Наталия Ипатова - Сказка зимнего перекрестка
Все свое раннее детство Агнес провела здесь, листая книгу и разглядывая аляповатые рисунки. Она затаенно улыбнулась, вспомнив, как замирало ее сердечко от осознания нешуточного риска. Ее бы выпороли, кабы застали здесь: Библия была объявлена неприкосновенной. Еще ей, не вслух будь сказано, понравились похороны, оставшиеся в памяти множеством ароматных свечей, ангельскими голосами юных певчих и сказочно красивыми, шитыми златом и жемчугом покровами.
Сказать по правде — а себе она старалась говорить правду, — Агнес тащила Марка в часовню не ради спасения его души. Ей мучительно и тайно хотелось разделить с ним самые интимные и волнующие воспоминания детства, стоять вместе с ним в темноте, в маленьком пятачке теплого робкого света, словно завернувшись вдвоем в один теплый плащ, касаться локтями… и все равно, что делать. А хоть бы и картинки в Библии разглядывать.
Решив не обращать внимания на странную чувствительность спутников, Агнес взялась за кольцо и, потянув на себя, сдвинула с места тяжелую дверь. Движением головы велела им входить. Марк с видимым усилием, словно преодолевая сильный встречный ветер, подчинился, а Локруст замешкался у входа с факелом, и пока он там возился, затхлая тьма обтекала их обоих совершенно так, как она это перед тем представляла. Для Агнес она была совсем уютной и домашней, но Марк… С ним что-то происходило, и стоило чернокнижнику наконец всунуться в дверную щель со светом, как Агнес обеспокоенно вгляделась в лицо своей хрупкой «игрушки». Лоб его покрылся капельками пота, дыхание внезапно стало слышимым. На ее памяти Марк никогда не дышал так хрипло.
— Что с вами?
— Не знаю. — Он огляделся, как затравленный зверь. — Здесь душно…
— Только лишь это?
Свет факела выхватывал намалеванные на потолке хари, покрытые пятнами вековой копоти и белыми кристалликами соли. Впечатление на этот раз было совсем иным. Вместо волнующего чувства опасности и ожидания раскрытия заветной тайны она явственно ощущала присутствие недоброго волшебства. Как и всегда в тех случаях, когда происходящее выходило за пределы ее разумения, взгляд ее метнулся к Локрусту. И вид его приоткрытого рта потряс ее, как ничто в жизни. Она стремительно обернулась к Марку.
Даже в теплом факельном свете видно было, как посерело его лицо. Одна рука его судорожно скребла по тунике у горла, словно он пытался и не мог отыскать ворот, чтобы разорвать тугой шнурок и дать себе глоток воздуха, другою он слепо шарил по стене, ища опору. Пальцы его тряслись, ноги подгибались, четкая линия рта беспомощно ослабла, и он был уже не в состоянии удержать голову прямо. На протяжении тех немногих секунд, пока она и Локруст находились в полной растерянности, ему стало плохо настолько, что он буквально пополз по стене вниз.
— Агнес… — еле слышно позвал он, опуская обязательное «мадемуазель», и она рванулась на звук собственного имени, как мотылек на свет. — Это место… мне здесь… нехорошо.
Не думая ни о чем, она забросила себе на плечо его безвольную руку. Локруст, опомнившись, попытался сделать то же с другой стороны, но ему не хватало для этого ни роста, ни крепости костей. Их совокупных сил было явно недостаточно, чтобы удержать на ногах, а тем паче вывести за дверь взрослого мужчину. Пришлось позволить ему сползти на пол. Упавшая на грудь голова и сомкнувшиеся веки ничуть не ободрили Агнес. Чуткие пальцы Локруста уже искали пульс на шее Марка, и маленькое белесое личико, поднятое им к госпоже, имело отнюдь не утешительное выражение.
— Мадемуазель, — сказал он, — никто не должен его здесь видеть, если он хоть что-нибудь для вас значит. Я слишком хорошо знаю, какие выводы сделают люди, и слишком дорого заплатил за это знание. Нам нужно как можно скорее вытащить его отсюда.
Она уже приняла решение.
— Сделай для него что-нибудь, — приказала она, выскальзывая за дверь. — Поддержи в нем жизнь, покуда я не вернусь. Я мигом.
Ей повезло. Власер оказался там, где ему и следовало находиться: муштровал молодежь на военном дворе, пошел за нею без единого слова и только присвистнул, склонясь над Марком.
— Эк его развезло!
Пока ее не было, Локруст «сделал» для Марка только одно: затолкал его длинные ноги за кафедру, чтобы вошедший, принеси его нелегкая в этот час, ничего не увидел с порога.
