Агата Кристи - Серебряное зеркало и другие таинственные истории
Наблюдатели, действуя инстинктивно, несмотря на бессознательность и бессвязность мыслей, теперь отошли вверх, к ступеням в скалах, ведущим к террасе гостиницы. Слух достиг и оставшихся внутри гостиницы, поэтому бежавшие очевидцы застали там ужас, почти равный страху, обуявшему их самих. Думаю, кто-то в испуге произнес несколько слов, но не могу утверждать точно.
Некоторые люди, которые в гостинице, в ужасе скрылись в своих комнатах, а остальные остались наблюдать за тонущими жертвами — линия колеблющихся голов показывалась над бушующими волнами в свете вспышек молнии. Я вспоминаю эти головы и думаю, какие у этих людей должны были быть глаза — выпученные, с отразившимся в них страхом, паникой и бредом всей обозленной вселенной. Вся печаль, весь грех и все страдание, разрушенные надежды и неисполнившиеся желания, ужас, ненависть и вековая тревога с самого начала времен. Глаза, горящие болью, терзающей душу в незатухающем адском пламени.
И когда я неотрывно глядел поверх этих жертв, я увидел еще один глаз — единственный глаз, тоже горящий, но в котором читалась цель, настолько отвратительная для моего сознания, что это видение вскоре ушло. В тисках неизвестного зла, линию проклятых жертв тащило все дальше; их безмолвные крики и непроизнесенные молитвы были известны теперь только демонам черных вод и ночному ветру.
И вдруг с разъяренного неба сошел такой безумный взрыв сатанинского грома, который превзошел даже предыдущий раскат. Среди ослепляющего пламени, сходящего с неба, голос небес прозвучал одновременно с богохульствами ада, и вся агония обреченных отозвалась в одном отразившемся от планеты раскате исполинского грома. Это был конец шторма, так как таинственным образом дождь тут же прекратился, и луна вновь пролила свой бледный свет на странно успокоившееся море.
Уже не было змейки качающихся голов людей. Вода были спокойна, и только вдалеке от дорожки лунного света ее перерезала небольшая рябь, похожая на водоворот — там, где впервые раздался странный крик. Но когда я, захваченный лихорадочными мыслями и страшным потрясением чувств, посмотрел на эту блистающую серебром угрожающую зыбь, из каких-то бездонных далеких глубин до моих ушей донеслись слабые и зловещие отголоски смеха.
Перевод В. СанинойУильям Уаймарк Джейкобс
КОЛОДЕЦ
Двое мужчин беседовали в бильярдной старого загородного дома. Они только что без особого увлечения сыграли партию и теперь расположились возле открытого окна, лениво болтая и глядя на парк, раскинувшийся внизу.
— Время близится, Джем, — наконец сказал один из них. — Шесть недель спустя ты будешь изнывать от скуки и проклинать того — или, вернее, ту (поскольку это наверняка была женщина), — кто выдумал медовый месяц.
Джем Бенсон, развалившись в кресле, вытянул ноги и что-то буркнул в знак несогласия.
— Я никогда не понимал этого, — зевнув, продолжил Уилфред Карр. — Брак — это не для меня. Мои доходы слишком малы для одного человека, не говоря уж о двоих. Возможно, будь я богачом, вроде тебя или Креза, я рассуждал бы иначе.
Намек, заключавшийся в последней фразе, был достаточно ясен, чтобы кузен Уилфреда воздержался от ответа. Он продолжал пристально глядеть в окно и неторопливо курить.
— Не будучи столь же богат, как Крез — или как ты, — снова заговорил Карр, посматривая на собеседника из-под опущенных век, — я просто плыву вниз по течению Времени и причаливаю к дверям моих друзей, чтобы зайти пообедать.
— Прямо как в Венеции, — сказал Джем Бенсон, не отводя глаз от окна. — Хорошо еще, Уилфред, что за дверями тебя ждут обеды — и друзья.
В свою очередь Карр неодобрительно фыркнул.
— Нет, в самом деле, Джем, — ты везучий парень, очень везучий. Если есть на земле лучшая девушка, чем Оливия, я хотел бы на нее посмотреть.
— Да, — спокойно ответил другой.
— Она такая необыкновенная девушка, — продолжал Карр, уставившись в окно. — Такая великодушная и добрая. И верит, что ты — само совершенство.
Он рассмеялся от всей души, но его друг не присоединился к нему.
— Но у нее твердые принципы, — задумчиво добавил Карр. — Если бы вдруг оказалось, что ты не такой…
— Какой? — переспросил Бенсон, гневно повернувшись к нему. — Что ты хочешь сказать?
— Ну, не такой, какой ты есть, — с усмешкой, противоречащей его словам, ответил тот. — Я думаю, в этом случае она бросила бы тебя.
