Дарья Аредова - Не наша сказка (СИ)
Ришцен помялся немного, затем тоже поглядел вниз.
— Там господин едуть.
— Вижу, – сказала я. – А ты что здесь делаешь? У тебя дел никаких нет?
Ришцен как-то виновато покачал головой. Мне неожиданно пришла в голову одна идея.
— Слушай, Ришцен, а кто сейчас в тюрьме дежурит, не знаешь?
Солдат оживился.
— Знаю, а как же. Кильдиш Кривой. Так енто тока…
— Значит, так, – прервала я. – Слушай сюда. Ты с ним в каких отношениях?
— В смысле?! – завис Рицшен и даже рот раскрыл. Вспомнив, что бывает в разделенном по половому признаку обществе, я отрицательно махнула рукой.
— Да не в этом. Вы с ним как, дружите?
— А то, – просиял солдат. – Кажный вечер в фишки играем, енто завсегда.
— Проведи меня в тюрьму, – максимально «приказным» тоном велела я. Ришцен нахмурился, соображая.
— А… енто…
— Хочешь заработать монетку? – рискнула я, и не промахнулась – голубые глаза загорелись жадным блеском.
— Проведу, – согласился он. – Тока вы, княжна, не серчайте – а тока оплата вперед. Ну, мало ли, что.
Нет, я уже давно заметила, что глупость с расчетливостью частенько рука об руку ходят. Разумеется, я бы все равно сдержала слово, но я полагала раздобыть деньги позже. Теперь деваться было некуда.
— Договорились. – Главное – выглядеть уверенно. – Встречаемся через час за углом у входа в подвал. – Я обернулась на всякий случай. Нет, Дольгар еще часа два точно будет ехать. Пока туда-сюда, пока про меня вспомнит, пока отдохнет и пообедает. Пара часов у меня есть.
Я помахала Ришцену и спустилась в душный холод башни, совершенно не представляя, где можно раздобыть монетку.
Побродив немного по замку и так и не решившись стрельнуть мелочи у его обитателей, я остановилась посреди очередной крытой галереи, и только тут поняла, что заблудилась.
Стемнело, быстрый холодный ветер заставлял дрожать и ежиться, и я мысленно отругала себя за непредусмотрительность: теплая шерстяная накидка осталась в комнате. А галерея, казалось, сама гнала меня прочь – с одной стороны ветер сквозь арочные перила, за которыми только темная пустота, с другой тяжелым, прямо-таки могильным холодом тянет стена. Внизу и у дальних стен россыпью рыжих светлячков мерцали факелы, здесь же их, видимо, еще не успели зажечь – стремительные осенние сумерки обогнали людей.
Мне сделалось жутковато. И холодно. Захотелось в тепло, к людям. А на галерее кроме меня никого не было.
Или почти никого.
Шут сидел на перилах, свесив одну ногу и склонившись над листком бересты, лежащим у него на коленях, и сосредоточенно грыз карандаш. Он устроился под опорным столбом, и я заметила его, только обойдя колонну.
— Не поздновато ли для прогулок, красавица?
Я вздрогнула от двойной неожиданности – во-первых, от внезапно заговорившего темного силуэта, а во-вторых, оттого, что меня поименовали «красавицей». И внезапно поняла, что безнадежно упустила договор с Ришценом – а заодно и его доверие. Теперь придется искать другого помощника. Сделалось грустно и досадно, и я закусила губу, непроизвольно стиснув холодные каменные перила.
— Вы правы, уже поздно, – вздохнула я, обернувшись и заставив себя улыбнуться. – А вы себе зрение не испортите – в темноте-то?
— А мне есть, чего портить?.. – Шут усмехнулся во все три зуба и тряхнул головой. Звякнули бубенцы на колпаке – звон словно бы погас в каменных стенах, как спичка в болоте. Патрик склонил голову набок, прищурив единственный глаз и улыбаясь. – Я обещал песни. – В спокойном голосе было столько достоинства, словно Дольгар не приказал, а попросил по-дружески. Шут, определенно, начинал мне нравиться. Он тоже подчеркивал человеческое равенство, и я чувствовала родственную душу. Хотя, жизнь в искореженном теле наверняка заставляла его постоянно поднимать самооценку – а это, как-никак, в его положении отнюдь нелегко. Да какие бы ни были у него мотивации – он разговаривал со мной легко и по-товарищески, и, что самое главное – не обзывал «госпожой».
— Сколько вам лет, Патрик? – неожиданно спросила я совсем не то, что собиралась, но шут, казалось, не удивился.
— Тридцать четыре года. А что?
— Вы меня старше лет на семь. – Я присела на перила. – Вы про себя все помните?
— Нет, только хорошее, – пошутил карлик. – А почему вы спрашиваете?
— Я память потеряла. – Разговор становился все более и более странным.
