Саша Готти - Влада. Бал Темнейшего
– Дрина, привет! Что-нибудь случилось?
Влада, сев в кровати, почему-то решила, что на город снова напали и объявлена тревога. У кикимор были такие лица, будто им предстоит бой насмерть со страшным врагом.
– Дрина?! – крикнула Влада, вскочив с кровати и не зная, куда сейчас бежать. – Да что происходит-то, ты чего не разговариваешь со мной?!
– Я на службе, – отчужденно скользнув по Владе взглядом, проронила кикимора. – Нас допустили до величайшей чести. Примерка, подгонка по фигуре…
Нет, Дрина вовсе не была обижена неосторожным словом, это снова было то самое, «другое состояние нечисти». И если для фурий это выглядело как превращение в когтистых скорпионих, то кикиморы сейчас были похожи на рой ос, на пути у которого лучше было не становиться. У этих ос были чудесные и ласковые кикиморские имена: Юлиана, Вероника, Карина, Снежана и как-то там еще, Влада была не в состоянии запомнить. Командовала всем этим кошмаром мать Дрины, Роксана Елисеевна, которой Влада через полчаса втайне придумала прозвище: «шанельный тиран».
Владу вытащили из пижамы, позволили сбегать почистить зубы и в одном белье утащили в гостиную на третьем этаже. В этой комнате хорошо жилось сервантам с фарфором и статуям, но теперь сонный покой всех этих древностей был грубо нарушен.
На середину гостиной был вытащен мраморный стол, и Владу поставили на него, как статую. Раскинув руки в стороны, пришлось застыть и терпеть, глядя с высоты стола, как в окне набирает силу непогода на Большой Морской улице. Влада думала, что сейчас на нее будут надевать платье, но ошиблась. Кикиморы, как оказалось, просто провели «разведку боем», решая, какое белье подойдет по размеру, какой высоты должен быть каблук и что делать с кошмарно запущенной внешностью будущей невесты наследника Темнейшего.
– Волосы, работы немеряно, – прищурилась Роксана Елисеевна. – Кожа крема хорошего не знает, руки обветрены. Ногти, убиться на месте. На лбу – прыщ… как говорится, получите, Роксана Елисеевна и распишитесь.
– Извините, – Влада на секунду сама вдруг поверила, что ничего важнее одобрения этой властной кикиморы в ослепительно-белом костюме на свете нет. Роксана Елисеевна Веснич командует всеми кремами, духами и платьями в Петербурге, можно и не сомневаться…
Дальше начался бой. Кикиморы с воинственными физиономиями сражались с ногтями Влады, которые облюбовали заусенцы, с ее волосами, кожей и ногтями на ногах.
– Средство для кожи, – бросала приказы мать Дрины юным кикиморам. – Юлиана, ватку, пинцет…
– Ай! – Влада схватилась за бровь. – Зачем вот это, Роксана Елисеевна, брови-то нормальные!
– Брови кошмарные, – неумолимым тоном отрезала кикимора. – Ногти еще хуже. Будем делать наращивание гелем. Дрина, готовь плацдарм…
– У Гильса ведь еще две сестры есть, у вас на них времени не хватит, – попыталась напомнить Влада, но Роксану Елисеевну это только рассмешило.
– Майечка и Стеллочка Мурановы ходят на бал каждый год, и их кожа, волосы и ногти всегда в прекрасном состоянии, уж я-то им не позволю себя запустить. Эти девушки готовы к балу за полгода, их платья другой случай, они не невесты наследника Темнейшего!
– А мое платье какое-то особенное? – насторожилась Влада, но Роксана Елисеевна ткнула пальцем в ее сторону.
– И прыщ на лбу они никогда бы себе не позволили в день бала, это уже верх всего, милочка!!
– Извините еще раз, – не получив ответа про платье, растерялась Влада.
Пытка красотой не прекращалась, особенно запомнилась помывка головы, при которой Владу чуть не утопили в мраморном бассейне. Голову мыли чем-то особенным, что внесли в ванную комнату на подносе в изящном флакончике со сверкающей камнями крышечкой.
– Растертый сиреневый жемчуг, извлеченный из желудка морского водяного, – сообщили ее мучительницы. – Придает волосам особенный блеск.
«Лучше бы не говорили, что мне моют голову тем, чем стошнило водяного» – Влада наглоталась воды, и в горле теперь саднило, но пытка того стоила: волосы заблестели как шелк и легли очень ровно и прямо, раскинувшись по спине.
В тело втирали крем, состав которого Влада не рискнула уточнять. Он пах одновременно морем, пудрой и чем– то вроде надкушенного граната. И если Влада наивно думала, что полировка и маникюр ногтей дело не такое уж долгое, то через три часа поняла, что жестоко ошиблась.
