Кристофер Сташефф - Сэр Гарольд и король обезьян
— Мы просим один гран! Всего один гран эликсира возвращения к жизни! — подал зычный голос обезьяний Король.
— Один гран? А что, целого флакона тебе оказалось недостаточно? — нахмурившись, спросил Лао-Цзы.
— Так это ж было пятьсот лет назад, — запротестовал обезьяний Король. — Да и Будда его у меня отобрал!
— А он и не должен был поступить иначе, — ответил Лао-Цзы. — Те люди, которые живут жизнью вечной, но обрели этот дар не как награду за свою добродетель, именно они больше всех и страшатся смерти, и именно тех, кто больше всех страшится смерти, легче всего напугать. Что стало бы с миром, если бы эликсир жизни распространился повсюду и стал доступен всем?
Ши поборол в себе искушение указать на угрозу перенаселенности и попытался вместо этого припомнить хотя бы несколько стихов Лао-Цзы.
— Но ведь король Королевства Ворона был смещен со своего трона узурпатором. А если истинный король не правит страной, разве народ не страдает?
— Они должны меньше знать, тогда будут и страдать меньше, — возразил Лао-Цзы.
— Но, — промолвил Ши, —
Потому голодает народ,
Что большие он платит налоги зерном,
Потому голодает народ.
Потому презирает народ свою власть,
Что, кто выше сидит, тот и больше берет,
Потому презирает народ свою власть.
Лао-Цзы нахмурился, услышав свои стихи, и отвечал:
Потому люди смерть принимают легко,
Что желают всем сердцем найти жизнь иную.
Потому люди смерть принимают легко.
Только те, кто живет, не преследуя цели высокой,
Правят теми, кто жизнью своей дорожит,
Ибо, кроме нее, ничего им иметь не дано.
Ши продолжал:
Кто меньше может сделать для живущих,
Чем тот, кто мертвым перед нами здесь лежит?
Младенец, появившийся на свет,
Имеет тело гибкое, как прутик.
Когда же умирает человек,
Он деревенеет, вытянувшись весь
И жестким становясь, как ветвь сухая.
Лао-Цзы улыбнулся:
— Вы забыли конец этого стихотворения:
Жесткость и сила свойственны лишь тем,
Кто занимает верхние ступени,
А мягкость, гибкость, слабость, деликатность —
Вот тех удел, чье положение ниже.
— Все правильно, — согласился Ши. — Но кто знает это лучше, чем король, которого убили и которого мы теперь собираемся воскресить?
Лао-Цзы сдвинул брови:
— Это правильно. Но будет ли он после этого жить жизнью мудреца, подавая людям пример добродетели?
Ши развел руками:
— Что человек может и кто примет на себя такую ответственность, живя среди людей? Думаю, что вы не допускаете мысли, что он попытается отказаться от истинных ценностей жизни!
Обезьяний Король пристально смотрел на них, переводя хмурый и озадаченный взгляд с одного на другого.
Ши специально, чтобы объяснить, о чем идет речь, добавил:
Путь жизнь их радует, питает их, растит;
Их совершенствует, дарит отдохновенье;
Защиту им дает, поддерживает их и защищает.
— А кто, как не король, обязан следовать тому, что Путь предначертал? — улыбнувшись, процитировал Лао-Цзы. — Станет ли король, которого спасли от смерти, посланной в наказание за собственные ошибки, «следовать тому, что Путь предначертал»?
— Думаю, что да, — отвечал Ши. — Разве после воскрешения он не будет подобен новорожденному? И к тому же:
Лишь тот, кто добродетели всю глубину постиг,
Сравниться может с новорожденным младенцем.
Так, значит, тот, кто нам дитя напоминает,
Тот добродетели всю глубину постиг?
Он отлично понимал, что такая логика, конечно же, не выглядит убедительной, но, возможно, здесь она уместна.
Но и Лао-Цзы понимал неубедительность его рассуждений. Он удивленно поморгал глазами, а затем сказал:
— У него, по крайней мере, будет больше шансов, чем у тех королей, которым не довелось побывать в Послежизненном Зазеркалье. Но есть еще одна причина, по которой я желаю видеть этого короля ожившим; об этой причине вы можете и не знать.
Ши нахмурился: он не любил секреты, за исключением своих собственных.
