Олеся Чертова - Крылатая
Алёна взглянула на мать, как искрами сыпнула, лицо её вспыхнуло, и она выбежала прочь. Арина Степановна взглянула на меня исподлобья и молча направилась из избы. Я поднял на плечо сумку и пошёл следом. Во дворе Алёны не было, только слышно было, как она всхлипывает где-то в саду, за домом.
Мы шли по деревенской дороге, и Арина Степановна здоровалась с каждым, кто, сгорая от любопытства, выглядывал из калиток.
— Аркаша это, моей троюродной сестры сын, — отвечала всем Арина Степановна. — Веду к Насте, куме, на постой. А то ведь мы с Алёной ремонт затеяли, негде приткнуться… Да, завтра и уедет…
Я слушал, как спокойно врёт односельчанам эта женщина, и с тоской думал, как вернусь домой. Я чудесно помнил, как ржал весь наш отдел, когда я сказал, что из непроверенного источника узнал, что в деревне Большово есть женщина, которая летает. Ржали все, но я был уверен, что это мой шанс. И вот теперь я плёлся по пыльной дороге за деревенской женщиной и чувствовал себя полным идиотом.
У Калитки Арина Степановна остановилась.
— Слышал, Аркадий, ты племянник мой, так — седьмая вода на киселе, а то Настя подозрительная, в дом чужих не пускает?..
Я молча кивнул. Но Кума Арины Степановны оказалась вовсе не подозрительная и довольно словоохотливая женщина.
— Кто тебе это сказал и спрашивать не стану, — заговорщицки шептала она. — Только правда это, Аркаша, чистая правда…
— Я осторожно нажал кнопку диктофона.
— У них это по материнской линии передаётся. И мать её летала, и бабка, и прабабка…
Меня словно морозом обсыпало, я ощущал себя гончим псом, взявшим след.
— Но как это возможно? Как она летает?
Тётка Настасья пожала плечами.
— Кто ж его знает? И за что им бог крылья дал — неведомо. Но Арина строго-настрого болтать об этом запрещает. Она, понимаешь, за Алёну страшиться. Она девчонка молодая, ей только семнадцать исполнилось, а понаедут из города, сманют, что тогда?
Я вскочил, я не мог усидеть на месте.
— Но ведь это же сенсация, понимаете? Разве можно такое скрывать?
Женщина покачала головой.
— Им уезжать отсюда нельзя.
— Почему?
— Не знаю, не ведаю. Нельзя и всё. Все в Ариныном роду здесь родились, здесь жизнь прожили и померли здесь. Так им положено.
Тётка Настя ушла, и я остался один в пустом доме. Несколько раз я прослушивал запись на диктофоне, но всё, что я слышал, вызывало больше вопросов, чем ответов. И честь мою перед трудовым коллективом эта запись отнюдь не спасала, скорей наоборот. Выставляла меня полным придурком. Я закрыл глаза и откинулся на диван. На душе было паршиво. Тихий стук вывел меня из оцепенения. Я сел и увидел за окном синеглазую мордашку Алёны. Она прижалась к стеклу, и её слегка курносый нос расплюснулся. Я улыбнулся, помахал ей рукой и встал. Через мгновенье она возникла в комнате. Всё в том же светлом сарафанчике она с интересом разглядывала мой столичный прикид, причёску.
— Мама сказала, что вы турист, — неопределённо произнесла она.
— Вроде того, — улыбнулся я.
— А почему она тогда вас выгнала? — глаза её блеснули лукаво.
— Не любит твоя мама туристов. Меня зовут Аркадий, а ты Алёна? — я протянул ей руку, и она быстро пожала её и отдёрнула ладонь, словно обожглась.
— А ещё мама сказала, что вы места наши посмотреть хотите, чтоб семьёй сюда приехать, — в глазах её блеснула лукавинка. — И, что у вас жена и трое детей…
Я рассмеялся.
— Ну надо же… как твоя мама много обо мне знает…
— А хотите я вам экскурсию проведу?
— А мама не заругает? — я откровенно любовался ею. Такая она была непосредственная, светлая и открытая.
— А она не узнает. Я сказала, что к Анютке пошла в гости…
— Ну, пошли, — согласился я и прихватил с собой камеру.
Мы гуляли по лесу, сидели у прозрачного, как стекло, озерца. Алёна резвилась, расспрашивала меня о городе, смеялась.
— Скучно здесь, — жаловалась она. — Все девчонки школу окончили и в город едут, а меня мама не пускает.
— Отчего же не пускает? — насторожился я.
— Говорит, здесь моё место…
— Каждый сам своё место находит, Алёна, — я прилёг на траву и теперь смотрел ввысь, сквозь кружево листвы.
— А ты своё, стало быть, нашёл?
