Евгений Щепетнов - Монах. Путь к цели
– Отстань! Не буду я с тобой! Еще когда муж был жив, я тебе говорила: не лезь ко мне! Жаль, что он помер, а то бы тебе морду набил!
– Что ты кобенишься? Без денег не хочешь? Твой муж был еретиком, он никогда как следует не веровал в Бога! Он пособник исчадий! Не зря он все время шастал в Славию. Контрабандист, говоришь? Никакой не контрабандист – агент исчадий он был! Не зря его Бог наказал – жизни лишил. Тебе за счастье приласкать по-настоящему боголюбивого человека, может, тебе твои грехи тогда простятся.
– Какие грехи, ты, сладострастник и негодяй?! Если ты церковный староста, так это не означает, что ты император всего, что вокруг! Пошел отсюда! Пошел!
Из ворот дома вылетел мужчина лет сорока, со слащавой физиономией, приятной на первый взгляд, но сейчас перекошенной, как у демона. За ним показалась женщина, лицо ее покраснело, а глаза метали молнии. Сейчас она меньше всего была похожа на забитую, придавленную жизнью неудачницу-вдовушку, которую Андрей встретил полтора часа назад. Мужчина злобно оглянулся, заметил Андрея, скривился и, сплюнув, сказал:
– Что, к блуднице стремишься? Блуд поощряешь? Все в аду будете, все!
Андрей нахмурился и шагнул к нему, человек отшатнулся в испуге и потрусил прочь. Женщина обессиленно привалилась к столбу ворот и, словно извиняясь, сказала:
– Достал уже. Церковный староста. Я ему отказала когда-то, а потом он все намеки делал, когда я уже замужем была. Муж его встретил, пригрозил, что башку оторвет. Тот напугался, отстал – так-то он трус, только наглый, слишком уж власть забрал. Отец Никодим пьет, на него все хозяйственные дела перевалил, а тот и рад стараться – все деньги, все подношения через старосту идут. Так-то отец Никодим хороший поп, но все позабросил. Ему удобно – староста денег соберет, настоятелю даст, сам поживится. А если есть деньги на вино и выпивку, чего беспокоиться. Совсем этот паук одолел. Ходит по вдовам… я точно знаю – многие уступают. Вот и ко мне подкатил. Да что мы стоим-то? Пойдемте в дом, пойдемте! Я комнату подготовила, все в порядке.
Комната и вправду была приличной – чистой, ухоженной, кровать широкая, чистые простыни, кувшин с водой, тазик. В доме не ходили в уличной обуви – хозяйка и постояльцу сразу выдала тапочки, – так что и в кухне, и в гостиной было очень чисто и уютно. Печь пока не топилась – на улице тепло, да и Андрей подозревал, что денег на дрова у женщины не было совсем. Ему подумалось: как они вообще переживут зиму? Ну да, тут сильных холодов нет, но все равно совсем даже не жара.
– А дети где? – поинтересовался монах, усаживаясь за стол в гостиной и ставя корзины с продуктами на пол возле стола.
– Они у себя в комнате. У меня сын и дочь, пять и семь лет. Они очень тихие, не помешают.
Андрей присмотрелся к лицу женщины и удивился – ему казалось, ей далеко за сорок, но на самом деле ей было лет двадцать пять, а может, и меньше. Если только не смотреть в потухшие глаза…
– Ты не могла бы накрыть на стол? У меня в корзине продукты. И кстати, как тебя звать? А то как-то неудобно… Я – Андрей.
– Нерта меня звать, Андрей. Сейчас накрою.
Женщина быстро подхватила корзины, выставила горшочки на стол, достала из шкафа тарелки, ложки, кружку, красиво расставила перед Андреем и хотела уйти, но он остановил:
– Погоди. Отнеси детям поесть. И сама присядь, поешь со мной.
– Неудобно… – Нерта сглотнула слюну. – Вы не должны за нас платить, это ваши продукты.
– Перестань, – поморщился Андрей, – не будь дурой, дают – бери. Иди отнеси детям и приходи – считай, это плата за то, что ты составишь мне компанию.
Женщина слегка вздрогнула, не сразу поняв, о чем говорит постоялец, потом кивнула и стала несмело отбирать по кусочку пирогов каждого вида и накладывать в миску немного гуляша с пряностями и овощами.
– Да бери побольше! – махнул рукой Андрей. – Я много купил, надо будет – еще куплю, деньги у меня есть, не пропаду. Бери, бери! Ты мне ничем не обязана, ничего от тебя не требую, просто посиди, поговори со мной, а то мне скучно.
Нерта уже более смело набрала в чашки пирогов, жаркого, гуляша и торопливо вышла. Вскоре на другой половине дома послышались радостные крики, и Андрей улыбнулся – все-таки приятно сделать доброе дело. Самому себе кажешься таким хорошим, таким славным – особенно когда тебе это почти ничего не стоит.
– Что, опять самку себе нашел? – деловито спросила выглянувшая из кармана заспанная Шанти. – Надо бы подкрепиться. Что-то ты меня совсем голодом заморил.
