Иоганн Музеус - Народные сказки и легенды
Пересчитав деньги, Фридлин, как полагается, по всей форме сделал предложение, и ответ ожидавшей этого момента матери был «Да» и «Аминь». Свадебная сделка состоялась быстрее, чем покупка верного домашнего животного — осла.
Новоявленный жених смахнул половину монет со стола в шляпу и высыпал их в передник невесте на приданое, а вторую половину пролил обильным золотым дождём на сухую почву материнской алчности, чтобы на эти деньги она устроила свадьбу. После этого, он попросил любимую дать ему аудиенцию без свидетелей, которая и была без колебаний предоставлена.
Через час прелестная Люциния в весёлом настроении снова вернулась вместе с Фридлиным в комнату и наградила жениха, со всей откровенностью разрешившего кое-какие сомнения, касающиеся счастливого изменения его судьбы, первым нежным поцелуем своих розовых губок.
Тем временем деятельная мать, за неимением более надёжного тайника, не долго думая, спрятала благоприобретённое богатство в оказавшийся тут же под рукой неверный стенной шкафчик. После этого чисто вымыла и прибрала весь дом, попросила услужливую соседку сделать заказ для кухни и погреба, а сама, в пустой комнате, приготовила прекрасную постель новому зятю, который, как ей казалось, не слишком торопился пожелать своей возлюбленной спокойной ночи.
Нетерпеливой матери очень хотелось знать, кто этот незнакомец, какого он звания и происхождения, как состоялось первое знакомство влюблённых и чем были тогда ослеплены её глаза Аргуса. Любопытство привело мать Ильзу в такое необычайное волнение, что сон никак не мог сомкнуть её глаз, хотя она вставала обычно с петухами, придерживаясь пословицы: «Утренний час — золото».
Итак, скрытной Люцинии ещё предстоял строгий экзамен. Но то ли у неё была причина не исповедываться, то ли поздний час не располагал к сердечным излияниям, — так или иначе, стоило матери приступить к допросу, как маленький ротик хорошенькой девушки округлился в зевоте, и она начала тереть глаза. Это означало, что уже пришёл песочный человечек[306], и ей пора идти спать.
— Ах матушка, — сказала она сонным голосом, — у вас ещё будет время всё узнать, а сейчас мне нужен покой, чтобы утром, когда жених будет рассматривать свою покупку, мои щёки не выглядели слишком бледными.
Любопытной женщине пришлось довольствоваться этой увёрткой. Против обыкновения, она не стала настаивать на своём и больше не пыталась приоткрыть покров над мучившей её тайной.
В доме всё пришло в движение. Приготовления к свадьбе велись с большим усердием. Весть о том, что Люциния выходит замуж, быстро, как степной пожар, распространилась по всему городу и стала главной темой дня. Стоило только красивому жениху появиться на улице, как все бросались к окнам. Люди останавливались и глядели ему вслед, обмениваясь между собой мнениями о его сватовстве. Иные радовались счастью добродетельной девушки, другие завидовали.
Не было ничего удивительного в том, что Фридлин, красивый юноша, подобно которому не найти было во всём Ротенбурге, и притом прекрасно одетый, возбудил ревность городских девушек, при каждом удобном случае злословивших в его адрес. Они находили его то слишком толстым, то слишком тонким, то слишком длинным, то слишком пёстрым; называли его то хвастуном, то летуном и уверяли себя, что радость Люцинии будет недолгой: её жених, как перелётная птица, совьёт гнездо, а потом улетит из него. Однако завистливые соседки вынуждены были признать, что эта перелётная птица собиралась гнездиться основательно.
Однажды к дому трактирщика подъехал нюрнбергский возница с фурой, тяжело гружёной ящиками и сундуками. Мать Ильза не замедлила вскрыть их с помощью зубила и молотка и, поражённая богатством будущего зятя, принялась превозносить его завещателя.
Наконец, день бракосочетания был назначен, и половина города получила приглашение на свадьбу. Дом Ильзы не мог вместить всех гостей и поэтому было решено устроить свадебное торжество в трактире «Золотой Ягнёнок». Когда невесте надели венок, она сказала, обращаясь к матери:
— Этот венок в день моей свадьбы доставил бы мне больше радости, если бы в церковь меня сопровождал отец. Ах, если бы он был здесь! У нас, слава Богу, всего вдоволь, а он, бедный, наверное живёт впроголодь. Эта мысль так глубоко запала в сердце девушки, что у неё на глазах навернулись слёзы. Из чувства солидарности, или потому, что обновлённая жизнь обновила и материнское сердце, и старую любовь к отцу, мать согласилась с дочерью.
