Уильям Александер - Секреты гоблинов
Роуни заметил, что Янсен не вскрикнул, не сморщился и не отвернулся. Вместо этого он выпрямился, неподвижно застыл и сжал кулаки.
«Девчушка заметила
Действия леди
И боялась за сердце свое.
К зеркалу подползла,
Хоть и меньше была,
На одну больше стало ее».
Куколка сунула руку в раму и вытянула близняшку.
«День в начале лишь был,
Двойников юный пыл
Породил двойников двойников.
Сквозь стекло шла рука,
Так ходила, пока
Сорок не набралось сороков».
Куклы множились и множились. Потом вернулась леди с несколькими двойниками-рабами позади нее.
Была битва. Куклы летали повсюду, их швыряли взад-вперед. Когда бой закончился, всего три из них остались на ногах — две бунтовщицы и леди. Одна из девочек заломила леди руки за спину. Другая залезла в кукольную грудь леди и вытащила оттуда большое сердце. Они швырнули сердце в камин, где оно быстро сгорело и потухло. С ним погас остальной свет на сцене.
Роуни заметил уголком глаза, что Эсса и Томас бесшумно впрягали мула в фургон. Мертвое дерево было отодвинуто в сторону. Дорога была свободна.
Песня Семелы закончилась.
«Будь хорош сам с собой,
А не то будет бой,
Твое сердце в нем жертвой падет.
Всем желаю добра,
Потому как пора
На покой нам, ведь время идет».
Повисло молчание. Потом маленькая толпа разразилась восторженными воплями:
— Кровь и кишки! Кровь и кишки! — кричала самая маленькая, подпрыгивая и хлопая в ладоши.
Янсен не хлопал и не кричал.
— Моя семья забирает сердца, — сказал он. Он не орал, но его голос звучал. Он заставил аплодисменты стихнуть. — Мы забираем сердца предателей, преступников и людей, которые это заслужили. Мы делаем из них уголь. Мы должны бы вырвать ваши гоблинские сердца, но вряд ли они хотя бы загорятся.
Янсен шагнул вперед, и Роуни сильно пнул его под колено. «Никто не заслуживает того, чтобы из него сделали уголь», — подумал он, но не стал произносить этого вслух.
Мальчик упал. Роуни бросился бежать. Он оттолкнул с дороги несколько детей и схватил Эссу за руку, добежав до козел. Она втянула его наверх. Кукольная сцена с щелчком захлопнулась. Томас натянул поводья, и мул поскакал галопом.
Бывшие зрители кричали и швыряли камни, но дикий и злой шум вскоре исчез вдали. После этого Роуни слышал только скрип фургона и стук копыт Горацио по дороге и не видел ничего, кроме деревьев за спиной.
Картина IX
Семела вылезла в люк на крышу фургона. Вся труппа сидела теперь на козлах.
— Помедленнее, ладно? — сказала она. — Ехать довольно далеко, уже темнеет и опасно сильно разгоняться. Я думаю, я буду править.
Томас передал ей поводья, но не без возражений:
— Ты едва можешь видеть, — сказал он. — Ты даже не в очках. С какой стати позволить тебе править будет безопаснее?
— Это очень старая дорога, — не смутившись, ответила Семела. — Я могу прекрасно проехать по ней по памяти. — Она замедлила мула и повернула. — Говорите мне, если вдруг объявятся новые препятствия.
Томас натянул шляпу на лицо:
— Вам нужно было позволить мне слегка порезать этого наглого ханжу. Это было бы несильно.
Эсса с досадой и возмущением вздохнула:
— Да. Конечно. Прекрасная мысль. Пролить кровь богатого ребенка на перекрестке, ночью. Распусти этот слух и пусть он полетает немного вокруг, и, когда мы приедем в город, уже все будут думать, что мы совершаем ритуальные убийства невинных детей, чтобы собрать армию мертвых преступников и захватить Зомбей. Люди уже думают, что мы воруем детей, так что нам надо старательно избегать нападений на молодежь. Даже если она этого заслуживает.
— Мы воруем детей, — сказал Томас из-под шляпы.
— Только по весьма уважительным причинам, — сказала Семела. — И мы сами — дети, которых мы воруем.
— И не то чтобы я против, — сказал Роуни.
— Если уж мы обмениваемся любезностями, — продолжил Томас, — пожалуй, дразнить этого буйного углежога личной историей об изготовлении угля и о том, какой неприятный это процесс, было не лучшей идеей.
— Притихни, — сказала Семела. — Самое лучшее, что вы можете сделать, это приготовить ужин. Мы не ели уже несколько часов. Роуни может остаться и следить, не появятся ли на нашем пути новые упавшие деревья.