— Иногда это хорошо. – Я удивленно вскинула голову, но Патрик снова склонился над своим листочком, и лица не было видно. Я не могла понять, шутит он – или совсем наоборот. – Может быть, вы просто не хотите помнить о прошлом?
— Нет. Как раз таки хочу. Там моя семья, Патрик.
— Где – там?.. В прошлом?
— Да. – Я зачем-то кивнула, хотя собеседник и не смотрел на меня.
— Тогда ты обязательно вспомнишь, сестренка. В свое время.
Я настолько ошалела от смены интонации, от дружеского обращения, что даже не смогла толком ответить, отозваться на проявление теплоты, за что стыд терзал меня следующие несколько дней. А шут улыбнулся, сунул листок за пазуху – и растворился в темноте. Беззвучно, как тень, хотя и хромал он ощутимо, это я еще в обеденном зале заприметила.
Мне показалось, он понял, и не обиделся. Первым порывом я вскочила, чтобы его догнать и… не знаю, может, извиниться. А может, еще поговорить. Но почему-то затормозило совершенно идиотское чувство неловкости – мне было стыдно разговаривать со взрослым мужчиной в половину моего роста стоя, как будто я была виновата в его увечье. Глупо – но я так и осталась стоять посреди коридора. Впрочем, спустя пару минут явился старый знакомец Врацет – он нес факел и топал так, что я окончательно уверилась, что разговор с шутом мне только приснился, настолько резким оказался контраст.
— Госпожа, вы б тут не мерзли, – укоризненно произнес ратник, подслеповато щурясь и пытаясь совладать одновременно с факелом и плащом.
— Не получится – осень. – Я улыбнулась. – А ты чего здесь делаешь, Врацет? Спать пора.
— Вас ищу, – отозвался он, ухитрившись неловко накинуть на меня плащ. – Господин Дольгар приказали.
— А, ну, если Дольгар – тогда идем, конечно, – фыркнула я. Врацет иронии не уловил.
— Где тебя черти носят? – тепло встретил меня любящий жених. – Я что, должен сам бегать за тобой по всему замку?
— Ну, хочешь – бегай, – огрызнулась я, мечтая избавиться от его общества. – Тебе не помешало бы улучшить физическую форму.
Дольгар сидел там же, где и представился мне вчера – во главе стола, только на этот раз он просто пил. Без закуски. Стол был пустой и длинный. Я вдруг подумала, что не такой уж он, наверно, и плохой человек – просто долгие годы вокруг не было никого, кому он мог бы довериться, или поговорить по душам. Никто ведь сволочью не рождается – сволочами только становятся, под влиянием тех или иных обстоятельств, и всегда не без причин. Кто-то остается собой, а Дольгар – Дольгар, вот, оказался недостаточно крепким, и сломался. Одиночество ожесточает.
— Сядь, – велел зарлицкий господин, вытянув длинные ноги, и мимоходом заметил, пригубив вино: – Тебя не было целый день.
— Конечно, – я послушно плюхнулась на скамейку. – Я ведь не могу целый день в комнате сидеть, да и надо было осмотреться.
Дольгар усмехнулся.
— Осмотрелась?
— Да. – Я все еще не понимала, над чем он потешается, но он сам сказал.
— Отсюда не сбежишь, княжна. Думаю, ты в этом убедилась.
— Я и не собиралась, – сообщила я. – Я хотела повидать Тадеуша.
— Кого?..
— Охотника, которым ты меня шантажируешь.
Зарлицкий господин приложился к кубку.
— Ах, этот. А что, он еще не сдох?
— Не знаю! – Я его жалела?.. Беру свои слова назад. – Ты обещал прислать ему врача.
— Обещанного три года ждут.
Я, наконец, решилась.
— Дольгар. Отправь меня.
Господин откинулся в кресле, вскинув руку к острому подбородку и впившись в меня глазами.
— Я смогу ему помочь. Я врач.
Дольгар нехорошо усмехнулся.
— Ты же ничего не помнишь.
— Я вспоминаю потихоньку. – Должно быть, это выглядело жалко и совсем неубедительно, но я надеялась.
— Хорошо, – неожиданно согласился Дольгар. Он поднялся из-за стола, развернулся и направился к дверям. Оттуда обернулся и прибавил с прежней нехорошей усмешкой: – Пойдешь завтра утром. Удачи.
Думаете, искренне пожелал?.. Да ни черта. Сказано это было с таким непередаваемым сарказмом, что у меня скулы свело. Подозреваю, зарлицкий господин своей ядовитостью остался доволен.
А я осталась довольна его разрешением.
Я не представляла, чем смогу помочь Тадеушу, но надеялась, что получится хотя бы оказать ему первую помощь и обработать ссадину – наверняка ведь она уже воспалилась. И как бы лихорадка не началась…