— Я и сама была бы рада, если бы он вернулся, — призналась она. — Теперь зять мог бы прокормить его до самой смерти. С тех пор как отца нет с нами, мне всё кажется, что в доме чего-то не хватает.
И это было правдой: её огниву, — стальным нервам, — действительно не доставало кремня, чтобы высекать из него искры и воспламенять ими трут раздора. С исчезновением мастера Петера в доме, к великому сожалению хозяйки, установился мир, а её желчный пузырь нуждался иногда в облегчении.
Но что это? В девичник, накануне бракосочетания, какой-то человек подкатил к воротам города тачку, нагруженную бочкой с гвоздями, уплатил пошлину и повёз её прямой дорогой к дому, где шли приготовления к свадьбе. Человек постучался в дверь. Невеста, прервав песню, открыла окно, чтобы посмотреть кто пришёл и… О чудо! То был отец Петер!
В доме его появление было встречено бурным ликованием. В порыве радости, Люциния перескочила через стол и скамейку и выбежала навстречу отцу, чтобы первой обнять его. За ней и мать Ильза протянула мужу руку и, простив ему ограбленный шкафчик с сокровищами, сказала:
— Исправься, плут!
Наконец, дошла очередь и до жениха. Мать и дочь одновременно принялись обстоятельно объяснять его достоинства, ибо, судя по отцу Петеру, Фридлин был для него совершенно чужим человеком в доме. Однако, когда отец узнал, каким образом этот незнакомец завоевал право стать членом его семьи, то остался доволен будущим зятем и так быстро подружился с ним, будто они давно были знакомы.
Жена, усадив вновь обретённого мужа за стол и предложив ему немного перекусить после утомительного путешествия, пожелала узнать о его приключениях и о том, как жилось ему на чужбине.
— Слава Богу, я теперь в родном городе, — сказал он. — Я обошёл всю страну, испытал всевозможные ремёсла и в конце концов занялся торговлей железом, правда, при этом тратил больше, чем получал. Всё моё богатство заключается в этом бочонке с гвоздями, который я хочу подарить новобрачным.
Мать Ильза, будто снова обрела кремень для своего огнива, и её язык вновь стал высекать яркие искры упрёков и ругательств, так что у всех троих звенело в ушах, пока не вмешался Фридлин и не пообещал выплачивать тестю на содержание из полученного наследства и относиться к нему с почтением.
Желание кроткой Люцинии исполнилось, и на следующий день отец Петер, разодетый, как вновь избранный член магистрата, впервые заседающий в совете, повёл её в церковь.
Свадьба счастливой пары прошла со всем великолепием. Вскоре после этого молодые наладили собственное хозяйство. Фридлин получил права гражданина города, переехал в новый дом на рыночной площади, рядом с аптекой, прикупил к нему сад с виноградником, а затем пашню, с лугом в придачу, и пруд и приобрёл репутацию зажиточного человека.
Что касается отца Петера, который не испытывал больше недостатка в деньгах, то весь город считал, будто он живёт на средства богатого зятя, и никто не подозревал, что его бочонок с гвоздями был на самом деле рогом изобилия. Он совершил паломничество на Броккен, которое счастливо закончилось, о чём не знала ни одна живая душа.
Правда, мастер Петер двигался к цели не так быстро, как хоровод ведьм на мётлах в Вальпургиеву ночь[307], но зато с большими удобствами. По дороге от Фихтельберга до Броккена он заворачивал в каждый кабак, встречавшийся на его пути, и обследовал там погребки, так что во время перехода через Франконию находился больше под землёй, чем на её поверхности, и только тогда протрезвел, когда, выйдя на дневной свет, увидел в голубой дали вершину Гарца.
Но бывшему трактирщику суждено было преодолеть ещё немало трудностей, потребовавших от него напряжения всех духовных сил. Поэтому он наложил на себя строгий пост в еде и питье.
На всём пути до Броккена нос Петера служил ему надёжным компасом, но теперь, словно вблизи полюса, эта «магнитная стрелка» не показывала направления. Он исходил Броккен вдоль и поперёк, но никто не мог показать ему, где находится долина Моргенброд.
И всё-таки, мастеру Петеру удалось найти верный путь. Он нашёл Андрееву гору, отыскал речушку Эдер, из которой зачерпнул свежей воды, воодушевившей его больше, чем поэтов волшебный источник Ипокрена[308], обнаружил «могилу» и был счастлив разрешить сомнения хозяина «Золотого Ягнёнка».
