Светлана Багдерина - Срочно требуется царь
Девушка послушно разжала руки, но вместо того, чтобы повиснуть на шее у своего спасителя и ждать перемещения в безопасное место, впилась сверлящим взглядом в глаза чудовища и резко выбросила вперед ладони.
— Стой!!!
И могучий зверь, властелин леса, равному по силе которому теперь не было, замер по ее команде, как вкопанный, а потом тихо опустился на четвереньки, растерянно потоптался, отрывисто бормоча что-то неразборчивое и жалобное, улегся на мостовую, прикрыл глаза, и затих.
Не обращая внимания на пододспевших с оружием людей, на выкрики и ахи из окон, Находка опустилась на лед подле огромной мохнатой головы зверя, обняла ее руками, припала лбом к его лбу, и заговорила, зашептала что-то плавно-певучее на своем, октябрьском наречии.
Из всего переливчато журчащего потока ласковых, успокаивающих, обволакивающих, убаюкивающих незнакомых слов Сенька уловила и поняла только одно, повторявшееся почти постоянно.
Гондыр.
— Гондыр?.. — недоверчиво повторила она шепотом.
Но Иван и Кондрат, стоявшие в ней ближе всех, услышали.
— Это он — гондыр? — с каждой секундой понимающий всё меньше и меньше Кондрат нахмурился, и кивнул в сторону неподвижной бурой горы, с которой обнималась октябришна и к которой прильнул, как к родной, Малахай. — Его так звать?
— Нет. То есть, да. В смысле, нет, — доходчиво объяснила царевна. — Короче, когда мы были в стране Октября… как раз на следующий день, когда мы встретили вас в лесу блудней и отправили на поиск Ивана…
Через несколько минут короткая история с размолвкой убыр и гондыра была рассказана, а местами даже показана в лицах.
Гвардейцы переглянулись.
— А у нас он что делает? — выразил всеобщее недоумение Прохор.
— Проснется — спросим, — пожала плечами Серафима.
А, между тем, чердаки, мансарды, балконы, окна и дверные проемы стали постепенно пустеть: видя, что прямая угроза как будто миновала, на старые позиции неспешно и осторожно стали возвращаться зрители.
И не только.
Груда обломков в центре площади зашевелилась, зашушрала и, выпутываясь из обрывков декораций и строительного мусора, на свет белый показался граф.
Он обозрел театр почти военных действий мутными, слегка расфокусированными очами, и взгляд его остановился на неподвижно растянувшемся кабане, прикорнувшем рядом медведе, обнимающей его девушке, и группе ее поддержки[188].
— Свинью… убили?.. — хриплым то ли от продожительного неиспользования, то ли от не менее продолжительного ора голосом каркнул Брендель и тут же закашлялся.
— Убили, — неохотно повернулся к нему Кондрат.
— А… вторую скотину?
— Это не скотина! Это медведь! — не задумавшись ни на мгновение, рявкнул Кондрат.
— Ты на кого голос повысил, смерд!!! В кандалах сгною!!! В тюрьме!!!
— Ваша светлость… — начал было Макар, но граф не дал ему договорить.
— А вы чего раззявились?! Добейте его! Живо! Пока я вас!..
Из тона графа было непонятно, кого конкретно он требовал добить, но не исключено, что медведь временно отошел на втрой план.
— Послушай, ты…светлость… — Кондрат, которого, несмотря на плохо прикрытое желание Бренделя никто не спешил добивать, недобро прищурился, сжал кулаки и двинулся к обломкам. — А ты кто вообще такой, чтобы нами командовать?!
— Кондраш, потерпи, успокойся… — протянул к нему руку Фома, но было поздно.
Его друг разозлился не меньше самого графа, и ни терпеть, ни тем более успокаиваться теперь не собирался.
— Кондрат, постой, я сейчас всё улажу! — припустил за ним и Иванушка, но гвардеец только отмахнулся:
— Кабана я завалил, медведь меня не тронул, а уж с кротом-то как-нибудь справлюсь.
Иванова гвардия, выбравшиеся вновь на площадь зеваки, вынырнувшие из убежищ министры, опасливо вылезающая из укрытий и обломков знать — все, как ручейки в котловину, стевались к помосту, чуя неотвратимо приближающуюся кульминацию событий.
— Что?!.. — взвился Брендель. — Как ты сказал, подонок?! Кто я?.. Крот?!.. Да будь я — нея, если ты у меня на всю жизнь не запомнишь, что твой царь…
— Кошкин хвост ты, а не царь[189]! — Кондрат, набычившись, пер на графа без малейшего представления о том, что будет делать, когда, наконец, дойдет, но с целеустремленностью десятка суперкабанов.
— Ах так?!..
