Аделаида Фортель - Сказка про драконью шкуру
А восемь рыцарей отдохнули, напоили лошадей и пустились в путь. Впереди вилась желтой лентой дорога соседнего государства, и лошади выбивали из нее копытами облачка легкой пыли. Солнечные лучи застревали в завитках кованых доспехах и дрожали яркими искорками, как пойманные в паутину мотыльки. Каждый думал о своем, кроме Седьмого рыцаря, который это занятие не любил. Первый рыцарь задумался о неожиданных поворотах, которые, оказывается, выкидывает жизнь. Третий страдал, что так и не совершил подвига. Четвертый вдыхал запах любимых духов его любимой принцессы и тоже страдал, но сладко. Пятый жалел, что среди разбойников не оказалось ни одного дракона, а то он бы ему показал, почем пуд лиха. Восьмой сам себя успокаивал. Девятый удивлялся, как это среди большой банды разбойников не оказалось ни одной девушки. А Десятый просто молчал за компанию.
Вскоре дорога стала утоптаннее, запетляла среди ржаных полей, обещая вывести рыцарей к крестьянскому поселению соседнего государства. Еще издали рыцари услышали крики о помощи и увидели поднимающиеся над лесом густые клубы дыма, потому они пришпорили коней и влетели в деревню, как настоящие герои: бряцая оружием и сверкая доспехами.
Правда, их эффектного появления никто, кроме деревенских мальчишек, не заметил. Все были заняты тушением пожара и суетились вокруг горящего дома с ведрами, лопатами и топорами. Истошно кричала и рвала на себе волосы измазанная сажей женщина в рваном платье.
— Муж у нее в доме остался, — пояснили рыцарям старухи. — Пьяница, сам уснул и дом поджег. Жаль его, помрет теперь ни за понюшку табаку, а сапожник был — на две деревни один.
Рыцари поняли, что это их шанс совершить подвиг. Но только пожар тушить, не с драконом сражаться, тут рыцарю специальная подготовка нужна: доспехи снять, помолиться, с речью выступить и принести клятву верности своей даме сердца. Словом, стали рыцари торжественно, как положено людям их положения, спешиваться. Первый рыцарь задумался о превратностях судьбы. Третий рыцарь достал свой рог и протрубил сигнал «К бою готовьсь!». Четвертый снял с груди медальон с портретом Прекрасной принцессы и всплакнул. Пятый с надеждой спросил, не дракон ли устроил поджег, но, услышав, что совершенно точно не дракон, а деревенский пьяница, заскучал и лезть в горящий дом передумал. Седьмой заворожено уставился в огонь и, казалось, позабыл обо всем на свете. Восьмой растерялся. Девятый приосанился, поглядывая украдкой на девушек. А Десятый начал готовиться к подвигу за компанию. Но на собравшихся крестьян все эти приготовления, как ни странно, не произвели должного впечатления. А какая-то совсем нахальная бабенка с огромными ведрами, спеша к горящему дому, даже оттолкнула Третьего рыцаря бедром вместо того, чтобы вежливо попросить дать ей дорогу. И только испачканная сажей женщина бросилась к ним, рыдая и заламывая руки:
— Отважные рыцари! — воскликнула она. — Неужели среди вас не найдется ни одного храбреца, который спасет жизнь моего мужа! Или рыцари способны только потрясать доспехами?
Восьмой рыцарь не мог позволить никому сомневаться в своей рыцарственности. Он, как был в латах с мечом наперевес кинулся в охваченную пламенем дверь. Тотчас послышался ужасный треск обрушивающегося дерева, и из двери взметнулись огненным облаком злые искры. Запричитали женщины и заплакали дети, жалея безрассудного героя. А какая-то девушка вылила на себя ведро воды и бросилась за ним следом. Через минуту она появилась из огня, одной рукой таща на себе сапожника, а другой волоча Восьмого рыцаря за кованый сапог.
Сапожник оказался живехонек, только волосы у него на голове сгорели начисто, словно корова языком слизнула. А бедолага Восьмой рыцарь спекся в своих доспехах, как цыпленок-гриль в фольге, напрочь — только перекатывались в пустых латах его обуглившиеся кости. Отважная девушка послушала их сухой стук и разрыдалась.
— Бедная Мария! — вполголоса, но так, чтобы рыцари слышали, вздохнула кругленькая женщина с лицом, похожим на тарелку пшенной каши, так густо оно было усеяно веснушками. — Снова ей не повезло. Выжил бы рыцарь, стал бы ей мужем.
— Это у нас обычай такой, — пояснила старушка в надвинутом на глаза платке. — Спасенный в знак признательности должен на спасительнице жениться. А Мария себе дважды себе мужей выспасала. Год назад охотника от медведя отбила, но он смалодушничал и в рекруты подался. А на прошедшую пасху она остановила разъяренного быка как раз в тот момент, когда он чуть не поднял на рога Кондрашку-пастуха. Так этого Кондрашку ее братья до сих пор по всему государству разыскивают. Сбежал, подлец, прямо из церкви.
