Анджей Савицкий - Апозиопезис
Великан поклонился в пояс, положив ладонь на груди. Данил небрежно отмахнулся.
— Так я и думал, — подвел он черту. — Короче, можешь отправляться в тот отпуск, о котором ты так мечтал. Ты заслужил его после семидесяти лет беспрерывной службы. К сожалению, выплатить надлежащую тебе и просроченную мною зарплату я не могу. Сам знаешь.
— Знаю. Ничего страшного, как-нибудь справлюсь. Но я не могу оставить тебя в столь тяжелой ситуации. Сначала помогу как-то стать на ноги…
Данил улыбнулся негру и крепко хлопнул его по спине.
— Возвращайся к себе домой, джинн. Я справлюсь. — Довнару пришлось затолкнуть подальше комок в горле, прежде чем удалось закончить: — Я ведь уже не ребенок, темная ты масса. Давай, вали отсюда, и немедленно! И вот увидишь, когда ты вернешься, я буду богат, что твой паша!
— Знавал я многих пашей, к примеру, во времена Сулеймана Великолепного…
— Хватит мне втирать свои враки, дух зла. Лети уже к чертовой бабушке, еще успеешь на поезд…
Алоизий обнял Данила и крепко прижал его к груди, затем, совершенно по-отцовски, поцеловал в лоб. Слезы, смешанные с дождевыми каплями, стекали по щекам великана. Чернокожий «отпускник» оттер их нервным движением и ушел, исчезая в струях льющейся с неба воды. Данил вышел за ним из подворотни, но негра уже не увидел. Джинн развеялся без следа.
Инженер еще стоял какое-то время, пытаясь не обращать внимания на ругань носильщиков, таскающих его имущество. Через пару минут пломбу повесят и на ворота, вот тогда Данил Довнар сделается бездомным и совершенно одиноким.
Неожиданно перед воротами с грохотом остановилась русская двуколка, в которую был запряжен массивный жеребец. На козлах сидел Кусов в тяжелой синей шинели жандарма с прикрепленными к ней полковничьими эполетами. Он приложил ладонь к каракулевой шапке с двуглавым орлом и протянул руку Данилу.
— Садитесь, — скомандовал он. — Едем.
Довнар какое-то время колебался. Впервые он видел Кусова в мундире, и в первый момент даже не узнал его.
— А куда?
— Задержать ее, — отрезал жандарм. — Генриетта уезжает.
Данил ухватил ладонь офицера и позволил затащить себя на повозку, где уселся на козлах рядом с Кусовым. Тот тряхнул поводьями, и жеребец живо тронул с места.
— Я знал, что она уедет, — через какое-то время произнес Данил. — Она обязана исполнить приказ своего дяди. Ведь в первую очередь она солдат, а ее дядюшка — командующий вооруженными силами. И вообще, вы едете не в том направлении. Венский вокзал вон там…
— Мы едем на другой. Она едет не Германию, а в Петербург, — ответил на это Кусов. — ее вызвал не Бисмарк, но наш государь Александр.
— А на кой черт?
— Вручить орден, устроить бал в ее честь, что станет знаком сотрудничества между империями. Это же понятно, — удивился полковник непонятливости спутника. — В политике вы совершенно не ориентируетесь.
— А зачем мне политика, — пожал плечами Данил. — Я всего лишь бедный изобретатель и исследователь. В данный момент я должен заняться проблемой, как заработать на тарелку супа и на крышу над головой.
Колеса двуколки загрохотали, въезжая на Александрийский мост, который варшавяки называли Мостом Кербедзя. Каменные опоры мелькали под ними, когда экипаж мчался вперед, словно его тащил механический боевой конь, а не полицейский заслуженный жеребец. Висла темной полосой тянулась до самого горизонта: в это время года вдвойне мрачная и грозная.
— Зачем вы меня забрали с собой? — спросил Данил. — Похоже, ведь мы конкуренты на руку Генриетты.
Кусов нервно покрутил усом. До сиз пор ему и не приходило в голову просить руку пруссачки. Он вообще не спешил связывать себя семейными узами.
— Я ведь князь, а это накладывает определенные обязательства. Самое главное для меня — честь и честность. Я дам вам равные шансы в сражении за внимание Генриетты, — сообщил он. — И не думайте, будто бы вы мне понравились, я всего лишь проявляю вежливость.
— Естественно. — Данил серьезно кивнул, ругая себя в мыслях за то, что сам бы никогда в отношении князя так не поступил. — Я тоже вас терпеть не могу от всего сердца, но этот жест ценю. Конкурировать с вами, князь, это истинное удовольствие и честь. Кроме того, мне известно, что это вас я обязан благодарить за милости, оказанные мне его превосходительством, наместником Бергом.