Лао-Цзы хлопнул в ладоши, и через мгновение рядом с ним возник один из его учеников, в руках которого была маленькая коробочка. Мудрец взял коробочку из рук ученика и протянул ее Ши со словами:
— Внутри находится маленький флакончик с одной каплей эликсира, возвращающего к жизни. Учтите, он предназначается только королю Королевства Ворона, не позволяйте прикасаться к нему этому пустослову. — Кивком головы он указал на обезьяньего Короля.
Во время обратной дороги в Королевство Ворона обезьяний Король не переставал ворчать:
— Пустослов! А сам-то он кто, старый дурак! Тридцать третье небо! Нефритовый дворец! И он еще твердит о радостях, которые приносит простая жизнь! Ну и ну!
Дорога назад была необыкновенно тряской.
Обезьяний Король разжал челюсти усопшего короля, а Ши наклонил флакончик над раскрытым ртом. Единственная капля, мелькнув на свету, вылилась из флакончика. Обезьяний Король соединил челюсти и с брезгливой гримасой вытер руки.
Вздутие начало опадать, а синева стала постепенно переходить в бледность.
— Эликсир действует! — сказал Ши, не отрывая взгляда от покойника.
— Невероятно, — бормотал стоящий около него Чалмерс. — Абсолютно невероятно!
— Неужели все это происходит на самом деле?
— Что касается меня, так я этому верю! По крайней мере, здесь и сейчас!
Бледное лицо мертвеца начало приобретать первоначальную смуглость, от вздутия не осталось и следа, тело распрямилось, и теперь покойник лежал перед ними, вытянувшись во весь рост. На щеках появился румянец, ноздри задрожали…
По телу прошла сильная дрожь, и вдруг король Королевства Ворона сел, выпрямив спину и гордо держа голову.
— Отец! — закричал его сын и прижал короля к себе обеими руками.
Чалмерс наклонился над ними и, с трудом разжав сжимавшие отца руки сына, сказал:
— Дайте же ему возможность дышать.
Принц отпустил отца и проворно отошел чуть назад.
Король вытянул одну руку, оперся на нее и, тяжело дыша, удивленно посмотрел вокруг.
— Никогда еще воздух не казался мне таким сладким!
— Постиг ли ты наконец, что есть добродетель? — спросил Трипитака.
— И добродетель, и унижение! — ответил король, кланяясь монаху. — Позвольте мне нести ваш багаж, о святой! Ведь только следуя предначертаниям Пути, могу узнать я, какие порядки должны быть в государстве, чтобы обеспечить благосостояние моих подданных!
Принц слушал их разговор с широко раскрытыми от изумления глазами, а обезьяний Король, выступив вперед, сказал:
— Я тоже постиг. А как нам теперь переправить вас во дворец?
И вот они вошли во дворец, и принц гордо вышагивал во главе процессии и распахивал перед ними двери. Стража, низко кланяясь, беспрекословно давала ему пройти, а также и всей его свите, а в особенности человеку средних лет, шедшему в середине процессии и согнувшемуся под тяжестью каких-то узлов.
Свинтус улыбался во весь рот, от уха до уха, поскольку ношение багажа считалось его обычной обязанностью.
Но у дверей тронного зала стражники скрестили свои алебарды.
— Король проводит судебные разбирательства!
— Я должен поговорить с ним, и немедленно! — Принц не был расположен ждать ни единой секунды. — Пропустить сейчас же!
Стражники заколебались, но всего лишь на долю секунды: как-никак, а он будет их господином, когда старый король умрет. Они рванули алебарды на себя и распахнули двери.
Принц быстрым шагом вошел в тронный зал.
Король посмотрел на него, взмахом руки приказал просителям и жалобщикам удалиться, после чего вскочил с трона и гневным взглядом уставился на вошедших. Ши замер, ужас буквально сковал его: он увидел лицо того же самого человека, которого они только что воскресили.
— Что все это значит? — громовым голосом спросил король.
Человек, несший поклажу, сбросил висевшие на нем узлы.
— Это значит, что я пришел, чтобы вернуть себе мой трон и разоблачить тебя!
Оба короля долго смотрели друг на друга.
Обезьяний Король, которому всегда недоставало времени, чтобы заранее обдумать хорошенько свои поступки, бросился на лжекороля, размахивая дубиной.
Самозванец увернулся и сделал рукой едва видимый пасс, после чего дубина в обезьяньей лапе ударила по какому-то невидимому препятствию, выбив из него сноп искр. Колдун же, подпрыгнув, вылетел в окно и быстро полетел прочь от дворца.
Принц, за спиной которого стояли Свинтус с Песчаником, радостно улыбался.
