Рэй Брэдбери - Тёмный карнавал (сборник)
Шепот.
Надеюсь, соседи не слышали моих дурацких криков, подумал Греппин.
Едва слышный шепот.
Так вот, о видах тишины. Лучшая тишина — эта та, которая берет свое начало в душе человека, в каждой черточке его характера. Такую тишину не нарушит не звон разбившихся ледяных преград, ни жужжание насекомых или электричества. Можно совладать с каждым звуком, нежданно-негаданно нарушившим ее, и тогда тишина станет настолько полной, настолько совершенной, что станет слышно, как трутся друг о друга клетки кожи на ладони.
Шепот.
Греппин покачал головой. Не было никакого шепота. В доме никого. Не может быть никакого шепота. Он покрылся испариной, его начало трясти — мелко-мелко, незаметно для взгляда. Челюсть безвольно отвисла, глаза стали косить.
Шепот. Тихое глухое бормотание.
— Говорю вам, я женюсь! — сказал он, но получился лишь жалкий, неубедительный лепет.
— Ты лжешь, — прошелестели голоса.
Греппин бессильно свесил голову, подбородком уперся в грудь.
— Ее зовут Элис Джейн Бэллард… — промямлил он непослушными мокрыми губами, и слова вышли бесформенными. Одно веко начало дергаться вверх-вниз, словно передавало секретное сообщение некому невидимому гостю. — Вы не можете запретить мне любить ее, я люблю ее…
Он слепо шагнул вперед.
Отворот его брючной штанины колыхнулся. — Греппин ступил на решетку в полу, по которой поднимался теплый воздух. Теплый воздух, поддувающий снизу. Шепот.
Топка.
Он спускался по лестнице, когда кто-то постучал в переднюю дверь.
— Кто там?
— Мистер Греппин?
Он затаил дыхание.
— Да?
— Вы не могли бы открыть дверь?
— А кто это?
— Полиция, — ответил мужской голос за дверью.
— Что вам нужно? У меня ужин стынет!
— Мы просто хотим поговорить. Звонили ваши соседи, сказали, что уже две недели не видели ваших дяди и тети. И слышали шум некоторое время назад.
— Уверяю вас, все в порядке. — Он натужно хохотнул.
— Тогда почему бы вам не открыть дверь, чтобы мы могли войти и все по-дружески обсудить?
— Извините, не могу, — упрямо сказал Греппин. — Я устал и проголодался. Приходите завтра. Завтра я, так и быть, поговорю с вами.
— Я настаиваю, мистер Греппин.
Полицейские начали колотить в дверь.
Греппин на негнущихся ногах пересек холл, прошагал мимо старых ходиков в столовую. Без единого слова он сел за стол и, избегая прямо глядеть на кого-нибудь, заговорил — сперва медленно, потом все быстрее:
— Какие-то надоеды ломятся в дверь. Вы ведь поговорите с ними, правда, тетя Роза? Скажите им, чтобы проваливали и не мешали нам ужинать, хорошо? А вы все ешьте как ни в чем не бывало, если эти типы все-таки придут сюда. И смотрите веселее. Тогда они уберутся восвояси. А пока мне надо вам кое-что сказать.
По его щекам безо всякой причины скатилось несколько жгучих слезинок. Греппин посмотрел, как они расплываются по белой скатерти мокрыми пятнами и исчезают.
— Я не знаю девушки по имени Элис Джейн Бэллард. И никогда не знал. Это все было… я… я не могу объяснить. Я сказал, что люблю ее и собираюсь на ней жениться, только ради того, чтобы заставить вас улыбаться. Это была хитрость. Да, я сказал это только потому, что задумал заставить вас улыбаться. Только поэтому. У меня никогда не будет женщины, я знаю, я знаю это уже много лет. Передайте, пожалуйста, картошку, тетя Роза…
Дверь рухнула. Глухой топот наполнил холл. В столовую ворвались люди.
И замерли в растерянности.
Инспектор полиции поспешно сорвал с головы шляпу.
— О, прошу прощения, — извинился он. — Я не хотел мешать вам ужинать, я…
Полицейские остановились так резко, что стены и пол комнаты содрогнулись. От толчка тела тети Розы и дяди Димити медленно сползли со стульев и повалились на ковер. И когда они упали, стали видны зияющие на их шеях раны — от уха до уха. Тетя Роза, ее муж и дети приветственно улыбались полиции, и их широкие рваные улыбки сказали припозднившимся гостям все, что тем нужно было знать…
Гонец
© Перевод Т. Шинкарь
Мартин знал, что пришла осень. Пес, вернувшийся со двора, принес с собой запах холодного ветра, первых заморозков и терпкий аромат тронутых гнильцой опавших яблок. В его жесткой курчавой шерсти запутались лепестки золотарника, последняя паутина лета, опилки только что спиленного дерева, перышко малиновки и первый побуревший лист с огненно-красного клена. Пес радостно вертелся около кровати, стряхивая на одеяло свою драгоценную добычу — хрупкие сухие листья папоротника, веточку ежевики, тоненькие травинки болотного мха. Конечно, пришла Осень. К нам в гости пожаловал диковинный зверь — Октябрь!