— Поговорим о чем-нибудь другом, — предложил Бенсон. — Твоим шуткам часто недостает вкуса.
Уилфред Карр поднялся, взял с подставки бильярдный кий и, нагнувшись над столом, стал отрабатывать свои излюбленные удары.
— Единственная другая тема, которая занимает меня сейчас, — проговорил он, огибая стол, — это мои финансовые дела.
— Поговорим о чем-нибудь другом, — повторил Бенсон, не скрывая раздражения.
— И эти две вещи связаны между собой, — закончил Карр. Бросив кий, он присел на край стола и вопросительно взглянул на кузена.
Наступило долгое молчание. Бенсон выбросил в окно окурок сигары и откинулся назад, прикрыв глаза.
— Ты следуешь за ходом моей мысли? — осведомился Уилфред.
Бенсон открыл глаза и кивнул на окно.
— Хочешь последовать за моей сигарой? — властно спросил он.
— Я предпочел бы уйти обычным путем. Это в твоих же интересах, — ничуть не смутившись, ответил Карр. — Если я покину дом через окно, начнутся расспросы, — а ты ведь знаешь, как я люблю поболтать.
— Можешь болтать, пока не охрипнешь, лишь бы это не касалось меня.
— Я влип, — медленно произнес Карр, — окончательно влип. Если через две недели, начиная с этого дня, я не раздобуду где-нибудь полторы тысячи фунтов, меня ждет бесплатная квартира с полным пансионом.
— Разве это что-нибудь изменит для тебя? — спросил Бенсон.
— Качество обслуживания, — резко ответил другой. — И адрес. Серьезно, Джем, ты дашь мне пятнадцать сотен?
— Нет.
Карр побледнел.
— Даже чтобы спасти меня от полного краха? — хрипло спросил он.
— Я уже устал тебя выручать, — обернувшись к нему, сказал Бенсон, — и все без толку. Если ты запутался в долгах, выпутывайся сам. Ты слишком любишь ставить на векселях свои автографы.
— Да, это было глупо, — протянул Карр. — Больше я не стану этого делать. Кстати, у меня есть автографы, которые можно продать. Не смейся. Они не мои.
— Чьи же они? — спросил Бенсон.
— Твои.
Бенсон встал и направился к нему.
— Что это? — тихо спросил он. — Шантаж?
— Называй как хочешь, — ответил Карр. — У меня есть несколько писем на продажу, цена — пятнадцать сотен. И я знаю человека, который купит их за эту цену только для того, чтобы отнять у тебя Оливию. Но я решил сначала предложить их тебе.
— Если у тебя оказались мои письма, надеюсь, ты их вернешь, — с расстановкой произнес Бенсон.
— Они принадлежат мне, — невозмутимо ответил Карр. — Я получил их от той леди, которой они адресованы. Должен заметить, твоим письмам тоже недостает вкуса…
Внезапно Бенсон ринулся к нему и, схватив его за ворот сюртука, прижал к столу.
— Отдай их мне, — выдохнул он, приблизив свое лицо к лицу Карра.
— Они не здесь, — вырываясь, сказал Карр. — Я не такой дурак. Пусти меня, или я повышу цену.
Бенсон рывком поднял Уилфреда, очевидно, намереваясь разбить ему голову о стол. Но вдруг его хватка ослабла: на пороге стояла удивленная служанка, которая принесла почту. Карр поспешно сел.
— Вот как это произошло, — сказал Бенсон, чтобы успокоить девушку, когда брал у нее письма.
— В таком случае я не удивляюсь, что пострадавший потребовал компенсации, — вежливо заметил Карр.
— Ты отдашь мне эти письма? — настойчиво спросил Бенсон, когда служанка ушла.
— За ту сумму, которую я упомянул, да, — сказал Карр. — Но если ты еще раз протянешь ко мне свои лапы, я удвою цену. Это так же верно, как то, что я жив. Я тебя оставлю на некоторое время, чтобы ты все обдумал.
Он взял из коробки сигару, тщательно раскурил ее и вышел из комнаты.
Бенсон подождал, пока дверь за ним не закрылась, а потом сел у окна в безмолвном приступе ярости. Воздух был свеж и чист, из парка доносилось благоухание скошенной травы. Вскоре к нему добавился запах сигары, и, выглянув наружу, Бенсон увидел, как его двоюродный брат неторопливо уходит прочь. Он встал и направился к двери, потом, очевидно передумав, вернулся к окну, чтобы снова увидеть силуэт Уилфреда, медленно исчезающий в лунном свете. Затем Бенсон поднялся и надолго покинул комнату.
Бильярдная все еще была пуста, когда миссис Бенсон зашла пожелать ему доброй ночи. Она обогнула стол и помедлила у окна, размышляя о чем-то. Наконец снаружи показался ее сын, быстро идущий к дому.
