Светлана Багдерина - Срочно требуется царь
— Здесь, — обиженно надулась девочка. — Вы ж сами велели мне погодить, пока страницу допишете, а сами уже с тех пор пятую строчите.
— А… Ой… Извини, птичка… Заработался…
— Ага, заработались, — ворчливо сложила локти поверх стопки чистой бумаги воспитанница детского крыла. — Тетя верява говорит, что вам на свежем воздухе надо чаще бывать. И питаться вовремя. А то вон совсем на шкилет похожи стали — кожа да кости торчат, и то в разные стороны.
— Да разве ж я… — начал было виновато оправдываться дед, но Воронья не дала ему и шанса.
— Вот, я вам, как человеку, полчаса назад суп принесла — так он уже не то, что остыл — испортился, поди. Кушайте давайте, лучше, дедушка, потом допишете. Бумажки не убегут.
И она сняла с кипы старинных пергаментов на диване жестяную миску, прикрытую треснутой тарелкой, аккуратно отодвинула исписанный лист на столе в сторону, и с не терпящим возражения выражением на худеньком личике водрузила холодный суп перед стариком.
— Вот, пока не покушаете, я не уйду, и покою вам не дам, — словно чрезвычайно заботливая эринния, девчушка подвинулась поближе, выудила из кармана два ломтя каравая, деревянную ложку, и положила их рядом с тарелкой. — На здоровьичко.
— Ну, спасибо… кормилица ты моя… — ласково и слегка близоруко улыбнулся дед и заглянул под исчерченную мелкой паутиной тонких трещин тарелку. — Ох, гляди ты, картошки-то сколько! И мяса шесть кусков! Прямо праздник какой-то!
И тут же обеспокоено перевел взгляд на девочку:
— Аль и впрямь у нас какой праздник, а я запамятовал?
— Не-а, — поспешила успокоить она его, а заодно отвести внимание от собранных по своим тарелкам воинами дружины королевича Кыся картошки и мяса. — Нет у нас сегодня никакого праздника. Пока. А вот завтра — День Медведя! Ну, и коронация намечается…
— Намечается? — сделал большие глаза дед Голуб. — И кого собрались короновать?
— Бренделя-кренделя… — кисло скривилась девчонка.
— Он тебе не по нраву, что ли, птичка? — не забывая уписывать за обе щеки покрывшийся тонкой пленочкой жира обед, сочувственно полюбопытствовал старик.
— Ой, дедушка Голуб, скажете тоже! — фыркнула Воронья. — Да кому он у нас вообще по нраву! Вы слышали, что он нем в городе рассказывают?!..
— И что же?
— Да ничего хорошего! Лучше вы расскажите, куда такую пропасть бумаги переводите.
— Это, птичка, я для вашего же брата с сестрой стараюсь, — ухитряясь не прекращать усердного жевания, проговорил дед. — Это будет самый полный учебник истории нашего государства, со времен первых костеев, что пришли в эти края, и до наших дней.
— Такой огромный?! — с ужасом истинной школьницы Воронья обвела расширившимися глазами погребенный под бумажно-пергаментными завалами научных материалов кабинет старика. А сколько еще в потайной комнате в библиотеке осталось…
— Ну, нет… — засмеялся дед. — Вам, воробьям, столько истории во век не одолеть. Скорее, она вас. Да и ни к чему вам это. Вот, к примеру, кому из вас будет интересно, сколько жареных лебедей подавали каждый день на стол Аникану Первому? Или какого цвета были кокарды на шапках Шестого стрелкового полка Незнама Ученого, и сколько всего тех полков было, да где квартировались? Поэтому я всё внимательно перечитаю, и самое важное и увлекательное — выпишу, а потом еще раз…
И вдруг коридор взорвался оглушительным топотом и криками, и тут же, едва не вколотив в стену стальную шишку-ручку, распахнулась дверь…
Архивы посыпались, Воронья подпрыгнула, чернильница, задетая ее локтем, опрокинулась, старик подавился, пытаясь спасти чистую бумагу, а в комнату влетела, сбивая и перебивая друг друга, запыхавшаяся ребятня.
— Дедушка Голуб!!! Дедушка Голуб!!!
— Кондрат-то!!! Кондрат-то!!!
— Кабана привез!!!!!!!!!!..
— Дедушка Голуб! Кондрат с гвардейцами и с дядькой Бурандуком кабана добыли!!! Того самого!!! — вынырнув вперед, как настоящему королевичу и полагается, четко и звонко доложил Кысь, и толпа сорванцов загомонила, закричала, запрыгала от вырывающегося за переделы маленьких тел исполинского восторга и восхищения:
— Только что привезли!
— Двух часов не прошло, как народ с площади после Бренделя разошелся!
— Это я его первым заметил!
— Бренделя?
— Кондрата?
— Панкрата?
— Назара?
— Кабана!!!
