Антропогенный фактор - Забирко Виталий Сергеевич

Я не ответил. Тогда Ютта последний раз заглянула мне в глаза, повернулась и пошла вслед за Нолано и слоагом. И пока шла к краю платформы, ни разу не обернулась. В ней тоже многое появилось от человека, но не настолько, чтобы она осталась.

Когда Ютта спрыгнула с платформы на плато и исчезла из виду, я вдруг ощутил необычайную пустоту и потерянность. Работа Наблюдателя закончилась, и что мне теперь делать, чем заниматься, я не знал. Оглядевшись вокруг, я вздохнул и побрел вверх по наклонной плоскости верхней палубы к своему коттеджу. Но заходить не стал, а обогнул его и направился к краю платформы, где мы не раз сидели с Юттой. По странному стечению обстоятельств именно это место оказалось самой высокой точкой, нависающей над плато.

Прямо подо мной, подпирая край платформы, высились руины туристического комплекса, а в километре на юго-запад из пеносиликата на глазах вырастал черный овал Портала. Правы были легенды — идеально плоская мембрана Портала действительно напоминала гигантское зеркало, казавшееся из-за своего беспросветного мрака объемным, а потому притягательным, гипнотизирующим взгляд.

Я сел на край платформы и свесил ноги. У основания Портала, в ожидании, когда он полностью развернется, стояли Мари Нолано, Ютта Бригит и Уэль Аоруиной, чем-то похожий на циклопическую гусеницу в сегментарном каратоидянском скафандре. Слоага с ними не было — он спустился в катакомбы, чтобы активировать развертку Портала. Наконец он появился из разлома пеносиликата и стал рядом. Они закончили здесь свою работу и теперь хотели только одного — побыстрее уйти. Ничего их тут больше не удерживало.

Я тоже закончил свою работу, но оставался, хотя и не знал, чем буду заниматься. Возможностей имелось превеликое множество, но я еще ничего не выбрал. Лишь одно желание было твердым и определенным — оказаться по ту сторону Портала я не хотел.

Портал закончил развертку, и по его краю, как по ободу зеркала, заиграло радужное свечение. Первым прыгнул сквозь мембрану слоаг, за ним последовала Нолано, потом во мрак Портала медленно вполз Аоруиной. Ютта уходила последней. Она стояла перед Порталом, словно в нерешительности, затем обернулась. Ее глаз на таком расстоянии я видеть не мог, но был уверен, что она смотрит на меня. Мне захотелось, чтобы она подняла руку и помахала на прощание, но она не сделала этого. Слишком бы по-человечески получилось.

Она так ничего и не сказала. Постояла, молча глядя на меня снизу вверх, затем развернулась и шагнула во мрак Портала. Странно, но Портал при этом не исчез, а продолжал приковывать к себе взгляд беспредельным мраком гигантского зеркала. И тогда я понял, что Портал будет открыт до самого последнего мгновения, пока в зените, рядом с блеклым местным солнцем, не вспыхнет ослепительная звезда сверхновой Патимата. Только тогда Портал исчезнет, а вслед за ним рухнет исполинский конус Усеченной Пирамиды, обратятся в прах все искусственные сооружения, возведенные на Мараукане миллион лет назад, и кора пеносиликата, сковывающая планету, чуть ли не мгновенно обратится в водяной пар, кислород и песок.

Нет, было все-таки в Ютте много от человека — она надеялась, что я передумаю и последую за ними. На душе потеплело, и захотелось спрыгнуть на плато и поспешить к Порталу. Слаб человек…

Я с трудом отвел глаза от гипнотического мрака Портала. Слабым быть не хотелось, хотелось быть сильным, но не очень получалось.

Все так же, не грея, с фиолетового неба светило тусклое красное солнце, и все так же, катя невидимые волны по бесконечному пеносиликатному плато, звучал в ушах марауканский прибой. Через месяц, когда пары воды разложившегося пеносиликата сконденсируются и рухнут на планету вселенским потопом, здесь будет плескаться море, а базальтовая плита, на которой строили туристический комплекс, станет небольшим островом. Волны первичного океана будут биться о его скалистые берега, и тогда шорох марауканского прибоя обретет наконец свое материальное подтверждение. И вновь восторжествует известная истина, что не бывает следствия без причины.

Сзади послышались чьи-то шаги, и я обернулся. Ко мне, оскальзываясь на траве искусственного косогора вздыбившейся платформы, взбирался Борацци. В одной руке он держал бутылку коньяка, в другой — два стакана.

