Мария Семёнова - Славянское фэнтези
— Признаться, я не видел и самого войска, — ответил Грек, в котором любопытство мгновенно пересилило все прочие чувства.
Над трактом слышались клацанье стали, топот копыт, конское ржание и человеческие голоса. Все это сливалось в единый устрашающий гул, волной катящийся по землям склавиев. Там, за поворотом, извиваясь по Ихтыньскому тракту огромной стальной змеей, двигалась дружина Казим-хагана. Пять сотен конных аварских воинов. Им навстречу неторопливо катилась подвода, запряженная черногривым тяжеловозом.
Индриг с того момента, как впервые уловил надвигающийся гул войска, смотрел не столько на дорогу, сколько по сторонам. Он что-то выискивал взглядом среди кустов и деревьев. Михась молчал. Иногда он тоскливо оборачивался назад. Где-то там остались Злодей и Просто Лошадь. Поначалу они плелись за подводой, привязанные уздечками к деревянному поручню. Потом Индриг освободил животных и с минуту шептал на ухо своему жеребцу, поглаживая его по шее. Михась не разобрал слов, но был уверен, что это один из пресловутых заговоров. Послушав хозяина, Злодей заржал, будто соглашаясь со сказанным, замотал головой.
Когда подвода вновь тронулась в путь, конь остался стоять на месте. Он перебирал передними ногами, бил копытом, тоскливо покрикивал и неотрывно смотрел вслед хозяину. Но не двигался. Просто Лошадь пошла было за подводой. Встала через несколько шагов, покрутила головой, нерешительно глядя то на людей, то на Злодея, а затем вернулась к жеребцу. У Грека от воспоминаний об этой сцене мурашки начинали бегать по коже. Можно было подумать, что животные прощаются с людьми. Навсегда.
Индриг предлагал Михасю остаться с лошадьми, посторожить их. Странствующий кощунник решительно заявил, что пойдет с воином, ибо теперь он просто обязан увидеть, чем все закончится. Заслышав вдали лязг доспехов и топот сотен копыт, он начал жалеть о своем решении. Было неимоверно страшно ехать навстречу Казим-хагану с телами его послов, небрежно брошенными поверх мешковины, укрывающей дары. Грека передернуло от воспоминания. Он помогал Индригу укладывать трупы на воз, прикасался к быстро остывающей коже на запястьях покойников, вымазал рукав синей куртки в их крови.
— Здесь, — уверенно произнес Индриг, натягивая поводья.
Черногривый тяжеловоз послушно остановился.
— Что дальше?
— Дальше?
Индриг спрыгнул на землю и двинулся к запримеченной делянке возле обочины. Кто-то из местных крестьян заготавливал здесь дрова. Теперь же небольшой пятачок покрывали свежие ольховые и осиновые пеньки. На земле всюду валялась щепа, светло-желтая от пропитавшей ее осенней влаги. На дальнем от дороги краю делянки лежала огромная ель, вывороченная с корнем. Это время и ветер уронили лесную великаншу. На дрова смолянистая древесина не годилась, и крестьяне, хозяйничавшие здесь, забросали ее ветками.
— Ну да, дальше-то что?
Михась, как приклеенный, следовал за воином. Оставлять свой скарб на попечение Просто Лошади он не решился и теперь сам таскал вещи. В котомке, переброшенной через плечо, лежали книга об Иесусе и краюха хлеба, прихваченная с воеводиной кухни. За спиной на широком ремне висели гусли. Индриг не взял из седельных сумок ничего, кроме короткого чекана. Теперь за его широким поясом помимо аварской сабли торчал еще и этот железный клюв на деревянной рукояти, незаменимый при стычках с противниками в тяжелой броне.
Они подошли к поваленной ели. Индриг внимательно осмотрел бурелом. Откинул несколько ольховых веток. Привычно быстрым и эффектным движением обнажил клинок темной стали. Грек испуганно отшатнулся. Воин недовольно посмотрел на него.
— Плохо ты сейчас обо мне подумал, братец.
— Вовсе нет! — поспешно заверил его Михась.
Индриг подрубил одну из еловых лап. Отогнул ее и протиснулся под ствол. Там было совсем немного свободного места, окруженного ветвями, будто прутьями клетки. Пахло сыростью, смолой и плесенью. Индриг попробовал на прочность окружающие его сучья. Оставшись доволен результатом, посмотрел через просветы на тракт.
— Что ты там делаешь? — Михась суетливо прыгал вокруг бурелома, пытаясь понять, чем занят воин.
— Смотрю.
— Куда?
— На телегу.
Михась обернулся, ожидая увидеть что-нибудь интересное. Ничего. Тот же черногривый, лениво подергивающий ушами, те же тела на возу. Рука одного из аваров сползла и свесилась через край. Индриг вылез из-под дерева, отряхивая с одежды веточки и хвою.
