Чарльз Робертс - Каменный век
Но сегодня хищники, казалось, решили брать пещеру приступом.
Нум снова занял свой наблюдательный пост на гребне частокола, осторожно выглядывая наружу из-за верхушек дубовых кольев.
Нет, волки не преследовали на этот раз никакой добычи. Они бежали прямо к скалистой гряде. Должно быть, голод сильно мучил их, раз звери, забыв о своей привычной осторожности, выбрались из-под защиты деревьев на открытое место, не имея перед собой вспугнутой дичи.
Нум взглянул на три небольшие оленьи туши и связку вяленой рыбы, висевшие на шестах у входа в пещеру. Что, если обезумевшим от голода хищникам удастся перескочить через высокую ограду, уничтожить эти скудные припасы и тем обречь Абахо и Нума на голодную смерть?
Испуганный этой мыслью, Мальчик снял мясо и рыбу с шеста и перетащил в маленькую кладовку в глубине отцовского жилища. Если положение станет угрожающим, он успеет унести запасы в Священную Пещеру. Затем Нум снова вскарабкался на частокол и, прикрывая лицо от режущего ветра, бросил быстрый взгляд наружу.
Волки с той же скоростью бежали к реке, от которой их теперь отделяло расстояние, равное полету стрелы. Впереди скакал большой волк с седой шкурой, изорванными ушами и облезлым хвостом — матерый зверь, когда-то, по-видимому, обладавший огромной силой. Рядом с ним, стараясь не отставать от старика, бежал совсем небольшой волчонок, прижимавшийся на ходу к тощему боку седого волка. Остальные хищники следовали за ними, выстроившись полукругом, концы которого постепенно вытягивались и смыкались вокруг бегущих впереди.
Нум мгновенно догадался, что происходит. Абахо как-то рассказывал ему, что, когда вожак волчьей стаи становится стар и слаб, стая при отсутствии другой добычи обрекает его на съедение. Судя по всему, именно такая участь ожидала огромного седого волка, бежавшего впереди обезумевшей от голода своры хищников. Теперь уже не он вел за собой эту свору по охотничьей тропе, но сам превратился в добычу изголодавшейся стаи.
Преследователи гнали старого вожака прямо к обледеневшему берегу Красной реки. Стоило ему немного уклониться влево или вправо, как зловещий полукруг сразу же стягивался вокруг него петлей. Время от времени вожак оборачивался, чтобы убедиться, что волчонок по-прежнему следует за ним, а иногда, невзирая на возраставшую с каждой минутой опасность, слегка замедлял свой бег, чтобы малыш мог догнать его.
На что он надеялся? Хотел ли пересечь замерзшую реку, проникнуть в жилище людей и там, прислонившись спиной к стене, до последней капли крови защищать свою жизнь и жизнь маленького существа, доверчиво бежавшего рядом с ним на своих слабых лапках? Или он думал проскользнуть в какой-нибудь узкий лаз и спастись от преследователей в недрах подземного лабиринта?
Никто не знал, что на уме у беглеца. Но он бежал прямо к частоколу, за которым притаился Нум, бежал из последних сил!
Волк уже пересек реку, достиг обрывистого скалистого берега и начал взбираться по нему вверх, как вдруг, обернувшись на ходу, чтобы удостовериться, что волчонок не отстал, споткнулся об острый выступ и скатился обратно на речной лед. В то же мгновение волки, рыча и отталкивая друг друга, кинулись к нему. Но, прежде чем первый нападающий успел наброситься на свою добычу, старый вожак вскочил на ноги, обернулся и встретил врагов лицом к лицу.
Грозно оскалив огромные желтоватые клыки, все еще внушавшие стае почтительный страх, седой волк стоял во весь свой могучий рост перед преследователями, которые окружали его со всех сторон почти правильным кольцом, но не решались напасть. Медленно, но неуклонно хищники сжимали кольцо, подползая к добыче по снегу так незаметно и неощутимо, что казалось, они недвижно застыли на месте. Один из них, почти такой же огромный, как старый волк, был, по-видимому, новым вожаком стаи. Как только молодой вожак делал движение лапой, остальные тотчас же следовали его примеру. Это он подал сигнал к атаке.
Молниеносным прыжком молодой вожак ринулся на волчонка и рванул его зубами за плечо. Волчонок отчаянно взвизгнул и спрятался под брюхом старого волка.
И тотчас же, словно по команде, волки, щелкая зубами, бросились в бой.
С этой минуты Нум видел только рычащий клубок ощетинившихся серых тел, катавшихся по льду Красной реки. Перед глазами его мелькали головы, хвосты и лапы, клочья вырванной шерсти, разинутые пасти с окровавленными зубами.
