видел заостренные крыши, венчавшие башни колдунов. Они устремлялись в небо, будто ждали его рядом с перфильским рынком, а потом вдруг отступали и увлекали его за собой, к Толсету и Халсе. Их тропа то расходилась с неспешным потоком черной как деготь воды и сворачивала в кустарник, усеянный ярко-желтыми ягодами, то возвращалась обратно. Они пересекали другие тропинки, узкие и извилистые, заросшие травой и почти неприметные. Наконец они проехали через рощу резко пахнущих деревьев и оказались на скрытом от чужого взгляда лугу, не шире, чем рыночная площадь Перфила.
Вблизи башни не выглядели прекрасными. Обветшалые, покрытые лишайниками, они, казалось, в любой миг могли рухнуть. Стояли они до того близко друг к другу, что можно было бы натянуть веревку между ними и сушить белье, если бы колдунов волновали такие мелочи, как стирка. Кто-то все-таки старался уберечь башни от падения, подпирая их стены причудливыми насыпями валунов. Дюжина башен выглядела пригодной для жилья, а прочие представляли собой или развалины, или просто-напросто груды битого камня, из которого успели повыбирать все, что могло пригодиться при новых стройках.
К лугу сходилось множество троп — как протоптанные в грязи, так и водные пути — протоки, укрытые путаницей ветвей, опустившихся так низко, что и лодка с трудом могла бы пройти. Даже пловцу, пожалуй, пришлось бы время от времени нырять. На остатках башенных стен сидели дети, внимательно наблюдавшие за приездом Халсы и Толсета. Худой мужчина помешивал какое-то варево в котле над костром. Две женщины сматывали растрепанную веревку. Одевались они как Толсет. «А колдунам нужно много слуг, — подумали Халса и Лучок. — Наверное, они ужас какие ленивые».
— Давай слазь, — приказал помощник колдунов, и Халса с наслаждением соскользнула с конской спины.
Следом за ней спрыгнул на землю и Толсет, снял с лошади упряжь с корзинами, и та внезапно превратилась в полуголую загорелую девчонку лет четырнадцати от роду. Распрямив спину, она вытерла ладони о набедренную повязку. И по всему выходило, ей безразлично, что другой одежды на ней нет. Халса глядела на нее, раскрыв рот.
— Веди себя хорошо, — нахмурилась девчонка, — а то превратят в кого-нибудь похуже лошади.
— Кто? — спросила Халса.
— Колдуны Перфила, — расхохоталась девочка.
Даже ее смех напоминал конское ржание. Остальные дети тоже принялись хихикать.
— Ай да Эсса! Катала на себе Толсета!
— Эй, Эсса, ты обещанный подарок мне привезла?
— Эсса красивее, когда она лошадь, чем когда девчонка!
— А ну, заткнитесь! — прикрикнула на них Эсса и запустила камешек в обидчика.
Халса восхитилась точностью и скупостью ее движений.
— Ой! — воскликнула мишень, хватаясь за ухо. — Больно же, Эсса!
— Молодец, Эсса, — сказал Толсет.
Она ответила на удивление изящным реверансом, словно несколько мгновений назад не передвигалась на четвереньках без намека на талию. На камне лежали штаны и свернутая рубаха. Эсса оделась.
— Это Халса, — сказал Толсет мужчине и детям. — Я купил ее на рынке.
Они молчали. У Халсы заполыхали щеки, но она не издала ни звука. Посмотрела на землю, потом на башни. Лучок тоже смотрел на башни, надеясь увидеть колдуна. В окнах никого не было, но мальчик чувствовал колдунов Перфила, ощущал их присутствие. Болотистую землю под ногами наполняла магия, стены башен излучали ее, как печка — тепло. Магия облепляла детей и слуг колдунов, они будто пропитались ею.
— Пошли, найдем чего поесть, — сказал Толсет, и Халса поплелась за ним следом.
Им достался пресный хлеб, луковицы и рыба. Девочка попила воды, слегка отдававшей металлом — это тоже признак магии. Лучок ощутил привкус на своем языке.
— Лучок! — позвал кто-то. — Бонти, Мик!
Мальчик огляделся по сторонам и вернулся на рынок. Рядом стояла тетушка.
— Тут рядом есть церковь, — сказала она, — и нам разрешили в ней переночевать. Поезд отправляется рано утром.
Когда Халса подкрепилась, Толсет отвел ее в одну из башен и показал уютную комнатку под лестницей. Пол был устлан свежим тростником, в углу лежало шерстяное одеяло. Солнце еще не село. Лучок с тетушкой и двоюродными братьями пришли в церковь, где во дворе беженцы могли поспать, хоть в тесноте, да не в обиде. Халса лежала с открытыми глазами и думала о волшебнике, который живет на вершине башни. Стены так пропитались магией, что у девочки перехватывало дух. Ей казалось, что колдун Перфила крадется по лестнице к ее каморке, поэтому она стискивала кулаки, чтобы не уснуть, несмотря на мягкую постель. А вот Лучок провалился в сон немедленно, будто зачарованный. Снились ему колдуны, кружащие над болотами, словно большие белые птицы.
Пришедший утром Толсет растолкал Халсу.
— Поднимайся и принеси воду для колдуна, — сказал он, протягивая пустое ведро.
Очень хотелось сказать, пускай колдун сам таскает себе воду, но дурочкой Халса никогда не была. Она теперь рабыня. Лучок снова возник у нее в голове, советуя проявить осторожность.
