Светлана Багдерина - Срочно требуется царь
На столе у окна печально-неподвижной лохматой кучей лежал Малахай, а хозяйка рыдала над ним чуть не в голос, размазывая по несчастному конопатому лицу ручьи слез, словно спасая комнату от наводнения. Но занятие, судя по всему, это было бесполезное и бесперспективное, потому что соленая вода все прибывала и прибывала, и вскорости грозила затопить не только саму целительницу, но и ее апартаменты.
Объяснений душераздирающая сцена не требовала.
— Он умер, — обреченно констатировала очевидное царевна.
При звуке ее голоса слезы литься мгновенно перестали, словно завернули позабытый кран. Находка подняла голову от тусклой бурой шерсти мишука и с ужасом уставилась на посетительницу.
— Умер… — еле шевеля мгновенно помертвевшими губами, только и смогла она произнести.
— Очень жаль, — вздохнула Серафима. — Подумать только, еще сегодня утром он казался вполне здоровым, ну, кроме этого… того…
— Чего? — едва слышно прошептала октябришна.
Серафима то ли не расслышала, то ли решила не прерывать некролог.
— Правда, он провел весь вечер и всю ночь под открытым небом… под дождем и снегом… не в силах спрятаться…
— Весь вечер?!.. — глаза октябришны расширились и быстро наполнились новой порцией слез. — Всю ночь?..
— Да, и утро тоже было отнюдь не солнечным… Промок до костей, наверное, продрог, застудился…
— Батюшка Октябрь!.. — скорбно охнула Находка и, прикрывая рот руками, чтобы не закричать, обессилено опустилась на пол. — Октябрь-батюшка!..
— Наверное, пневмония легких, — меланхолично продолжила царевна. — Ураганный отек. Штука коварная, говорят. С виду нормальный, и вдруг раз — и всё, поминай, как звали…
— А я еще окошко открыла!.. — всхлипнула ученица убыр и затрясла рыжей головой в неизбывном горе. — Октябрь-батюшка!.. И отчего я такая дура!.. Это всё из-за меня, из-за меня!.. Это я виновата в его смерти, я, только я!.. Не будет мне прощения, не будет, не будет!.. Ох, прости меня, миленький, прости-и-и-и!..
И тут Серафиме стало не по себе.
Она в несколько быстрых шагов пересекла кабинет, присела рядом с ней на корточки и обняла за трясущиеся от плача плечи.
— Ну, что ты, что ты, Находочка… Ну, не надо так расстраиваться… Подумаешь… Ну кто он такой, чтобы из-за него так убиваться? Глупое животное, каких много…
— К-как… вы… м-м-можете… так… г-говорить… про н-н-него!.. Он… д-д-добрый!.. в-внимательный!.. з-заботливый!..
— Да? — тихо удивилась Серафима.
— Он… он мне ш-шубу… с-свою… от…отдал…
— Да? — царевна осторожно перевела взгляд с Находки на Малахая и обратно. — Сам отдал?
— С-сам!.. — рыдала безутешная октябришна. — А окошко… открыть… это я… его… п-попросила!..
— И открыл? — с изумлением вытаращила глаза Сенька.
— Ага… не хотел… а я… ду-у-у-у-ура!.. заста-авила…
— Вот так прямо взяла и заставила? — всё еще пыталась разобраться в происшедшем царевна.
— Ага-а-а…
— И он одной лапой открыл? — благоговейно вытаращила глаза гостья. — Вторая-то у него вроде сломана… была?..
— У него не ла-а-апы… у него ру-у-у… Что?! У него еще и р-рука… с-сломана?! А он ничего не сказа-а-а-ал!..
— Да как он тебе скажет, Находочка, милая, он же медведь!.. — не выдержала Серафима.
— Кто?! Кондратушка?!
— Да при чем тут Кондратуш… то есть, Кондрат?! Я про Малахая говорю!.. А ты про кого?
Через двадцать минут спящий медвежонок был аккуратно перенесен на пышное, хоть и пыльное ложе из сорванных в соседней комнате штор, а умытая, причесанная и почти успокоившаяся Находка сидела с ее царственным высочеством за вторым столом за кружкой горьковатого ароматного травяного чая и подавленно качала головой.
— Нет… По всем признакам — не нужна я ему… нисколечко… Никакой ему разницы нет — я, или Малахай, или еще кто… Он со всеми веселый… одинаково…
— Да с чего ты так решила? — в отчаянии воскликнула царевна.
— Я не слепая. Я все сама вижу, — упрямо повторила октябришна, уткнувшись носом в источающий аромат лета парок, и глаза ее моментально снова наполнились слезами.
Сенька задумалась.