Сквозь вой и рычание сцепившихся в смертельной схватке зверей до ушей Нума временами доносился пронзительный, раздирающий душу визг маленького волчонка.
Нум хорошо знал, что значит быть слабым и неспособным к защите. Он ясно представлял себе ужас несчастного малыша, отбивающегося в безнадежной борьбе от огромных, во много раз превосходящих его силой зверей. Острая жалость к волчонку пронзила сердце мальчика.
Не отдавая себе ясного отчета в своих действиях, Нум бросился в пещеру, схватил смолистый факел, зажег его в пламени костра, снова взобрался на частокол и, потрясая факелом, испустил боевой Клич Мадаев.
Поглощенные яростной борьбой, волки не сразу расслышали голос мальчика. Старый и новый вожак, схватив друг друга за горло, катались по льду. Седой волк дрался с мужеством отчаяния, но было очевидно, что победителем из этой схватки ему не выйти. Мощные клыки его противника впились мертвой хваткой в горло старика и сжимали его сильней и сильней. Вдруг глаза седого волка закрылись, голова упала на плечо… Все было кончено.
Остальные хищники, обезумевшие от борьбы, запаха крови и голода, яростно рычали.
Нум снова испустил боевой клич и, размахнувшись, швырнул свой факел в середину свалки, которая шла теперь у самого берега, напротив частокола. Факел просвистел в воздухе и угодил прямо в центр живого клубка, опалив шерсть двум или трем хищникам. Перепуганные волки кинулись прочь, поджав хвосты и жалобно воя от страха.
Нум тем временем зажег два новых факела и появился на гребне частокола, размахивая пылающими ветками и крича что было сил. Паника овладела хищниками. Они были уверены, что пещеры пусты, что в них никого нет, — но вот перед ними человек, их исконный враг, и в руках его самое грозное, самое страшное оружие — огонь!
Нум метнул второй факел. Он пролетел над головами волков и упал в сугроб, рассыпая вокруг тучи огненных искр. Волки шарахнулись в стороны, опасаясь новых, мучительных укусов пламени, — и Нум увидел седого волка, распростертого на снегу. Он лежал в луже крови, не шевелясь, а рядом с ним вытянулся волчонок, лапы которого временами слабо вздрагивали.
Нум высоко поднял над головой третий факел. Ветер раздувал красноватое пламя, искры летели вихрем. Напрягая голос, мальчик снова закричал, осыпая волков угрозами и бранью. Хищники смотрели на него ошеломленные, моргая глазами, прижав уши к голове и опасливо поджимая хвосты.
Вращая факел над головой, Нум сделал движение, словно собирался бросить его в сторону стаи. Но волки, не дожидаясь, пока огонь настигает их, кинулись врассыпную. Прижимаясь брюхом к синеватому льду, они пересекли реку и открытое пространство противоположного берега — черные на белом снегу — и скрылись за деревьями Большого леса. Оттуда с опушки, они, вероятно, будут следить за тем, что произойдет на льду реки, но вряд ли отважатся вернуться к месту кровавого побоища до наступления темноты.
Нум был опьянен своей победой.
Недолго думая он перекинул лестницу через частокол и спустился по ней на берег. Абахо категорически запретил ему выходить за пределы частокола. Но разве Нум не обратил только что в бегство целый десяток хищников?
Громко смеясь и крича от радости, мальчик двинулся к реке, шагая прямо по обледенелому снегу, звонко скрипевшему под его ногами.
Ах, какое это было наслаждение — очутиться наконец на свободе, под необъятным куполом зимнего неба, после стольких дней вынужденного затворничества в темноте подземелья!
Спускаясь по крутому откосу, Нум поскользнулся и, чтобы не скатиться вниз, ухватился за выступ льда. Жестокий холод обжег его пальцы. Он сам не понимал, что так неудержимо влечет его к месту кровавой схватки. Быть может, ему просто захотелось рассмотреть поближе простертого на снегу старого волка?
Ветер налетал яростными порывами и, казалось, задался целью сбить мальчика с ног. Нум шел согнувшись, отворачивая лицо, и чувствовал, как тысячи острых ледяных крупинок впиваются, словно иголки, в его щеки и лоб. Глаза то и дело застилало слезами. В одной руке он держал факел, который предусмотрительно захватил с собой, другой придерживал на груди меховую одежду.
Осторожно приблизившись к месту боя, Нум убедился, что опасаться ему нечего. Старый вожак был мертв. Темная кровь еще сочилась из его бесчисленных ран, но тут же застывала на морозе.
