Ловец человеков - Попова Надежда Александровна
Без стука отворяя дверь в комнату фон Курценхальма, Курт вдруг вспомнил о том, как в церквушке Таннендорфа пять дней (Господи, неужто всего только пять дней?) назад он покрывался холодной испариной при одной лишь мысли о том, что придется требовать встречи с бароном и – какой ужас! – выдвигать ему обвинение. Как подавлял смущение, входя в замок…
– Что происходит? – устремился ему навстречу тот, глядя с ожиданием Курту за спину и, никого больше не увидев в коридоре, отступил. – Что с ним?..
– Они прорвались. Капитан убит, – коротко ответил он, беря старика за локоть. – Слушайте меня. В вашем замке никого на вашей стороне, кроме меня и Вольфа, не осталось. Дозорный предал вас. Те двое, что были здесь, тоже.
– Вы… – Барон опустил взгляд на его руку, не отмывшуюся полностью, и снова посмотрел в глаза: – Вы в порядке? На вас кровь.
«Я вижу кровь на этом человеке…»
– Я знаю, – невпопад усмехнулся Курт, таща его в коридор. – Я цел, спасибо. Эти двое покушались на мою жизнь, и… забудьте о них. Идите к сыну. Запритесь. Никому не верьте. Никого не впускайте.
– А вы? Вы останетесь здесь? Но зачем?
Курт не слишком учтиво отмахнулся одной головой, невольно скосив взгляд в окно, и тихо ответил:
– Постараюсь найти зачинщика всего этого беспредела. Если voluntate Dei [61] мне суждено здесь погибнуть, не желаю принять смерть загнанным в угол.
– А меня вынуждаете к этому.
– Вы должны защитить сына, барон. А я… я тоже попытаюсь, как умею. Не знаю, что из этого выйдет, но я должен хотя бы попробовать. Как знать, если я сумею обезвредить заводилу, может, все это просто прекратится…
– Вы в этом уверены?
– Нет, – вздохнул Курт, довольно бесцеремонно подталкивая барона прочь, и повторил: – Но должен попытаться. Идите уже, Бога ради, они в любой момент могут войти в жилую башню.
Старик хотел сказать что-то, но лишь понуро кивнул и развернулся, уходя.
Курт возвратился в его покои, глядя на двор, – тот был пустой, почти тихий, и лишь откуда-то далеко слева, снизу, доносились мерные удары: крестьяне сочинили из чего-то таран и теперь высаживали все еще крепкую дверь. Хотелось бы знать, сколько она выдержит… Взгляд его, рассеянный и отсутствующий, скользнул по комнате, задержавшись на столе. Так вот оно что… Вот почему барон был таким тихим все утро; неудивительно, после этакого кувшина вина. Не натворил бы чего сгоряча, когда отпустит…
Курт прошагал к столу, поднял кувшин за горлышко, понюхал и опустил руку. Пусто. Однако – в любом случае это плохая идея: в его состоянии бодрость после нескольких глотков продлится недолго, вслед за чем станет и вовсе невмоготу.
Он опустился на скамью у окна, поставив на нее кувшин, закрыв уставшие глаза и потирая лицо ладонями. Снова вернулась слабость, измученное тело желало покоя, хотя бы просто покоя, если не сна, голова мягко кружилась от вынужденной голодовки в последние трое суток и усталости. Надо было подумать, измыслить хоть какой-то план действий, придумать, как подманить пивовара к себе, как заставить его проявиться, но мозг, перегруженный многочисленными событиями последних дней, слившихся в один долгий и муторный, соображать отказывался. Забравшееся ввысь солнце нагло лезло в окно, прогревая комнату, припекая даже здесь, в каменных стенах, и Курт поднялся – тяжело, с усилием, а в голове мелькнула мысль, что, быть может, умереть сейчас – не столь уж плохой выход. «В любом случае – сегодня отоспимся», – припомнился смешок капитана, и он встряхнул головой, пытаясь прийти в себя, отогнать вновь навалившееся уныние.
– Здорово, твое инквизиторство! – Голос позади прозвучал пронзительно и чересчур беззаботно для этих стен и этого дня. – Соскучился? Насилу тебя нашел.
Курт обернулся, не поверив в первую секунду глазам, а когда осознал, кто на пороге, нахмурился и отступил:
– Бруно? Как ты оказался здесь?