— Ну-ка, посторонитесь, — распорядился «центурион». — Оп! Да, весу в нем поменьше, чем в том таране.
Без видимого усилия он вскинул на могучее плечо казавшееся бездыханным тело. Агнес сделала Локрусту знак следовать за ней, погасила факел и плотно притворила за собою дверь. Как и не было их здесь.
На протяжении всего их пути в Локрустову каморку она соблюдала чрезвычайные меры предосторожности, при малейшей тревоге заставляя Власера отступать в нишу или за угол, а при нужде отвлекая встречных разговором, а то и просто отсылая со своей дороги с неотложным поручением. Она потом вволю посмеется, сейчас же ей было по-настоящему страшно.
Пробравшись сквозь тесноту каморки Локруста, Власер без особенных церемоний свалил Марка на кушетку.
— Чисто красная девица, — неодобрительно буркнул он и, не успела Агнес предупредить меры солдатского милосердия, отвесил юноше размашистую пощечину, едва не снесшую тому голову с плеч. Результатом не было ничего, кроме мучительного, еле слышного стона. Власер явно не собирался останавливаться на достигнутом, но Агнес поспешила отозвать его в сторону, и над Марком со своими возбуждающими снадобьями и ароматными солями захлопотал деликатный Локруст.
— Власер, — сказала Агнес, — сегодня я как никогда нуждаюсь в вашем молчании. Его можно купить?
— Позвольте преподнести его вам в дар, — ответил ей ее неуклюжий рыцарь.
На мгновение меж ними возник контакт. Власер принадлежал ей. Почти против воли она почувствовала признательность. Она отпустила его и вернулась к Марку. Белое перышко на его губах чуть заметно трепетало. Жив. Дальше следовало только довериться искусству чернокнижника. Нещадно подавив сильнейшее желание обхватить эту голову руками, прижать к груди и разрыдаться в голос, Агнес пробралась в дальний уголок, чинно села на Локрустов сундук с книгами и в напряженной тишине стала ждать. Наконец серая бледность понемногу сошла с лица Марка, и Локруст подтвердил, что на этот раз обошлось. Только теперь напряжение отпустило ее, и она в изнеможении откинулась спиной на каменную стену. О, она, разумеется, давно подозревала, что Марк обосновался в ее сердце, однако не могла и предположить, что он заживо сросся с ним. Терять его было нестерпимо больно.
Было совершенно очевидно, что попытка публичного возвращения Марка в лоно ортодоксальной церкви не состоится. Она его попросту прикончит. И это заставляло о многом задуматься.
17. Есть версия!
Однако не успела затвориться за Власером тяжелая дверь, как Локруст кошкой метнулся к ложу, где помалу приходил в себя Марк. Он весь трясся от возбуждения, когда хватал со стола свои горшочки и баночки и смешивал их содержимое в большой глиняной чашке, едва взглядывая на значки пометок. Жидкие грязные волосы упали ему на лоб, завесив глаза, и Агнес, честно говоря, впервые стало наедине с ним по-настоящему страшно. Подумать только, она считала его своим ручным карликом! Распиравшая его безумная страсть к познанию была куда больше своего хрупкого вместилища.
— Живо, девочка, — отрывисто приказал он ей, на что никогда не осмелился бы в здравом уме, — подай мне ту бутылку с полки. Да не ту, темную!
Агнес молча повиновалась. Когда она свинтила крышку, ноздрей ее коснулся слабый, но знакомый аромат макового отвара. Хоть она и была несведуща, все же ей показалось, что Локруст смешивает лошадиные дозы.
— Послушай, — окликнула она его, — ты уверен, что сейчас подходящее время? Дай ему хотя бы очнуться.
Он свирепо оглянулся на нее.
— Если мне и удастся вырвать у него что-то дельное, так только сейчас. Мы прежде и мечтать не могли о таком случае. Хотите вы знать правду или нет?
Агнес едва не выразилась в том смысле, что любую правду обменяла бы на душевный покой того, кем Локруст, утоляя свою любознательность, жертвовал без колебаний. Однако ей приходилось признать, что до сих пор чернокнижник справлялся со своим делом.
Привычным движением придержав край мешковатого балахона, чтобы не смахнуть со стола склянки, Локруст протиснулся к ложу Марка, приподнял тому голову, разжал зубы и буквально заставил проглотить содержимое чашки. Все это время он не отрывал от лица Марка хищного взгляда и, казалось, вовсе забыл о присутствии Агнес. Неслышно она подобралась поближе и встала у изголовья, спрятав зябнущие руки в широкие рукава.
Во взгляде Марка не было смысла. Похоже, он не узнавал их, ресницы его смыкались все чаще, а чернокнижник буравил его яростным взглядом.