Борацци подошел и сел рядом, как и я, свесив ноги с края платформы.

— Впечатляет… — сказал он, глядя на зеркало Портала, вертикальным озером мрака возвышавшееся над плато.

Я промолчал.

— Будешь? — предложил он, протягивая пустой стакан.

— Никак не могу поверить, что вам нравится пить спиртное, — сказал я и взял стакан.

— Почему?

Он налил мне, себе, попытался пристроить бутылку в траве и, когда ничего не получилось, зажал ее между колен.

— Какое удовольствие пить, когда знаешь, что спирт в организме тут же разложится?

— Можешь поверить, что сейчас этого не произойдет. Я ингибировал ферменты.

Он посмотрел на меня, и я увидел в его глазах то же выражение, что и в глазах Ютты. Грусть. Но о чем он мог грустить, я не понимал.

— За первый день творения? — предложил он, поднимая стакан.

Я кивнул, мы сдвинули стаканы и выпили.

— Не тянет… уйти с ними?

Борацци повел головой в сторону Портала.

Я неопределенно пожал плечами.

— Не знаю. Скорее, нет…

— И чем теперь будешь заниматься?

— Тем же, чем и всегда. Жить.

— Умирая и вновь возрождаясь… — раздумчиво произнес Борацци. — И ничего не помня…

Я покивал. Почти миллион лет я именно так и жил в разных ипостасях, и из них последнюю половину — в человеческом облике. Когда-то Наблюдателей в Галактике было много. Мы отмечали зарождение жизни, ее развитие, появление первых цивилизаций… Но когда некоторые цивилизации достигли технологического уровня и вышли в Пространство, в процессе познания мира подбираясь к Порталам, Наблюдатели начали уходить. Сейчас ушли последние.

Каюсь, в том, что на Земле, в отличие от других миров, нас оказалось двое, виноват я. Долгое время я жил в мире, показавшемся мне перспективным в отношении появления разумной жизни. Но спустя полмиллиона лет понял, что ошибся — тупиковые ветви развития отнюдь не единичны во Вселенной. Тогда я и перебрался на Землю, не подозревая, что на планете уже есть Наблюдатель. Ютта. Второй ошибкой, но уже совместной, стало то, что для воплощения мы выбрали особи разных полов. Ютта приняла наши половые различия как само собой разумеющееся и в каждом новом воплощении находила меня, чтобы быть рядом. А я, стараясь оставаться беспристрастным Наблюдателем, этого не понимал и не принимал. В новых воплощениях я уходил от нее, пытаясь обособиться, забыть предыдущее воплощение, чтобы сохранить цельную натуру Наблюдателя. И только сейчас, когда Ютта ушла в мир рационального разума, которому безразлично половое влечение, где он сам по себе личность, отстраненная от потребностей бренного тела, я понял, что потерял с ее уходом.

— Нет…

— Что — нет? — недоуменно переспросил Борацци.

— Теперь буду кое-что помнить… — хрипло процедил я пережатым горлом.

Перед глазами стояло лицо Ютты. Ульфи, Марии… Одной и той же женщины с десятью тысячами имен. Теперь, когда миссия Наблюдателя для меня закончилась, воспоминания об этой женщине представлялись единственным смыслом моей будущей жизни.

Я чуть было не спрыгнул с платформы и не побежал к Порталу, чтобы нырнуть в него, пытаясь догнать Ютту. Но не сделал этого. Там, за зеркалом Портала, я не встречу того, кого здесь потерял.

— Налейте мне еще… — попросил у Борацци.

Он плеснул коньяку, и мы снова выпили. На этот раз молча. Никто раньше не понимал меня так, без слов. Он словно читал мои мысли.

— А вы сами кто такой? — наконец задал я прямой вопрос. — Тоже наблюдатель? Чей?

— Нечто вроде, — кивнул он. — Во всяком случае, наши судьбы очень похожи.

— Значит, тоже не совсем человек…

— Как раз напротив — стопроцентный человек.

Я посмотрел ему в глаза и быстро отвел взгляд. Наверное, он попытался приоткрыться передо мной, потому что в его глазах плескалась безмерная глубина мудрости, грусти и сострадания. Словно у бога. И я не стал допытываться, откуда он пришел — из будущего, из параллельного мира, из вариационного пространства… Да мало ли откуда может прийти такой человек? Главное, я почувствовал, что в этом мире я не один и рядом со мной сидит друг. На веки веков в прямом значении этих слов.