Тот пожал плечами, то ли не замечая его настороженности, то ли игнорируя, и позвенел в воздухе связкой ключей.
– Пока эти идиоты долбятся там, у двери, я вошел через вход для прислуги – тихо и спокойно… Лови.
Курт поймал брошенную ему связку, посмотрел на нее и снова перевел взгляд на бывшего студента.
– Откуда это у тебя? – спросил он требовательно; тот помрачнел:
– Когда… Когда они все рванули к двери, я попытался пробраться сюда. Знаешь, как-то не по себе было там, к тому же – я тогда подумал, что пропустить такое…
– Еще бы, – желчно сказал Курт, пристегивая кольцо с ключами к ремню. – Тут весело. Видел уже капитана во дворе?
– Видел, – резко откликнулся Бруно. – С него ключи и снял… И не надо на меня так смотреть! Меня с этими зверьми не было, ясно?!
Курт снова потер глаза, подавив зевок, и не ответил. Еще вчера он поверил бы ему; да что там – еще только сегодня утром, но сейчас…
– Все равно не понимаю, – вздохнул он, прислушиваясь к тому, что творится во дворе; звуки тарана стихли, и Курт подумал, что надо бы найти бойницу в замке, откуда виден главный вход, чтобы знать, что происходит. – Зачем ты полез сюда, в замок, который вот-вот будет взят? Уходил бы. Даже если я отсюда и выберусь, Конгрегации еще долго будет не до тебя. Успел бы уйти. Не понимаю, что ты тут забыл.
– Потом поймешь, – отмахнулся бывший студент и тоже прислушался, подойдя к окну и выглянув. – Что-то они там притихли, а?
Ответить или хоть подумать о чем-то Курт не успел – успел лишь даже не увидеть, а почувствовать, как Бруно у окна за его спиной сделал шаг и поднял руку. Как знать, не будь он таким усталым и измотанным, может быть, успел бы отойти в сторону или отбить удар, но сейчас утомленный мозг смог только вяло констатировать происходящее, не успев дать телу команды действовать. И когда с опустившейся рукой голову расколола тупая боль, Курт, падая на пол среди глухо загремевших черепков и ощущая противно сползающую в волосах струйку крови, лишь отстраненно подумал о том, что судьба его обладает непонятной склонностью устраивать регулярные встречи его головы с глиняной посудой.
Глава 10
Сознания он не потерял – просто все вокруг стало похожим на сон, плывущим и нечетким, и ясно виделось лишь то, на чем останавливался взгляд, – сначала высокий темный потолок, потом ножка стола у самого лица, а после сознанием целиком завладел глиняный полукруглый осколок, качающийся, подобно лодке, напротив его глаз. Это длилось секунду, а потом, отдаваясь в щеке, прижимающейся к полу, прозвучали шаги, замерли у двери, и теперь взгляд вычленил из окружающего тяжелые пыльные башмаки, один из которых весело притопывал по камню. Курт попытался приподнять голову, чтобы увидеть, кто это, но не смог.
– Неплохо, Бруно. – Прозвучавший сверху голос пивовара он узнал сразу, хотя тот тянулся, сползая в неестественный бас, словно Каспар, спрятавшись в каменном идоле, пытался изобразить провозвестнический глас оракула. – Старательно, я б сказал…
Ноги в башмаках приблизились, остановившись рядом, и все тот же расплывающийся голос хмыкнул:
– Ты гляди – в сознании! Схалтурил, студиозус.
– Я бил как надо, – возразил тот откуда-то из-за спины. – Он, похоже, с детства на глиняных горшках тренируется.
– Занятно. – Курт почувствовал, как шершавая подошва, провонявшая свиным навозом, царапая щеку, повернула его голову в одну сторону, в другую; комната поплыла перед глазами, и он не удержал болезненного стона от вдруг подступившей к горлу тошноты. – Для такого сложения слишком уж крепкий… Давай-ка, Бруно, помоги мне. Оружие с него долой, ключи обратно, самого – связать.
– Ты сказал, что не тронешь его.
– Господи, да брось ты. – Уверенные руки отстегнули ремень с мечом и кинжалом, и в голову ударил стук брошенных на пол клинков. – Видите, майстер инквизитор, как он за вас заступается? – Голос у самого уха был издевательски сочувствующим. – Слышать бы, чем это ты его за одну ночь успел нашпиговать, что он о тебе так печется.