— Забирайся туда, — распорядился Индриг.
Михась озадаченно пробежался взглядом по бурелому.
— Я не против, но все-таки хотелось бы узнать…
— Зачем мы здесь? — докончил за него Индриг.
— Вот-вот.
— Прибирая к рукам отцовские владения, Казима извел всех своих братьев, которые могли претендовать на его место. Турмали — бастард, да еще и полукровка — был не в счет. Он так и останется воеводой в маленьком городишке, если с Казимой ничего не случится до того момента, как его старшенький достигнет сто восьмого месяца и будет посвящен в мужчины. А произойдет это следующим летом. Неудивительно, что Турмаш отвел нам роль палачей Казимы.
Михась аж подскочил.
— Нам? — только и выдавил он.
— Мне и тем латникам, которые остались на перекрестке. А ты по собственной дурости в это влез. Не обессудь.
— Как?.. Я хочу сказать, каким образом?
Индриг пожал плечами:
— Волшебство. Мы привезли его на этой подводе. Не берусь сказать, какое именно. Но, полагаю, чары здесь необычайной силы. Они должны убить Казиму, а заодно и нас. Свидетели Турмашу ни к чему.
— Барбуна?
— Он и есть. Ночью наш кудесник так ворожил в воеводиных палатах — стены тряслись! Мне, пьяному дураку, невдомек было, что старый шкодник затеял.
— Барбуна, которому ты продал зубы волколака? — осипшим голосом спросил Михась. Его воображение плодило страшные картины.
Индриг поскреб пальцами в волосах, обдумывая свежую идею.
— Пожалуй, в твоих словах есть доля истины, греческая твоя душа. Давай под елку! Если тут замешана проклятая кровь — дело дрянь.
— Что ж ты раньше-то не сказал, Соловушка? — бормотал Михась, суетливо протискиваясь в проделанный Индригом ход. Убежище показалось ему совсем ненадежным и не внушающим доверия. — Я б лошадок сторожить остался.
— Я думал о монгольском порохе и греческом огне. От них можно укрыться. Зубы как-то со всем этим не вязались. Теперь мне думается иначе.
Произнося это, воин печально улыбался. Он не мог с уверенностью дать определение своим эмоциям. Вначале смешались страх и возбуждение. К ним добавилось безразличие обреченного. Появилось любопытство. И еще своеобразная гордость от мысли, что если ему суждено погибнуть в ближайшие часы, то смерть эта будет достойной и весьма необычной.
Индриг вслушался в нарастающий гул. Войско совсем уже близко. Того и гляди, первые всадники покажутся из-за поворота. Он собрался последовать за Михасем, но вдруг остановился:
— Не могу я так, — развернулся и бегом кинулся к подводе.
Грек видел через прорехи в паутине ветвей, как Индриг торопливо распрягает черногривого, шепчет ему на ухо. Тяжеловоз отреагировал на тайные слова в точности как и Злодей. Заржал, замотал головой. Только вместо того, чтобы застыть столбом, резво затрусил прочь. В сторону, противоположную приближающемуся войску. Индриг проводил его взглядом и широкими прыжками вернулся к бурелому. Отдуваясь, залез в нору.
— Тесная берлога, — сказал он, опускаясь на колени и еще раз оглядывая убежище.
Грек смотрел на него, склонив голову.
— Ты знаешь, что скоро здесь погибнут люди.
— Верно, — кивнул Индриг.
— Знаешь, что сам можешь погибнуть.
— Знаю.
— И при этом заботишься о том, чтобы лошади не пострадали?
Индриг захлопал глазами, смутился.
— Не могу я так вот запросто приговорить скотину. Жалко мне ее. Понял?
— А людей?
— Иногда.
— Иногда?
— Заткнись!
Первые всадники, которых они увидели, настороженно и возбужденно закружили у подводы, сдерживая приплясывающих коней. Среди аваров особенно выделялся великан с длинными обвислыми усами. Он казался слишком большим и тяжелым для своей черной в белых яблоках лошади. Вислоусый тыкал рукоятью плети, указывая на покойников, и удивленно, а порой сердито восклицал. Остальные галдели, не соглашаясь с ним.
— Узнали мертвецов, — перевел Индриг. — Спорят, кому ехать к Казиме. Хаган может выпороть горевестника.
— Странная традиция, — заметил Михась.
Вислоусый сорвал широченной лапищей посольскую бляху с одного из тел. Силой вложил ее в ладонь оказавшегося ближе всех остальных воина. В ответ на возражения грозно рявкнул и указал рукоятью плети направление. Назначенный горевестником боец, зло ругаясь, ускакал.