– Кстати, может, слетаешь ночью на охоту? И сами поедим свежатинки, и женщине оставим? Да не моя она самка, просто жалко стало. Голодные, убогие… если могу помочь, почему и нет? Деньги у меня есть. Надо будет – еще заработаю.
– Ну-ну… – неопределенно хмыкнула драконица, скользнула из кармана на стол и фыркнула: – Где моя печенка? Я не хочу пироги и гуляш! Молока и меду хочу!
– Ой, какая красавица! Это ей вы печенки взяли? Я видала в корзинке. А я-то думаю – зачем?
– Ей, – усмехнулся Андрей. – Положи печенку в миску, хорошо? И еще молока и меда в мисочках поставь. Она у меня сладкоежка.
– Сейчас, сейчас! Ой, красавица. А можно, я потом ее детям покажу? Они будут в восторге!
– Она не любит, чтобы ее показывали. Впрочем, я потом спрошу.
Женщина весело рассмеялась шутке постояльца и, присев к столу, начала жадно есть. Андрей налил кружку пива, поставил перед ней, Нерта благодарно кивнула и, взяв кружку, отпила из нее холодной шипучей жидкости. Закашлялась, покраснев и засмущавшись, потом успокоилась и снова приступила к еде.
Андрей смотрел на хозяйку дома и думал о том, что всех, конечно, не пережалеешь. Но одно дело, когда человек попал в беду по своей вине, по своей глупости, и другое – когда он ни в чем не виноват, но оказался в такой беде, что ему и не снилось. За что? Почему? Бог испытывает? Кого любит, того испытывает? Андрею никогда не нравилось это выражение, это высказывание. С его точки зрения, гадости в мире творились не от Бога, а от Сатаны. И приспешники лукавого искусно выдавали его деяния за проявление Божьей воли. Можно спросить: а как же тогда с всеведущностью? Ведь Бог все знает, все ведает, так почему эти пакости творятся с его ведения? Андрей не знал этого. И для него это всегда было загадкой. Освенцим, Бабий Яр, Треблинка – почему Он попустил? Как это могло быть? Нет ответа.
Андрей встряхнулся, выбросил богохульные мысли из головы и спросил:
– Чем ты вообще живешь?
Нерта слегка вздрогнула, перестала жевать и, опустив глаза, спросила:
– Вам нужна женщина?
– Да нет, ты не поняла… – начал Андрей, и тут до него дошло. – Что, у вас много женщин оказывают услуги приезжим?
– Многие, – хмуро пояснила Нерта, отложив кусок пирога. – Я не занимаюсь этим. По крайней мере, пока. Хотя, возможно, и придется. Вы хотите купить мои услуги?
– Даже и не думал, – искренне удивился Андрей. – А что, ты бы согласилась? И сколько это стоит?
– Две серебреника за час. Пять – десять за ночь. Так все берут. Если что-то… особенное – золотой за ночь. Или два.
– Это не деревня, это бордель какой-то, – пробормотал Андрей, отхлебывая пиво. Потом немного повысил голос и спросил: – А чем ты занималась до того, как муж умер? Что ты умеешь делать? Родители твои живы? Почему ты осталась одна, что, никого нет родни? Так же не бывает в деревнях.
– Детей воспитывала. А родители у меня померли – в реке утопли. Сирота я. Братьев-сестер тоже нет. Вернее, есть сестра, но она далеко, в Анкарре. Брат был – тоже утоп.
– Чего это на них напасть такая, чего они все потонули-то? – удивился Андрей.
– Дак чем тут все промышляют – через речку контрабанду таскают. Вот как-то и полезли… а там, выше, затор образовался после дождей, запруда, а они-то не знали, и, когда стали переправляться, запруду тут и сорвало. Ну и снесло их… потом нашли – живого места нет. Измочалило. Я как раз в невестах была – сразу и выскочила за Юрсана, он видный парень был. Хоть и без любви, но вышла – одной нельзя оставаться. Потом слюбилась, ничего. Хорошо жили, дети хорошие. Так и было бы все хорошо, не пойди он как-то ночью за околицу, в лес.
– А чего он посреди ночи-то туда потащился? Немного странно…
– Тайник там был, он товар кое-какой туда складывал, хотел ночью забрать. Потом нашли его – без головы. Товар исчез. Но не бандиты – ран от оружия не было, похоже, как зверь какой-то драл. Вот так я и осталась одна. Что умею делать? Шить умею, всегда любила шить. Но тут на кого шить? На церковного старосту? На вдовушек, промышляющих своим телом? Кому нужно мое умение?
– В столицу поехать. Сестра ведь есть, говоришь? Там заняться пошивом. Если и вправду умеешь хорошо шить – дела пойдут.
– А на какие деньги я поеду? Хату продать? Так деревенские же кровь из меня выпьют, купят ее за медяки. Тут дорого не продашь, сразу все прознают и скупят за бесценок.
– А собой лучше торговать? Не за бесценок?