Его рассвирепевшая светлость рванулась было вперед, чтобы своими руками если не задушить наглеца, то поотрывать у него все пуговицы[190], но вдруг нога графа за что-то зацепилась, и он повалился носом об лед под дружный одобрительный смех густеющей на глазах аудитории.
— Ах, так?!?!?!..
Взбешенный Брендель вскочил на ноги, сыпля проклятиями, которые приличному царю и знать не полагалось, яростно пнул уронившее его монаршье тело препятствие, и из-под расколотой доски на голый булыжник вылетело нечто, напоминающее небольшой ящик.
Из которого на лед с пением вынимаемого из ножен меча выкатилась стальная корона.
— Я вам не царь? — ликующе оскалился граф, метнулся за ней, и подхватил неспешно удаляющийся артефакт дрожащими от нетерпения и возбуждения руками. — Глядите!!! Глядите все!!! Пусть каждая свинья знает, кто теперь в стране хозяин!!! Я!!! Я — царь! А вы — мои слуги! Лакеи! Рабы! И моя воля в этой занюханной дыре — закон!!!..
Торжествующе хохоча, Брендель поднял над своей головою обеими руками царский венец — чтобы все видели — и неспеша, упиваясь долгожданным моментом и пьянея от осознания собственного величия и всемогущества, опустил себе на голову.
И пропал.
Пустая корона, без царя в ней, с тяжелым звоном упала на камни, поплясала несколько кругов, спохватилась, что несолидно, и остановилась.
Толпа ахнула, отшатнулась, и тут же качнулась вперед, чтобы разглядеть своими неверящими уже ничему глазами, видят ли они и в самом деле то, что видят?
Не менее потрясенный Кондрат, а за ним по пятам Иван, Сенька, Макар и вся остальная гвардия кинулись к месту невероятного явления, добежали до бесхозного артефакта, и застыли на месте.
Ибо в середине короны, как в клетке, ползал-тыкался в холодную сталь подслеповатой мордой большой белый крот.
— Так вот какого цвета бывают кроты, пока не запачкаются… — удивленно покачал головой Фома.
— Откуда тут… И где тогда… — слабо начал было Иванушка, и смолк.
Озарение ударило его и остальных свидетелей дива как полмешка кротов.
— Брендель?..
— Это — Брендель?..
— Где — Брендель?..
— Да вон же!..
— КРОТ?!..
— Он превратился?..
— Он действительно превратился?..
— Чудеса-а-а…
— Не может быть!..
— Но почему?!..
— Что случилось?..
— Он же выполнил все условия клятвы!..
— Он же подписывал ее собственноручно!..
— Он же…
— Нет.
— Что?.. — не сразу дошло до Ивана. — Чего нет?
— Я говорю, он не подписывал ее собственноручно, — тихо проговорил Кондрат, не сводя взгляда с беспрестанно и безуспешно пытающегося избавиться от предела своих мечтаний, превратившегося в предел его вселенной, крота.
— То есть как — не подписывал?.. — непонимающе нахмурилась Серафима. — Мы все при этом присутствовали, я, Иван, бароны, их музыканты, знаменосцы… да полстраны там было!.. И… Ты!.. Ты ведь там тоже был, и стоял рядом с ним…
— Да, — сконфуженно втянул голову в плечи гвардеец. — Он ведь тогда с лестницы упал, помните? И сказал мне, что у него рука болит, и что он перо держать не может…
— И он попросил, чтобы вместо него клятву подписал ты?!
— Н-ну да… — виновато втянул голову в плечи Кондрат, и тут же вскинулся и принялся оправдываться:
— Ну, и что тут такого? Я же его имя вписал, как он попросил, не чье-нибудь!..
— Кондрат?.. — легкая рука легла ему на плечо, и солдат обернулся.
— Находка?..
— Кондрат, в магии ведь всё равно, чье имя написано. Важно, чьей рукой. А ты не знал разве?
— Я?.. Да откуда?!..
— Так что же это получается, люди добрые?! — ошеломленно обвел веселым взором вставшую за их спинами нетерпеливым монолитом толпу Макар. — Что граф тут — не пришей кобыле хвост, а четвертым претендентом на корону всё это время наш Кондрат был?!
— Но он же только руку приложил, а заданий-то, как бароны, не выполнял! — протиснулся сквозь передний ряд Коротча.
К нему, пыхтя и работая локтями и коленками, присоединились Воробейник, Комяк, Медьведка и весь почтенный кабинет министров до человека.
— Вот, вопросов он, к примеру, не отгадывал, — попробовал возразить канцлеру Щеглик.
— На три вопроса ответи, второе место! — гордо сообщил всем окружающим Фома[191].
Комяк задумался, вспоминая следующее задание:
— Кабана свинского не…
— А кто же еще его уложил, как не он? — хитро подмигнул Прохор.
— Развлечения… — неуверенно оглядел коллег Воробейник.
