Михаил Гуськов - Дочка людоеда, или Приключения Недобежкина [Книга 2]
![Михаил Гуськов - Дочка людоеда, или Приключения Недобежкина [Книга 2]](/uploads/posts/books/276381/276381.jpg)
Обзор книги Михаил Гуськов - Дочка людоеда, или Приключения Недобежкина [Книга 2]
Вы хотите знать, что случилось со скромным московским аспирантом Аркадием Недобежкиным, нарушившим великую булгаковскую заповедь:
«Никогда не разговаривайте с неизвестными»? А ведь не только заговорил, но и пригласил к себе домой совсем незнакомого старичка. А тот взял и скончался скоропостижно, но перед этим оставил ошалевшему аспиранту несметные сокровища и волшебный кнутик. Из-за этого пришлось Аркадию познакомиться с ведьмами, людоедами, упырями, а заодно и с родной милицией.
Бесовско-авантюрно-любовно-философско-юмористическая феерия Михаила Гуськова соткана из множества самых невероятных… приключений героев в Москве и других экзотических городах земного шара. Особая прелесть романа в том, что он… не закончен.
Продолжение следует…
Михаил Гуськов
Дочка людоеда, или Приключения Недобежкина [Книга 2]
Глава 1
В КАРЕТЕ НА ПЕТРОВКУ, 38
НЕДОБЕЖКИН В ТЮРЬМЕ
Заместитель начальника Московского управления внутренних дел генерал-майор Иващенко подошел к окну, поднял шелковую портьеру и в утренних перламутровых отсветах увидел как, вывернув из Успенского переулка, к главным воротам Петровки, 38 подскакали шесть взмыленных белоснежных лошадей. Порывом неведомой бури распахнуло чугунные створки, и кони вкатили прямо во двор Главного управления старинную серебряную карету, с козлов которой соскочил Дюков, сверкая майорскими погонами и продолжая размахивать кнутом. Иващенко схватился за щеку, словно у него дико заныл больной зуб.
— Дюков! На шестерке лошадей, в карете. Откуда карету-то он взял? Мать честная! Это же из Кремля, из Оружейной палаты. Неужели Кремль ограбили? Вечные сюрпризы у этого Дюкова.
— Купилов! — крикнул он подполковнику, который вместе с другими офицерами всю ночь дежурил у него в кабинете.
— Пошлите кого-нибудь привести сюда Дюкова. Нет, лучше пойдите сами с Сенченко и разберитесь, что там случилось.
Однако как только офицеры приблизились к дверям, Иващенко закричал:
— Стойте! Я сам пойду с вами, пойдемте все, надо разобраться с этим Дюковым, что он вечно воду мутит со своими веревками.
— Идемте все на свежий воздух!
Группа офицеров во главе с генералом двинулась гулкими коридорами к широкой лестнице и у парадного входа столкнулась с Дюковым.
— Здравия желаю, товарищ генерал! — победно рявкнул Дюков. — Разрешите доложить?
— Нет, не здесь, пойдем к карете, там и доложишь, — раздраженно отозвался генерал, не ожидая от своего студенческого друга ничего, кроме неприятностей.
Возле кареты гений веревки снова молодцевато взял под козырек:
— Разрешите доложить?
— Докладывай! — стиснув зубы, процедил Иващенко.
— В результате ряда следственных действий вышел на преступную группу в районе музея-усадьбы «Архангельское»; часть преступников, применявших холодное и огнестрельное оружие, задержал и доставил для выяснения личности.
Дюков открыл дверцу и выволок на свет божий гориллу во фраке с кружевным жабо и манжетами, на ногах у гориллы были лакированные длинноносые штиблеты. Передние конечности ее были связаны за спиной веревкой. Примат попытался развязать путы и, когда ему это не удалось, пронзительно завизжал, оскалив длиннющие клыки. Дюков несколько оторопел. Офицеры отпрянули от человекообразной обезьяны.
— Что за чертовщина! — озадаченно проговорил участковый и выволок следующего преступника. Им оказался непальский мишка с жутко безобразной, совсем не российской, злобной медвежьей физиономией. На медведе был рваный камзол с перевязью, в которой болтались ножны, один ботинок с его лапы слетел, и сквозь рваный белый носок проступали черные длинные когти. Медведь рванулся к воротам, но, стреноженный дюковской веревкой, повалился набок и, задрыгав лапами, жалобно-угрожающе заревел что-то по-непальски.
Дюков готов был сквозь землю провалиться, но, на его счастье, третий арестант был совершенно человеческого вида и даже одет, хотя и очень старомодно, но совершенно по-советски. Рот, нос, уши — все у него было совершенно человеческого вида, но абсолютно нечеловеческих размеров.
— Я инвалид детства! — захныкал человекообразный, — а этот, — он указал шестым пальцем на отважного майора, — запихал меня между свиньей и питоном.
— Сейчас же развяжите инвалида! — приказал Иващенко, брезгливо отворачиваясь в сторону от последнего.
— Товарищ генерал, не делайте этого. Честное офицерское слово, клянусь, это преступники. Нечисть это, товарищ генерал.
— Нечисть это или честный гражданин, установит только наш советский суд! — наставительно произнес Иващенко. — Я приказываю вам развязать товарища инвалида.
