Pskovoroda - Канон
Была у меня задумка… Несмотря на весь ужас и омерзительность своей натуры, Светлые были непревзойдёнными эстетами. Вычурные узоры на их одежде были столь красивы, что не вызывали отторжения неуместностью подобных украшений на одежде воина. Их оружие, особенно, холодное, при одном взгляде заставляло в себя влюбиться… Дамора показала мне… Дублёру колечко, которое добыл отец, и которое должен был надеть ей на палец суженый… когда придёт время, конечно. Её прозрачные намёки, стрельбу глазками и томные вздохи, которыми этот показ сопровождался, я старательно игнорировал, — разумеется, — хоть и не так просто это было. Зато кольцо я запомнил и заставил его вид отложиться в памяти до мельчайших деталей. Я так и не понял, каким образом у меня это получилось, и как это вообще происходит. Папа сказал, что когда пришёл день сделать маме предложение, он просто нашёл ещё одно кольцо Паркинсонов ожидающим его на тумбочке возле кровати.
Сегодня я проснулся рано, чтобы приготовить Панси сюрприз, выбрался из наваленных на меня рук и голов, и только спустившись на пол, увидел на тумбочке их. Тонкая изящная работа по неземному металлу, из которого Светлые делали свои украшения. Переплетение микроскопических листов и веток, в центре которого красным цветком сиял рубин, а вокруг зелёными листиками были рассыпаны изумруды. Опознаватель в очках на несколько минут задумался, а потом выдал мне, что теперь это новый перстень Паркинсонов. Две штуки — это с намёком. В первую очередь — с намёком мне.
Папа обнял нас всех за плечи и двинул по направлению к балконной двери. Зайдя в зал, мы оказались на небольшом возвышении, а папа захлопал в ладоши, привлекая взгляды публики.
— Дамы и господа, прошу немного вашего драгоценного внимания! — зычным колосом воскликнул он, когда в зале установилась тишина. — Я хочу поделиться с вами счастливой новостью. Мой сын, Алекс, только что сделал предложение сегодняшней имениннице мисс Панси Паркинсон и моей крестнице Дафне Гринграсс. Предложение было благосклонно принято, и посему я объявляю об их помолвке.
Раздались бурные аплодисменты. Сформулировано безупречно — кто принял предложение и кто объявляется помолвленным, осталось за кадром. Мою фамилию папа озвучивать не стал, чтобы не объяснять этим магглам, каждый из которых, по совести, должен бы задаться вопросом, что это за странные персонажи, которым они рукоплещут… Чтобы не объяснять совершенно незнакомым магглам тонкости нашего семейного устройства и то, что жениться на сестре вовсе не зазорно, если её родители давно погибли, а твои воспитали её, как родную, и нежности и любви дарят ей даже больше, чем собственному оболтусу.
Увидев глаза мох змей… моих невест, я решил, что им вовсе не интересно помпезное торжество, и более всего им хотелось бы просто остаться наедине со мной. Втроём — наедине. Вернувшись на балкон, мы спрыгнули со второго этажа и двинулись в сторону ближайшего парка, привлекая внимание ротозеев прилагающимися к моему старомодному фраку пышными юбками и голыми плечиками девушек.
40. День забот
Было уже за полночь, когда я наконец добрался до спальни. До своей спальни, где меня, как водится, уже поджидала Панси. В жару и под одеялом. Уже это должно было меня насторожить. Едва я вошёл, она тут же села вертикально, придерживая одеяло на груди.
— Алекс, наконец-то! — воскликнула она. — Стой там, я сейчас!
Она снова легла, завозилась под одеялом, полностью скрывшись, и ещё через минуту достала оттуда прозрачную ночнушку, которую бросила в мою сторону. Потом опять исчезла, появилась, и бросила в меня трусами.
— Что это? — удивился я.
— Я думаю, что время пришло, любимый! — сказала она, маня меня рукой.
Всё остальное, кроме головы, по-прежнему было под одеялом, но от мысли о том, что трусики-то здесь, меня бросило в жар. Разделся я быстрее, чем она успела моргнуть, но от увиденного она сразу же зажмурилась.
— Ой! — сказала она, отворачиваясь. — Что же я свет-то не выключила?! Иди скорее!