— А я и не должен был заступаться за вас, господин инженер, — буркнул Кусов. — Фельдмаршал сам выступил с инициативой отметить вас. Якобы, ваши медицинские рекомендации весьма помогли ему. В рамках благодарности, вы попадаете под амнистию, все ваши провинности забыты. Кроме того, он приказал мне передать вам еще кое-что, но при условии, что вы поклянетесь держать все в тайне.
— И забыть о Муханове, который, якобы, даже не был арестован?
— Именно, — вновь мрачно буркнул Кусов. — Все-таки вы способны рассуждать более политично. Когда-то Муханов исполнял функции адъютанта великого князя Константина, брата его Величества. Его арест мог бы запятнать царское семейство. Это во-первых. Во-вторых, он был любимцем фельдмаршала и поверенным в его тайнах. В ходе допросов он мог бы слишком многое выдать, причем, не обязательно союзникам Берга. В-третьих, несколько лет назад наместник поручил ему миссию развития индустрии развлечений в Варшаве, и с этим заданием Муханов справляется очень даже неплохо. Под его руководством в качестве директора варшавские театры переживают расцвет, он начал воистину золотой период в польском сценическом искусстве. Именно по этим причинам он не будет арестован, его участие во всем деле будет затушевано. Он останется на посту директора казенных театров, и точка. А чтобы вы оставались довольны, могу вам сообщить, что мои агенты не спустят с него глаз даже на минуту. Когда же все утихнет, фельдмаршала Берга уже не будет в живых, Муханов тоже перестанет быть нужным… Вот тогда я приду к нему в гости с несколькими своими ребятами, в саквояжах которых найдутся клещи, крюки и ланцеты. Я терпеть не могу нечестности и пятнания чести российского офицера; полковник заплатит за все, что натворил. Даже если придется ждать и десять, и больше лет.
Александровский Мост (мост Кербедзя) и рынок рядом с ним. Снимок 1865 года
— Подобное решение проблемы мне подходит, — Данил милостиво кивнул. — в этот же момент я забываю обо всем случившемся. Можете положиться на то, что тайну я не выдам.
— Я верю вам, господин инженер. — Кусов приподнял шапку-драгунку, символически поклонившись товарищу. — С этой минуты мы официально признаем, что австрийский барон стал случайной жертвой преступлений, совершаемых в Варшаве турецкими бандитами, оплачиваемыми Великой Портой. Теперь туркам придется объясняться перед императором Австро-Венгрии относительно убийства его посла, мы же умываем руки. Дело мы считаем закрытым, бумаги уже направлены в Петербург. Ваше имя появляется в них не в качестве подозреваемого, но сотрудника жандармерии, который лично уничтожил Бурхан Бея, грозного бандита и личного виновника смерти австрийского посла. В награду вы получите Орден Станислава третьей степени[94]. Хотя это и самая младшая по ранжиру имперская награда, тем не менее, для вас это большая честь. Помимо того, наместник приказал мне передать благодарности за применение в оперативных мероприятиях вашего агрегата. Понятное дело, оборудование останется в нашем архиве, но вам будут возвращены средства, затраченные вами на его постройку, плюс возмещение за уничтожение имущества в вашем домовладении. В сумме это будут векселя на общую сумму в восемьдесят тысяч рублей.
Данил и глазом не моргнул, хотя про себя буквально завопил от радости. Да, он потерял агрегат, который нельзя будет отстроить по причине отсутствия метеоритного железа, зато дом вновь будет принадлежать ему! Он вернет себе дом, лабораторию и собрания древних книг. И у него еще останется куча денег!
Но он делано кивнул, как будто это пришло с огромным трудом, и даже скривил недовольную гримасу.
— Я понимаю, что вы презираете взятки, точно так же, как и я сам, но отнеситесь к этому исключительно как к возврату расходов и к возмещению за ущерб, — серьезно сказал Кусов. — И никак иначе.
Данил кивнул, делая вид, будто бы задумался.
* * *Над локомотивом сновали тяжелые сгустки дыма, прорезаемые струями ливня. Перрон, тянущийся вдоль элегантного, похожего на дворец вокзала, был залит дождем и окутан клубами пара. Пассажиры и носильщики выныривали из них и исчезали в нем же, словно духи. Генриетта еще стояла на деревянном перроне, вглядываясь в силуэты, появляющиеся из-за занавеса дождя. Девушка надела парадный мундир, с обязательной бархаткой с Железным Крестом под шеей, на голове ее был пикельхаубе с отполированной до блеска пикой. Без особого желания она затянулась dama-cigaretten, игнорируя крики проводников о том, что двери вагонов закрываются. Она все еще ожидала. А вдруг кто-то из них придет попрощаться?