Руки онемели и затекли, а стая кикимор все терзала ее пальцы пилочками для ногтей, вокруг был крем, баночки, скляночки и окрики Роксаны Елисеевны. Потом Влада позорно приняла за бальное платье одетое на нее черное нижнее белье, восхитившись кружевами до колен, и кикиморы долго давились смехом, переглядываясь друг с дружкой.
В три часа дня Влада вдруг так захотела, чтобы хоть что-то сейчас вмешалось в эту церемонию пыток, что даже обрадовалась, услышав, то где-то вдалеке зашумели голоса и раздался громкий стук – будто кто-то колотил ногой в двери дома.
– Прошу покорнейше прощения, – ворвался в комнату встревоженный лакей. – Там внизу явился неизвестный домовой и смеет утверждать, что он входит в свиту невесты наследника! Шумит и ломится в дверь! Что прикажете делать?
Кикиморы замерли, подняв глаза на Владу – и она с облегчением поняла, что это вопрос решать исключительно ей.
– Впустите, – подумав, согласилась Влада, обнаружив, что радуется возвращению негодяя Ливченко. Ожидание бала и все это кикиморское сумасшествие настолько действовало на нервы, что наглая домовая рожа вдруг оказалась очень кстати.
– Я, между прочим, состою в свите невесты Темнейшего и неприкосновенен! – донеслось с лестницы. – За оторванный рукав ты мне заплатишь, козлина, понял?!
Диня ввалился в комнату, разъяренный и злой, волоча за собой огромный чемодан.
– Ты бы колесики к нему приделал уже, – нервно рассмеялась Влада. – А то таскать туда-сюда скоро надорвешься…
– Во-первых, здорово, Огнева, – огрызнулся домовой, огрев злобным взглядом лакеев, которые вбежали за ним следом и теперь топтались на месте, ожидая приказа выдворить гостя прочь. – Че зырите, клешни оторву, зенки сами выкатятся, чмо!
– Угомонись! – прикрикнула на него Влада. – Чего приперся?
– Что значит – «чего»?! – Диня возмущенно вытаращился на Владу. – Ты собиралась на бал без меня пойти? Ты знаешь назубок политес апофигея бала?!
– Я решила других домовых вместо тебя с собой взять, – Влада была рада сорвать на ком-то свое раздражение, уверенная, что домовой все равно уже никуда не денется.
– То есть ты собираешься переться на бал с чужими домовыми, вот с этими?! – Диня невежливо ткнул пальцем в лакеев. – С ума сошла! Да лучше возьми на бал с собой что-то из мебели! Ты же потеряешься! Ты не знаешь с кем поздороваться, куда пойти, тебе же советник нужен!
– Молодой человек, вы мешаете, – Роксана Елисеевна двинулась в сторону Дини, нехорошо поигрывая расческой. – Но если вы действительно состоите в свите невесты Темнейшего, тогда другое дело… тогда нам добавится работы… Вы идете на бал?
– Чегой-то за допросы такие? – Диня попятился от кикиморы, с опаской поглядывая по сторонам. – Ну да, иду на бал, как без меня-то?
Вопросительные взоры кикимор снова ждали только согласия Влады, и та с огромным удовольствием кивнула головой.
– Это мой домовой, из моей свиты, и он идет на бал, – обратилась она к лакеям, которые не сводили с нее глаз, ожидая приказа вывести скандалиста вон.
Визг Дини Ливченко, который попался в руки кикимор, полетел по этажам дома. Вырваться из лап сразу десятка когтистых девиц не слишком сильному физически домовому было невозможно.
– Пустите! Ай!! Укушу… Голову не трогай! Отпусти меня, коза проклятая!! – вопил, лягаясь домовой, когда с него стаскивали старую куртку и грязные кроссовки.
Влада, глядя, как над ее ногтями колдуют уже на финальной стадии – покрывают их тончайшими узорами поверх лака, – с улыбкой слушала проклятия Ливченко. Кикиморы отрывались на полную катушку, и из-под дверей ванной летели клочья сухих макарон.
Если это и была месть за побеги домового, то очень утонченная и своевременная.
– Не смей меня расчесывать, я в жизни этого не делал, – завывал Диня. – А-а-а-о-о-у-у-у-у… у меня же неприкосновенность….
– Тайным миром правит Темнейший, невеста наследника выбирает свиту, а вот как выглядит свита, которая будет на балу, решаю я. Это и есть политес апофигея, родной ты мой, – голосом садистки пела Роксана Елисеевна. – Девочки, где у нас парадная форма одежды домовых, допущенных к балу? Надо примерить и подогнать, этот мелкий уж очень…
– Сверток номер тридцать восемь, мам, – отрапортовала Дрина, кидаясь шуршать бумагой.
Пытали домового ничуть не меньше, чем Владу: зато, когда его отмыли от многолетней грязи, он оказался значительно симпатичнее предыдущего Ливченко, хотя чуть не повредился рассудком. Первое, что он сделал, как только ему разрешили взять в руки свой телефон, – принялся звонить. Но не дяде, не в Темный Департамент жаловаться, и даже не в службу спасения…