— Я потерял шляпу, — признался Роуни. — Наверно, мне лучше отправиться внутрь.
— Не волнуйся, — сказала ему Семела. — На дороге никого больше нет. А еще уже темно, и мне кажется, что скоро опустится туман. Понадобится очень хорошее зрение, чтобы при всем при этом заметить тебя и понять, что кто-то неизмененный путешествует с Тэмлинами.
Эсса и Томас с ворчанием спустились. Роуни слышал ворчание и внутри фургона, но не мог разобрать, что они говорили.
Он наблюдал за дорогой, длинной извилистой полосой грязи, окруженной деревьями с кривыми ветвями и корнями. Туман действительно опустился, медленно покрывая землю, пока весь мир не стал казаться сделанным из тумана, а фургон — единственной твердой вещью в нем. Роуни видел в тумане недостаточно хорошо, чтобы замечать упавшие деревья и другие препятствия, так что он просто скрестил пальцы и понадеялся, что их там нет. Семеле как-то удавалось удерживаться на дороге.
— Ты быстро думал и быстро действовал, — сказала Семела. — Я видела тебя в толпе зрителей из щелок в фургоне.
— Я просто пнул его, — сказал Роуни, — вот и все.
— Это не все, — сказала Семела. — Ты появился в нужном месте и предвидел, что тебе надо сделать. Хорошая работа.
Роуни смаковал похвалу. Его не очень-то часто хвалили, поэтому он не знал, что с этим делать. От этого его лицу стало теплее в туманном воздухе. Но он недолго наслаждался этим теплом. Перед его мысленным взором снова предстало падение Клока, и ему снова показалось, что он тоже падает. Он открыл глаза и уставился в туман.
Что-то заекотало на задворках его сознания.
— У Башки много птиц, — сказал он. — По всему городу и даже вне его. Мы много проплыли по течению, когда напали ее птицы.
— Да, — сказала Семела. — Не все голуби ее, даже в Зомбее, но она использует многих из них.
— Она тоже ищет Роуэна, — сказал Роуни. — Раньше она всегда о нем спрашивала.
— Она должна бы, да, — сказала Семела.
— Тогда почему Башка не нашла его? Она все время находит нас. Она посылает за нами птиц раз за разом. Она должна искать Роуэна, а ее голуби почти что повсюду, но Роуэн пропал уже несколько месяцев назад. Почему она не нашла его?
— Я не знаю, — сказала Семела. Она сказала это осторожно.
— Может быть, его здесь нет, — сказал Роуни. Ему не хотелось этого говорить. У него было ощущение, что он мог сделать это правдой, сказав это вслух. Может быть, если бы он смолчал, это не стало бы правдой, но он не мог молчать. — Может быть, Роуэн уже покинул город без меня. А может быть, он мертв.
— Я думаю, что он не мертв, — сказала Семела. — Хотела бы я знать, где он, и сказать тебе это. Я не знаю, но думаю, что он жив.
— Откуда вы знаете? — спросил Роуни, не позволяя себе успокоиться.
Семела долго думала, прежде чем ответить:
— Твоя приемная бабушка хорошо умеет все находить. А ее она хорошо знает, когда ей не нужно и пытаться искать. Если она все ее его ищет, значит, он где-то здесь, где его можно найти.
Она еще раз повернула. Роуни уставился в туман с меньшим беспокойством, начиная доверять Семеле.
Он подумал о Роуэне, прячущемся где-то в тумане, где даже Башкины голуби не могут его найти.
Роуэн часто исчезал на несколько дней. Иногда он собирал новую труппу и пытался репетировать, но редко что-то получалось.
— Они слишком боятся масок, чтобы носить их, — пожаловался он однажды, кидая несколько «приветов» с моста Скрипачей. — Они могут только немного почитать текст пьесы. Поздно вечером, занавесив окна и заставив кого-то играть на скрипке в соседней комнате, чтобы заглушить их. Чего они так боятся?
— Стражи, — сказал Роуни.
— Но чего так боятся стражники?
Роуни не знал ответа:
— Пиратов? — предположил он.
Роуэн рассмеялся:
— Нет, я хочу сказать, почему немножко притворства перед толпой… Не обращай внимания. Мне просто хотелось бы, чтобы моя труппа была посмелее.
— Я не боюсь, — сказал Роуни. — Могу я участвовать в следующем представлении?
— Не в этом, — сказал Роуэн. — В нем не найдется достаточно хорошей для тебя роли. И ты мне понадобишься, чтобы я видел хотя бы одно лицо друга среди зрителей, если мы доберемся до сцены.
Роуни был разочарован, и Роуэн заметил это.
— Дай мне послушать речь, которую я давал тебе, — сказал старший брат. — Ты репетировал ее?