— Он испарится, товарищ генерал!
— Майор Дюков, развяжите задержанного!
— Слушаюсь, — подчинился участковый и развязал уродца.
В глазах у того запрыгали злорадные искорки.
— И Мишу развяжите, он же совершенно ручной, дрессированный Миша, и Лешу. Так обращаться с дрессированными животными, товарищ генерал, — верх безнравственности. Ей-ей, этот милиционер свихнулся, как Дон-Кихот с мельницами: вязать цирковых безобидных зверюшек грязными веревками.
Инвалид подошел к горилле, ласково потрепал ее по плечу и погладил непальского мишку по головке. У обоих животных из глаз полились слезы.
— Видите, что такое жалость, сострадание? Как намучились бедные животные от этого изверга, позорящего милицейскую форму, они плачут, а там еще свинка Толстяк, Питоныч и козел Женя, у них нарушено кровообращение от этих веревок. Они не смогут выступать и радовать советского зрителя. Совершенно ручные зверьки, они погибнут, если их тотчас не развязать.
— Развяжите животных, товарищ майор, — приказал Иващенко, заглядывая в карету. — А этот питон тоже ручной? — недоверчиво спросил он уродца.
— Это мой Питоныч, я с ним выступаю. Совсем ручной, — заверил уродец. — Вот, смотрите, я его надену себе на шею, он безопасен, как новорожденный младенец, можете сами попробовать, а этот держиморда ему хвост с головой связал. Кровопиец!
— Развяжите животных, товарищ участковый, — еще раз приказал генерал.
Что было делать майору? Нахмурившись, он начал развязывать все узлы веревок, и, когда последний узел ослаб, инвалид детства подошел к генералу и, пожав ему руку, саркастически проговорил:
— Большое вам спасибо, товарищ генерал, вы нас всех просто спасли, ну просто вернули к жизни, а то я уж было отчаялся. Однако пока в России есть такие люди, как вы, товарищ генерал, мы не пропадем. Ждите повышения! Ну, нам пора, прощайте, господа.
Проговорив это, инвалид детства, а за ним и все звери начали раздуваться как воздушные шары, и вдруг один за другим стали подниматься в воздух.
— Что, что такое?! — засуетился Иващенко. — Что за цирк? Надо же составить протокол. Задержать! Купилов! Самушенко! Задержать!
Дюков выхватил из кобуры пистолет и нажал на курок. Бабах — черным дымом инвалид детства взвился в небо, бабах, бабах — взрывались один за другим воздушные шары и уносились в разные стороны по небу Москвы. Только питон, лопнув, превратился в железного дракона и, подлетев к офицерам, жарко дунул на них дикой ненавистью, и, если бы Дюков не ударил его своей веревкой с мертвой петлей, сгорели бы все они заживо. Дракон в бессильной ярости оскалился и, вдруг расплавившись, огненной лентой перемахнув через крышу Главного управления, исчез в облаках.
— Это что за чудо в перьях! — раздался восторженно-шестерящий голос одного из заключенных общей камеры Бутырской тюрьмы. — Век свободы не видать, сколько жил, а такого фраера не видел. Это что же — костюм такой или белье?
— Братаны, гляньте, какие на нем щипчики, да на каблучках, посмотрите-ка, а пряжки-то, пряжки-то!.. Ну-ка, Шнифт, взгляни, уж не рыжье ли? — басом, но так же несолидно выступил дородный заключенный по кличке Фонарь.
Владелец восторженно-шестерящего голоса на цыпочках подбежал к новому заключенному, присел на четвереньки и, сделав пальцы лупой, стал изучать пряжки на старинного фасона туфлях.
— Что-то у меня в глазах затемнело, братва. Куда же лягавые смотрют? Золото! С рыжаками на лытках сундука к нам в сумку ложуть.
В камере наступило еще большее оживление. Человек двадцать арестантов с удивлением окружили странного молодого человека в кружевном батистовом белье и в шелковых, необычного фасона туфлях на босу ногу. На туфлях блестели золотые пряжки с драгоценными каменьями.
Недобежкин, может быть, впервые с того момента, как его посадили в оперативную машину, и он начал механически считать двери, которые все дальше отодвигали от него путь к свободе, почувствовал интерес к происходящему вокруг.
— Ну-ка, дай примерить твои щипчики! — юркий Шнифт весело блеснул большими стеклянными глазами, показав несколько оставшихся еще не выбитыми клыков в лихой улыбке. — Кресло гостю!
Кто-то подставил Недобежкину табурет, и несколько рук услужливо усадили на него новичка.
Шнифт встал на колено и потянул туфель с ноги бывшего аспиранта.
— Расслабься! — приказал он сначала весело, а потом теряя терпение. — Расслабься, тебе говорю.
Туфель не поддавался. Шнифт дернул раз-другой, покраснел от натуги, привстал с колена и начал тянуть изо всех сил.
— Что, никак?.. Дай-ка я!
— Отойди, Фонарь! — прикрикнул на приятеля Шнифт. — Я ему ногу из брюха выдерну, а лапти сниму. Ты что, шутить со мной вздумал, фраер? — напустился он ка Недобежкина.