— Не заметь такую махину!..
— Я думал — чего такое по улице ползет огроменное?..
— Его на двух лошадях на волокушах кое-как притащили!!!
— А кони-то, кони, видал? Только что сами из упряжи не выпрыгивали!
— Духа лесного боятся они, вот чего!
— Он не дух, он просто свинья, только большая!
— А ты-то откуда знаешь?
— Дядька Бурандук сказал!
— Не бывает таких свиней, даже больших!
— Ага, тебе лучше знать!
— Если б бывали, то они бы всё время такие вырастали, а эта — в первый раз в жизни!
— А мне дядька Бурандук сказал!..
— Он сейчас на площади лежит!
— Дядька Бурандук?.. — изумленно вытаращил глаза дед.
— КАБАН!!!
— Надо поглядеть, — решительно заявила Воронья, предварительно убедившись, что с супом и хлебом ее подопечный расправился подчистую.
Старик, не задумываясь, кивнул.
— Надо. Поглядеть, и всё подробно записать. Если я пропущу такое событие, потомки мне не простят.
И, не прошло и пяти минут, как, собрав уцелевшие после чернильного разлива листки бумаги и грифель, дед Голуб в сопровождении почетного эскорта уже направлялся на Дворцовую площадь смотреть на поверженного лесного монстра.
Народу на Дворцовой площади набежало — не протолкнуться: такого интереса не вызывало ни одно развлечение, устроенное дворянами, и даже утренний бенефис Бренделя бледнел по сравнению с пришествием великого и ужасного Лесного Хозяина, как успели прозвать его досужие горожане и жители потревоженных им деревень.
Шум и гомон над площадью стоял, как в огромном улье.
— Гляди-ка, он!
— Точно, он!
— Ну, и здоров, свинья!..
— А ты думал!
— Проходите, проходите, не задерживайтесь!
— Поглазели — и дальше идите, остальным тоже охота!
— Раньше приходить было надо!
— Раскомандовался!
— Твой кабан, что ли?
— Да уж не твой ли?
— Проходите, проходите!..
— Не трогайте свинью, говорю!
— Чего встал?..
— Не трогайте сви…
— Да чего ей будет, сынки! Она ж дохлая!
— Если ее все так тискать будут, то она не только дохлая будет, но и лысая!
— Да и пускай лысая!
— Чего ей в шерсти-то, зимовать?
— А на память-то тоже ведь чего надо прихватить!
— А иначе кто ж нам поверит!
— Вообще-то, мы из нее чучело хотели сделать…
— Тоже на память, кстати…
— Ну, хоть шерстиночку, ребятки, ну?..
— Пожалуйста-а!..
— Ай, ладно! По шерстиночке — и дальше двигайте, задние тоже поглядеть хотят!
— Айда, айда, не задерживайтесь!
— Желающих много, а свинья одна!
— Вот спасибо вам, охотнички!..
— А глядите, какие у ей клыки!..
— Целых шесть!..
— А на что ей столько, если подумать? Обычному кабану и двух хватает…
— Э-э-эй!.. Ножовку убрали, и проходим, проходим, не задерживаемся!
— Развелось вас тут, любителей сувениров…
— Бесплатных…
— Ну, пожа-алуйста!..
Прошло не меньше двух часов в нетерпеливом ожидании, прежде чем дружина Кыся и дед Голуб в арьергарде поредевшей, удовлетворившей свое любопытство толпы смогли подобраться к изрядно полысевшему кандидату в первые экспонаты не существующего пока краеведческого музея Постола.
— А, дедушка, привет!
— Кысь, Снегирча, Мыська! Вернулись, что ли!
— Мы учителя поглядеть привели!
— Давно не виделись, старик! Как дела?
— Здравствуйте, ребятки! Ну, молодцы вы, я скажу! Молодцы! Это ж подвиг вы совершили — какого зверя победили! Как же это вы его?.. — заохал, захлопотал перед бурой громадиной старик.
— У охотников свои секреты, — улыбнулся Кондрат и нежно поглядел на неподвижную гору мышц и щетины за своей спиной. — Славная свинка… Голыми руками ее не возьмешь. Сколько повозились мы с ней — так кабанов попроще можно было уж штук полсотни набить!
— Эх, надо было мерную веревку взять! — запоздало спохватился дед Голуб, и захлопал себя по тощим ляжкам, таращась в изумлении и благоговении на гигантские копыта размером с сервировочное блюдо.
— Уже померили, старик, записывай, — щедро махнул рукой Бурандук и стал не спеша, со смаком диктовать:
— Длина от рыла до копчика… четыре метра пятьдесят два сантиметра. Ширина в плечах… метр семьдесят три. Высота в холке… два метра сорок семь сантиметров. Расстояние между глаз… полметра ровно. Размер пятачка… общей суммой двадцать семь рублей тридцать пять копеек.