— И чем Мария ему плоха оказалась? — вздохнула дородная баба с ведром. — Умница, красавица и работница — лучше не придумаешь. А как она снопы вяжет! Со всей округи народ съезжается на это посмотреть. Эх…
— Смотреть — смотрят, а в жены не берут, — снова втерлась старушка. — Опасаются. Уж больно нрав у нее горячий и сила богатырская. Она как-то раз во время пашни на коня рассердилась, стукнула его кулаком промеж глаз, а он и с копыт долой.
Девятый рыцарь дальше уже не слушал. Он как только увидел Марию, подобно божественной саламандре, из огня выступающую, понял, что наконец-то встретил свою судьбу. Именно о такой девушке он и мечтал вся свою жизнь, с которой ни на дракона, ни на вражье воинство пойти не страшно. За себя ему опасаться нечего было: его голова в рыцарских турнирах закалилась, словно камень, ни один великан не сотрясет. И коней у него так много, что Мария и за всю жизнь не перешибает. В общем, он, не откладывая дела в долгий ящик, встал перед красавицей на правое колено и сделал ей предложение руки и сердца. А Мария слезы рукавом утерла, посмотрела на Девятого рыцаря удивленно и, убедившись, что он не шутит, с радостью согласилась. Тут же подскочили ее братья и, как были с ведрами, лопатами и топорами, окружили жениха плотным кольцом. Так на всякий случай. А то лови его потом по всему государству…
Дальше рыцари ехали вшестером, и каждый, как водится, о своем думал.
— Эх, хороший обычай в этом государстве заведен, — вздохнул Четвертый рыцарь. — С таким обычаем жить можно. К примеру, если бы наша принцесса горела или, скажем, тонула, я бы ее всенепременно спас. А она бы за это за меня замуж вышла…
— Ага, — подхватил Седьмой рыцарь. — А если бы ты тонул, а принцесса тебя спасла, то ты бы на ней из благодарности женился.
— А если бы на нашу принцессу напал дракон, — подхватил Пятый рыцарь. — Я бы раскромсал его на куски.
— И на принцессе женился бы? — насторожился Четвертый рыцарь.
— А что? И женился бы. Чем плохо на принцессе жениться?! К тому же потом, когда принцессы тяжело занемогают и умирают в расцвете своей красоты, их мужья королями становятся. А я, пожалуй, не прочь стать королем.
— Так ведь, чтобы королем стать, еще овдоветь надо, — удивился Третий рыцарь. — А принцессы обычно до-о-олго живут, по статистике лет до ста, в то время как принцы едва до тридцати пяти дотягивают.
— А, это не проблема, — отмахнулся Пятый. — На то у меня собственный алхимик имеется.
— Всего один алхимик? — засмеялся Третий рыцарь. — У нашей принцессы их два десятка! Видели два года назад на похоронах ее батюшки, Гира Четвертого, толпу замысловато одетых старичков? Кто в чалме, кто в халате с звездами, кто на коврике из гвоздей? Так это они и были. Говорят, лучшие специалисты со всего света. И куда тебе с одним чахлым алхимишкой соваться в короли!
— Да как ты смеешь, негодяй! — возмутился Пятый рыцарь. — Разговаривать так со мной, отпрыском древнего рода! Ты, сын простого гончара!
— Простого не простого, а когда твой знатный папенька в бархатном камзоле за троном отирался, мой отец победил великана Оглоеда и спас все государство от разорения.
— Ха! Нашел чем хвалиться! — не успокаивался Пятый рыцарь. — При дворе говаривали, будто Оглоед сам дух испустил, от старости, а твой папаш только и преуспел, как уже с мертвого великана голову снять да в глиняном горшке королю доставить.
Слово за слово, не успели прочие рыцари опомниться, как Третий с Пятым сцепились, не на смех, а на совесть — чисто по-рыцарски: кони храпят, металл бряцает, мечи со свистом рассекают воздух и, сталкиваясь, высекают холодные искры. И спустя мгновение Третий рыцарь, размахнувшись, рубанул по плечу Пятого, нанеся своему врагу смертельную рану, и сам упал на землю, напоровшись на копье.
Четверо рыцарей смахнули с глаз скупые рыцарские слезы и похоронили своих товарищей на берегу реки, возложив на свежие земляные холмики шлемы и алые дикие розы. Очень эффектно получилось, жаль, что больше оценить было некому. А вот с памятной надписью заминка вышла. Неловко как-то было писать: «Поубивали друг дружку в обоюдном бою», не героически это звучало. Поэтому рыцари, изрядно помучавшись, нацарапали на большом валуне следующее:
