Патруль времени (сборник) - Андерсон Пол Уильям
— Что за чертовщина? — Эверард взглянул на приборы. Темпороллер доставил их в заданную точку: 23 октября 1960 года, 11.30 утра, Манхэттен, координаты склада… Но налетевший ветер запорошил ему глаза пылью пополам с сажей, пахло печным дымом и…
В руке у ван Саравака тут же оказался акустический парализатор. Люди, окружавшие темпороллер, попятились, выкрикивая какие-то непонятные слова.
Какие они все были разные! Рослые блондины с круглыми головами (многие были просто рыжими), индейцы, метисы всех сортов… Мужчины — в свободных цветных блузах, клетчатых юбочках-килтах, шапках, похожих на шотландские, ботинках и гетрах. Волосы по плечи, у многих — висячие усы. Женщины были в длинных, до щиколоток, юбках, а волосы прятали под капюшонами плащей. И мужчины, и женщины носили украшения — массивные браслеты и ожерелья.
— Что произошло? — прошептал венерианин. — Где мы?
Эверард, застыв, лихорадочно перебирал в уме все эпохи, известные ему по путешествиям и книгам. Эти автомобили похожи на паровые — значит, культура индустриальная, но почему радиаторы машин сделаны в виде корабельных носов? Топят углем — может, период Реконструкции после ядерного века? Нет, килты тогда не носили, да и говорили по-английски…
Ничего похожего он вспомнить не мог. Такой эпохи никогда не было!
— Удираем отсюда!
Его руки уже лежали на пульте, когда на него прыгнул какой-то здоровяк.
Сцепившись, они покатились по мостовой. Ван Саравак выстрелил, парализовав одного из нападавших, но тут и его схватили сзади. На них навалились сверху, перед глазами у патрульных поплыли круги…
Эверард смутно увидел каких-то людей в сверкающих медных нагрудниках и шлемах, которые дубинками прокладывали себе дорогу сквозь бушующую толпу. Его извлекли из-под кучи-малы и, крепко держа с обеих сторон, надели на него наручники. Затем их обоих обыскали и потащили к большой закрытой машине. «Черный ворон» выглядит одинаково в любой эпохе.
Очнулся он в сырой и холодной камере с железной решетчатой дверью.
— Ради всего святого! — Венерианин рухнул на деревянную койку и закрыл лицо руками.
Эверард стоял у двери, выглядывая наружу. Ему были видны только узкий коридор с цементным полом и камера напротив. Оттуда, через решетку, на них уставился человек с типично ирландской физиономией, выкрикивавший что-то совершенно непонятное.
— Что произошло? — Ван Саравака била дрожь.
— Не знаю, — с расстановкой сказал Эверард. — Просто не знаю. Этим роллером может управлять даже идиот, но, по-видимому, на таких дураков, как мы с тобой, он не рассчитан.
— Такого места не существует, — в отчаянии сказал ван Саравак. — Сон?
— Он ущипнул себя и попытался улыбнуться. Губа у него была рассечена и опухла, подбитый глаз начал заплывать. — Рассуждая логически, друг мой, щипок не может служить доказательством реальности происходящего, но определенное успокаивающее действие он оказывает.
— Лучше бы не оказывал! — бросил Эверард.
Он схватился за решетку и с силой тряхнул ее.
— Может, мы все-таки напутали с настройкой? Есть ли где-нибудь на Земле такой город? В том, что это Земля, черт побери, я уверен! Есть ли какой-нибудь город, хоть отдаленно похожий на этот?
— Насколько я знаю, нет.
Эверард взял себя в руки и, вспомнив уроки психотренинга в Академии, сосредоточился. В таком состоянии он мог вспомнить все, что когда-то знал, а его познаний в истории (даже тех эпох, в которых он сам никогда не бывал) с избытком хватило бы на несколько докторских диссертаций.
— Нет, — сказал он наконец. — Никогда не существовало носивших килты брахицефалов, которые бы перемешались с индейцами и использовали паровые автомобили…
— Координатор Стантель Пятый, — пробормотал ван Саравак. — Из тридцать восьмого столетия. Ну, тот великий экспериментатор, с его колониями, воспроизводившими культуры прошлого.
— Таких культур никогда не было, — сказал Эверард.
Он уже начал догадываться, что случилось, и сейчас готов был заложить душу, лишь бы эта догадка оказалась неверной. Ему пришлось собрать всю свою волю, чтобы не закричать и не заколотиться головой об стену.
— Нужно подождать, — уныло сказал он.
Полицейский (Эверард полагал, что они находятся в руках закона), который принес им поесть, попробовал заговорить с ними. Ван Сараваку язык напомнил кельтский, но разобрал он всего лишь несколько слов. Еда оказалась неплохой.
Ближе к вечеру их отвели в уборную, а потом позволили умыться, держа все время на мушке. Эверард сумел рассмотреть оружие — восьмизарядные револьверы и длинноствольные винтовки. Помещения освещались газовыми рожками, выполненными в виде все тех же переплетающихся лоз и змей.
Обстановка и оружие, как, впрочем, и запахи, соответствовали уровню развития техники начала девятнадцатого века.
На обратном пути он заметил пару надписей на стенах. Шрифт, несомненно, был семитическим, но ван Саравак, который бывал на Венере в израильских поселениях и немного знал иврит, не смог ничего прочесть.
Снова оказавшись взаперти, они увидели, как ведут мыться других заключенных — толпу на удивление веселых оборванцев и пьяниц.
— Кажется, нас удостоили особого внимания, — заметил ван Саравак.
— Ничего удивительного, — ответил Эверард. — А ты бы что стал делать с таинственными незнакомцами, которые появились из воздуха и применили невиданное оружие?
Ван Саравак повернулся к нему: выглядел он непривычно угрюмым.
— Ты думаешь о том же, о чем и я?
— Вероятно.
Губы венерианина дрогнули, в его голосе послышался ужас.
— Другая мировая линия! Кто-то ухитрился изменить историю.
Эверард кивнул.
Ночь они провели плохо. Сон был бы для них благодеянем, но в других камерах слишком шумели — с дисциплиной здесь, видимо, было неважно. Кроме того, не давали покоя клопы.
Толком не проснувшись, Эверард и ван Саравак позавтракали и умылись; потом им разрешили побриться безопасными бритвами, похожими на те, к которым они привыкли. После этого десять охранников отвели их в какой-то кабинет и выстроились там вдоль стен.
Патрульные уселись за стол и стали ждать. Как и все остальное, мебель здесь была одновременно знакомой и чужой. Через некоторое время показались начальники. Их было двое: совершенно седой краснолицый мужчина в зеленом мундире и кирасе — видимо, шеф полиции — и худощавый метис с суровым лицом; в волосах у него пробивалась седина, но усы были черными. Он носил голубой китель и самый настоящий шотландский берет. Слева на груди у него красовалась золотая бычья голова — видимо, воинский знак различия. В его внешности было что-то орлиное, но общее впечатление портили тонкие волосатые ноги, выглядывавшие из-под килта. Его сопровождали двое вооруженных молодых людей, одетых в такие же мундиры; когда он сел, они встали позади него.
Эверард наклонился и прошептал:
— Держу пари, что это военные. Кажется, нами заинтересовались.
Ван Саравак мрачно кивнул.
Шеф полиции многозначительно откашлялся и что-то сказал… генералу? Тот раздраженно ответил и повернулся к пленникам. Отрывисто и четко он выкрикнул несколько слов — Эверард смог даже разобрать фонемы, но тон ему совсем не понравился.
Так или иначе, им нужно было объясниться. Эверард показал на себя и назвался:
— Мэнс Эверард.
Его примеру последовал ван Саравак.
«Генерал» вздрогнул и заспорил с полицейским. Затем, обернувшись, он выпалил:
— Ирн Симберленд?
— Но! Спикка да Инглиз, — ответил Эверард.
— Готланд? Свеа? Найруин Тевтона?
— Эти названия, если только это названия, напоминают германские, а? — пробормотал ван Саравак.
— Как и наши имена, сам подумай, — напряженным голосом ответил Эверард. — Может, они думают, что мы немцы?
Он повернулся к генералу.
— Шпрехен зи дойч? — спросил он, но не встретил понимания. — Талер ни свенск? Нидерландс? Денс тунга? Парле ву франсэ? Черт побери, абла устед эспаньол?