— Хватит, дружище, хватит!
Пес примостился ближе к теплому телу мальчика, отдавая ему собранные неповторимые запахи осени, ее голых полей, тяжелых туманов и аромат увядающих лесов. Весной шерсть пса пахнет расцветшей сиренью, ирисом и свежескошенной лужайкой, летом — фисташковым мороженым, каруселями и первым загаром. Но осень!
— Скажи, дружище, как там на воле?
И пес рассказывал, а прикованный к постели мальчик слушал и вспоминал, какой бывала осень, когда он сам ее встречал. Теперь его связным, его гонцом на волю стал пес. Он был частью его самого, той ловкой и быстрой его частью, которую он посылал познать внешний мир, мир вещей и быстротечного времени. Пес вместо него бегал по улицам городка и его окрестностям, к реке, озеру или ручью, или же совсем поблизости — в дровяной сарай, кладовую или на чердак. И неизменно возвращался с подарками. Иногда это были запахи подсолнечника, гаревой дорожки школьного двора или же молочая с лугов, а то свежеочищенных каштанов, перезревшей, забытой на огороде тыквы. Пес везде успевал побывать.
— Где же ты был сегодня утром, что видел, расскажи?
Но и без рассказов было ясно, что видел пес, гоняя по холмам за городом, где детвора самозабвенно кувыркалась в огромных, как погребальные костры, кучах опавшей листвы, приготовленной для сожжения. Запуская дрожащие от нетерпения пальцы в густую шерсть пса, Мартин, как слепой, пытался прочитать все, что принес ему гонец, побывавший на сжатой ниве, в узком овражке у ключа, и на аккуратном городском кладбище или же в чаще леса. И тогда в этот сезон пьянящих терпких запахов Мартину казалось, что он сам везде побывал.
Дверь спальни отворилась.
— Твой пес опять набедокурил, Мартин.
Мать поставила на постель поднос с завтраком. Ее голубые глаза глядели строго, с укоризной.
— Мама…
— Этот пес везде роет землю. Мисс Таркин вне себя. Он вырыл очередную нору в ее саду. Это уже четырнадцатая за неделю.
— Может, он что-то ищет.
— Глупости! Просто пес излишне любопытен и всюду сует свой нос. Если и дальше так будет, придется посадить его на цепь.
Мартин посмотрел на мать, как смотрят на незнакомого и чужого человека.
— Ты не сделаешь этого, мама! Как же я тогда? Как буду я знать, что происходит вокруг?
— Значит, это он тебе приносит новости? — тихо промолвила мать.
— Он рассказывает мне все и обо всем. Нет такой новости, которую бы он мне не принес.
Мать и сын смотрели на пса, и на сухие травинки и цветочные семена, осыпавшие одеяло.
— Ладно, если он перестанет рыть норы там, где не положено, пусть его бегает, сколько хочет, — уступила мать.
— Пес, ко мне!
Мартин прикрепил тонкую металлическую пластинку к ошейнику пса, она гласила: «Мой хозяин — Мартин Смит. Ему десять лет, он болен и не встает с постели. Добро пожаловать к нам в гости».
Пес понимающе тявкнул. Мать открыла дверь и выпустила его на улицу.
Мартин, полусидя на постели, прислушивался.
Где-то далеко под тихим осенним дождем бегает его посланник. Его далекий лай то и дело долетал до слуха мальчика. Вот он у дома мистера Хэлоуэя и, вернувшись, принесет Мартину запах машинного масла и хрупких внутренностей часовых механизмов, которые чистит и чинит старый часовщик. Или это будет запах мистера Джекобса, зеленщика, пахнущего помидорами и загадочным пряным духом того, что таится в жестянках с интригующей наклейкой с изображением пляшущих чертенят. Этот запах иногда доносился со двора и щекотал ноздри. А если пес не побывает у мистера Джекобса, тогда он обязательно навестит миссис Гилеспи или мистера Смита, или любого другого из друзей и знакомых, или они повстречаются ему на пути, и тогда он кого-нибудь облает, а к кому-то подластится, кого-то напугает, а кого-то приведет сюда на чай с печеньем.
И Мартин слышит, как возвращается его гонец. Он не один. Звонок в дверь, голоса, скрип ступеней деревянной лестницы и молодой женский смех. На пороге — мисс Хэйг, его школьная учительница.