Я шагнул к ней и наступил на ночнушку. Сделать следующий шаг мне не удалось, поскольку ночная рубашка обвилась вокруг моих ног, и я полетел на пол, от неожиданности едва успев выставить руки — а не то бы точно разбил нос, и прощай новые горизонты! Панси хихикнула, а я принялся ожесточённо отдирать всё никак не желавшую сдаваться ночнушку от своих ног. Наконец, мне удалось, я поднялся на четвереньки, достал до края кровати и, вставая, потянул на себя одеяло. От волнения пересохло в горле — сейчас я наконец увижу то, о чём так мечтал! Одеяло сползло, но Панси по-прежнему оставалась укрытой. Я потянул снова и снова, и оказалось, что одеяло и не думает кончаться — оно подавалось навстречу мне, волнами сначала ложась у моих ног, затем покрыв их до колен, до пояса… Я тянул уже с бешеной скоростью, а Панси продолжала придерживать край на плечах, призывно и с любовью на меня глядя. Когда я оказался закопан в одеяле по грудь, оно всколыхнулось, словно волнистое море, и укрыло меня с головой. Я барахтался, продолжая тянуть его на себя, и, казалось, это никогда не окончится, и тут… осознание происходящего прямо в этот момент конфуза, вызванного традиционным подростковым гормональным взрывом, вырвало меня из чудесного сна, но было уже слишком поздно. Всё, что я успел — приподнять над собой простыню, чтобы и она не пострадала.
Пару минут я тупо смотрел в темноту потолка, заново переживая свой сон. Такой прекрасный сон, в котором мои мечты почти довели меня… Я же уже мог себе представить, что вот-вот увижу, и что дальше… А кстати, что бы я делал дальше? Вот залез бы я к ней под одеяло, и что? Да ладно, не важно! Как говорил Наполеон, сначала ввяжемся в драку… или во что-то значительно более приятное. Справлялись же до меня как-то поколения молодых бойцов — и ничего, не умерло человечество! А всё-таки, как хорошо, что она беззаботно спит, уткнувшись носом мне в плечо, и даже не подозревает о моих смелых фантазиях. Или плохо? Может, вместе бы пофантазировали? Может, даже и не только бы пофантазировали… Теперь, когда у неё на пальце моё кольцо, мы практически женаты, и в принципе, если очень надо, то… Но нет уж, с другой стороны на меня сложила руки Дафна, а она-то точно ещё не готова!
Тем не менее, последствия моего бурного сна нужно срочно ликвидировать. Я приподнял простыню сильнее, чтобы у меня была возможность выскользнуть, и осторожно вылез. Дело усложняло то, что одна рука у меня была занята… Потом быстро в ванную, чтобы принять душ и надеть чистое бельё. Наконец можно и снова залезть в постель. При этом не наступить на что-нибудь. Не отдавить кошачью лапку или змеиный хвостик.
— М-м, ты где был? — недовольно спросила Панси, почти не просыпаясь.
— В туалете, — ответил я. — Спи!
В темноте мне не было видно, как она надула губки, чтобы я коснулся их своими, но я и так почувствовал… Она тут же снова уснула.
Всё, ещё один день забот — и отпуск! Вот точно уеду в деревню, в глушь, в… Манчестер. Нужно ещё пару дел завершить — из тех, что, в принципе, может сделать за меня папа или ещё кто-нибудь, но мне же всё-таки до жути интересно самому… Аж не терпелось. Вот, как объяснить это родителям? Я вовсе не стараюсь оградить их от опасностей — я просто хочу по максимуму получить себе приключений!
Перед завтраком нас поймали Флёр с Белиндой и поздравили с решительным шагом. А вот Астория поздравлять не собиралась, и весь завтрак сидела надутая, даже не подкладывая мне кусочков повкуснее. Мне её обида была понятна, но раз у меня оказалось только два кольца, — а колец было действительно два, я тщательно всё обыскал вокруг, — то значит, её время ещё не пришло. Как бы это только теперь ей объяснить? Едва завтрак закончился, она вскочила и умчалась, а я, оставив змей, поспешил вслед, пока совсем не потерял из виду. Как я и предполагал, это оказалась такая игра. Прятки, в общем, но только такие, в которых одному из игроков не больно-то и хотелось прятаться. Поэтому Астория нашлась стоящей у окна в следующем же коридоре. К счастью, на этом игры и закончились… Я подошёл и встал рядом.
— Привет, — тихо сказала она, не поворачиваясь.
— Привет, — откликнулся я. — Прогуляться не хочешь?
Она повернулась на секунду, чтобы бросить на меня укоряющий взгляд. Ну да, как же я забыл? Сама же сказала, что она за мной хоть на край света.
— Мы с тобой могли бы исчезнуть на несколько дней, — предложил я.
На этот раз она на меня смотрела дольше. Всё-таки, удивительная сила воли — она не просто стоит с закрытым ртом, а вообще не произносит не звука. Пять молчания минут здесь и ещё сорок пять — за завтраком. Может, это и не мировой рекорд, но уже явно гроссмейстерский результат. Надо отдать ей должное — за прошедший год она удивительно повзрослела, из легкомысленной девчушки превратившись в красивую девушку… Через два месяца ей — пятнадцать, подумать только!