Откровенно говоря, дела сердечные, особенно касающиеся сердец разбитых, были для нее еще более темным лесом, чем Лесогорская тайга ноябрьской ночью для крота. И что надо было делать, или говорить, или не делать и не говорить, когда рядом с тобой сидела подруга и постоянно порывалась разбавить чай слезами, убиваясь по безответной любви, было ей неведомо.
— А вот вы бы, ваше цар… Серафима… ты… как бы на моем месте… поступила? — неосторожно задала вопрос ученица убыр и с надеждой устремила влажный взгляд на сочаевницу.
— Я-то? — помяла подбородок та, вспоминая их с Иваном летнее путешествие, на всем протяжении которого он пребывал в твердой уверенности, что Серафима — это не кто иной, как загадочный бродяга и авантюрист отрок Сергий. И оставался в сем заблуждении вплоть до их свадьбы, которая, если бы не настояние отца царевны, могла бы и вовсе не состояться.
— Естественно, я бы на твоем месте поговорила с ним напрямую, — почти убежденно заявила она. — Так и так, мол. Иди сюда, друг Кондрашенька, и ответствуй по совести. Любишь — не любишь. Плюнешь — поцелуешь. К сердцу прижмешь — к черту пошлешь. Ну, в таком духе. Ты понимаешь.
— Как?!.. — ужаснулась октябришна. — Прямо вот так — взять и спросить?!..
— Н-ну да, — недоуменно повела плечами царевна. — Взять и спросить. А что тут такого?
— Н-но… он… я… мы…
— А хочешь — я сама с ним поговорю? — сгоряча предложила она, и тут же пожалела о сказанном. Но слово — не воробей, не вырубишь топором, как сказал однажды большой знаток лукомоского фольклора Шарлемань Шестнадцатый, и отступать было поздно.
— Нет, не надо… я сама… потом… как-нибудь… — тут же замотала упрямой головой Находка, и Серафима с тайным облегчением незаметно выдохнула.
— Ну, ладно. Смотри. Если что — обращайся, — уверено заявила она и перешла к делу: — А знаешь, зачем я к тебе, собственно говоря, пришла?..
* * *Отряд торговых представителей Постола во главе с Иваном прибыл к намеченному месту лишь за пару часов до полудня.
Вот и перекресток, где постольская дорога вливалась — или отходила, смотря с какой стороны зайти — от сабрумайского тракта, место дислокации их маленького, но очень важного отряда. Здесь им предстоит встать лагерем, перехватывать караваны с продуктами и вежливо заворачивать их уговорами и посулами взаимовыгодного сотрудничества в столицу царства Костей.
— Остановимся здесь? — взглянул вопросительно с высоты коня царевич на компаньонов в телеге.
— Здесь, самое то, — согласно закивали все трое костеев — министры ковки и литья Воробейник, торговли и коммерции — Барсюк, и полезных ископаемых — Медьведка[24].
Иванушка выехал на середину трассы и озабочено оглядел место предполагаемой дипломатической деятельности[25].
Гужевым, пешим и прочими видами движения большая дорога пока не кишела.
— Может, шалаш срубим? — предложил Воробейник. — Дождь пойдет — всё веселее под крышей-то ждать.
Шалаш — так шалаш. Чем не лагерь.
Сказано — сделано, и через полчаса у дороги выросло неказистое, но прочное строение, ощетинившееся колючим лапником.
Кузнец окинул удовлетворенным взглядом приземистое дождеубежище, рудокоп одобрительно покачал головой, купец потянулся в сумку за хлебом, солью и квасом, чтобы отпраздновать новоселье, и тут Иван взволновано встрепенулся:
— Едут! Обоз едет!
Постольцы охнули и кинулись к телеге, укрытой от мороси в лесу между елей, распаковывать и распределять образцы предлагаемого на обмен и продажу товара.
— Держи вот… подержи вот это… да не так, так они не поймут, что это, и качество не видно… Тебе вот это… покрепче хватай, посредине… Твоё высочество, тебе самое найкращее. Осторожно!.. А вот это моё, я возьму… Да быстрее, быстрей они уже близко!..
Обоз оказался небольшим, всего восемь подвод, груженных мешками, заботливо укрытыми от осенних дождей промасленным брезентом. Головная лошадка, блондинистая мулатка, фыркая и неодобрительно покачивая головой, размышляя, видно, о своем, о лошадином, нехотя тащилась по булыжной мостовой хорохорско-сабрумайского хайвея, задавая неспешный темп всему арьергарду. Рядом с сонным возчиком сидел, меланхолично болтая ногами и рассматривая верхушки деревьев, упитанный добродушного вида коротышка в бобровом полушубке, синих парчовых штанах и отчаянно-красных сапогах — не иначе, как хозяин товара.
«Всё за нас», — удовлетворенно подумал Иванушка, бросил быстрый взгляд на приготовившихся к приему заграничных торговцев костеев, растянул губы в приветственной улыбке и шагнул с обочины на дорогу, гостеприимно раскинув руки.