Я пожал плечами:
— Не знаю, наверное ещё нет… — я посмотрел на Алёну. Она сидела, грустно склонив головку, и светлые волосы её стелились по земле. Я протянул руку и щёлкнул её по носу. — А ты смелая, вот так с незнакомым мужчиной пойти в лес. А вдруг я маньяк…
Алёна засмеялась и встала с травы.
— А я не боюсь маньяков, Аркаша… поймай попробуй…
Она побежала, я вскочил и, не знаю зачем, погнался за ней. Алёна смеялась, она бежала так легко, и я никак не мог догнать её, путаясь между деревьев. Лес закончился, и Алёна выбежала на поле.
— Не догонишь, не догонишь, — заливалась она.
Я протянул руку и уже почти коснулся её платья, но Алёна внезапно исчезла. Я ничего не понял, остановился, озираясь по сторонам.
— Ну, что поймал, маньяк? — послышалось сверху.
Я поднял голову, щурясь от яркого солнца и обалдел. Алёна зависла где-то в двух метрах над землёй и оттуда насмешливо смотрела на меня.
— Ты только в обморок не упади, маньяк…
Я слышал об этом и, оказавшись здесь, ощущал, что приблизился почти вплотную. Но теперь, видя это собственными глазами, мне казалось, что я сплю.
Алёна, видя мой восторг, творила чудеса — бродила по воде, оставляя лёгкие круги на поверхности озера, стояла на маковке цветка. А я никак не мог поверить, что это правда. Она висела в воздухе и смеялась, а я водил руками по траве между её ногами и землёй.
— Алёна, но это же не может быть правдой.
— Почему? — она мягко опустилась на траву и откинула волосы с лица. — Я так к этому привыкла, что иногда мне странным кажется, что все люди не летают…
— А летать — это как ходить?
— Нет, — она вдруг стала серьёзной и села, — нет, не так. Летать — это где-то здесь, — она прижала руки к груди. — Без этого и жизнь — не жизнь.
Она была такая трогательная в своей серьёзности, у меня голова от неё шла кругом. Я осторожно взял её за руку.
— А мама твоя летает?
Алёна кивнула.
— Любит она летать, особенно под звёздами.
Я слегка обалдел:
— Ночью? Слушай, это же жутко даже. А ты тоже по ночам любишь летать?
— Нет, я солнышко люблю. Когда летишь, а под тобой всю землю видно, — Алёна повернула ко мне свои васильковые глаза. — Знаешь, у меня когда бабуля состарилась, выйдет бывало на луг станет и плачет.
— Отчего плачет? — не понял я.
Алёнка сорвала ромашку и уткнула в неё нос.
— Знаешь, как это страшно, когда и небо есть, и солнце, и луга необъятные, а лететь не можешь… — она замолчала, я как заворожённый слушал её. — Я это знаю. — тихо произнесла Алёна. — Я однажды ангиной тяжело болела, долго, а потом вышла, а лететь не могу… думала умру.
Я смотрел на неё и чувствовал, что растворяюсь в ней. Мне было двадцать шесть, и к этому времени я уже познал любовь многих, но эта сказочная девочка покоряла меня, сама того не желая, я словно прирастал к ней.
— Ты помнишь, когда полетела впервые? — спросил я, чтобы стряхнуть с себя её чары.
Алёна повернулась ко мне и внезапно посыпала мне на голову белые лепестки ромашки.
— Что ты всё выспрашиваешь, турист-маньяк? Любопытный? — и не дожидаясь ответа, заговорила. — Я всегда умела, это как дышать. Мама рассказывала, что бывало зайдёт в комнату, а я под потолком вишу спелёнутая, сплю…
Я откинулся на траву и закрыл глаза.
— Какая же ты счастливая, Алёнка, Господи, вот хоть раз бы вот так в небо…
Внезапно что-то заслонило палящее солнце. Я открыл глаза и увидел близко-близко Алёнкино лицо. Я видел её светлые глаза и нежные полураскрытые губы. Она смотрела лукаво, с искоркой. Моя рука сама потянулась, пальцы запутались в её густых волосах. И в тот же миг она выскользнула из моих рук и поднялась надо мной.
— Вот если б не женат ты был… — с плохо скрытым сожалением произнесла она.
— Тогда, что? — я вскочил и бросился к ней. — Что тогда, Алёнка?
Она опустилась на землю, встала рядом, но в глаза не смотрела.
— Ну, можно у нас так, — тихо проговорила она. — Если кто мне понравится и его сердце не занято, то его могла бы я в небо поднять.
— А сердце свободное зачем?
Алена подняла глаза и серьёзно посмотрела на меня.
— После этого ты от меня уйти не сможешь, понял? У нас так все бабы мужей себе выбирали.
Я шагнул к ней, взял осторожно за худенькие плечи.
— Я меня бы ты подняла?
Я чувствовал, как напряглись её плечи под моими руками.
— Да, — едва слышно произнесла Алёна, — тебя бы подняла…
— Так подними, — я, наверное, закричал.
