Ник Перумов - За краем мира
— Сегодня можно. Завтра уже нельзя будет. Только когда я скажу: вопросы, мол, имеешь? И говорить станешь, только когда я к тебе первая обращусь. Болтливость нашему делу погибель, так и знай. Сперва своей головой думай, своими руками пробуй да за исход отвечай. — Старшая вдруг хихикнула и с силой шлёпнула Молли пониже спины. — Не ойкай! Терпи. Ведьме боль терпеть — это всё равно что дышать. На собственной крови многие чары замешены, на собственной муке. Так оно было, так есть, так будет. Ну, так чего спросить хотела, yegoza?
— А… эти головы… на колах которые… они… живые?
— Головы — то? Конечно, живые!
— Но как же… без туловища, без крови, без сердца, без лёгких? Как они говорить — то могут?
— Соображаешь, — одобрила Старшая. — Может, и не придётся тебя так уж часто наказывать. Магия, Молли, из мёртвых поднять не может. Во всяком случае, мы, Rooskies, такого не знаем. Про Королевство не скажу, разные слухи ходят, разное языки болтают. Но вот если ты человека ещё живого, пусть и, к примеру, умирающего… разымешь… по частям… голову от туловища отделишь, чары наложишь, в семи настоях выдержишь да семижды семью умастишь… коль магию свою на него направишь, чтоб шла через него, как воздух у нас сквозь горло… тогда будут сидеть у тебя на кольях головы врагов твоих, горестно стенать — плакать, на судьбу жаловаться.
Молли сглотнула.
— Многое что магия может с раненым, с недужным сделать, — продолжала меж тем Старшая, в упор глядя на девочку, — а смерть всё равно ко всем приходит. Но вот головы мои живы будут, покуда я жива. А следующей, кто за мною явится, самой придётся частокол украшать.
— А… эти головы?
— Меня не станет — и магия моя исчезнет, — буднично пояснила ведьма. — Головы помрут все. После этого надо будет их выварить, черепа очистить и…
Молли едва не вырвало.
— Держись! — ещё один шлепок. — Барышням да белоручкам тут не место. А поскольку иного места для тебя и нет отныне, придётся старые привычки забывать.
Дом у Старшей был велик, изнутри он оказался куда просторнее, чем виделось снаружи. Туда и сюда вели какие — то проходы и двери, наверх и вниз поднимались — спускались лестницы, что — то где — то вздыхало, скрипело, ухало, бухало и плюхало. В доме была вода — он стоял на горячих ключах. Полы чисто выметены и вымыты, выстроились вдоль стен тяжеленные кованые сундуки, на бесконечных полках — и книги, и банки с "заспиртованными монстрами", как, наверное, сказал бы их старый учитель естествознания, и короба с травами, кореньями, семенами и листьями, и кости, и когти, и черепа, и ещё неведомо что.
— Спать будешь здесь. — Старшая привела Молли в маленькую, тесную комнатушку с низким окном, очень похожую на ту, что служила Молли приютом в доме Вольховны Средней. Здесь тоже имелся набитый сеном матрас, лоскутное одеяло, короткая лавка да здоровенный сундук с плоской крышкой. В стену вбиты колышки, одежду вешать
Ну и конечно, никакого ватерклозета!
— Вода холодная в колодце. Твоё дело будет натаскать с утра побольше. Горячая у нас сама идёт. Ходить можешь всюду, двери у меня не запираются. Кроме, — она хитро сощурилась, — кроме одной горницы. Вот туда ни ногой, поймаю — так выдеру, что имя своё забудешь.
— Конечно, госпожа Старшая. — Молли решила, что лучше всего будет сделать ещё один книксен, которые, как известно, лишними не бывают.
— Стряпать ты, разумеется, не научена, белоручка? — испытующе воззрилась на Молли старуха.
— Нет, госпожа Старшая. Виновата… — понурилась та.
— Как есть белоручка, — фыркнула хозяйка двора. — И этому тебя, выходит, тоже учить придётся?
Молли втянула голову в плечи — готовка, почитаемая обязательной к изучению любой "истинной леди", дабы её "не обманывала прислуга", была для неё мученической мукой и кромешным адом.
— В-виновата… — только и выдавила она.
— Ничего. Освоишь, — махнула рукой Старшая. — Значит, кухарить станешь тоже. Потом уборка. Полы мыть надо. Это — то хоть умеешь?!
Молли никогда в жизни не доводилось мыть полы. Этим занималась Фанни, это не занятие для юной леди…
— Сроду не видывала таких белоручек, — только покачала головой Старшая. — Ну, коли так, должна будешь в магии немалое усердие с успехами явить, чтобы корма- кров оправдались!
— Так я ж… мы же… вулкан как бы…
— Ха! А ты, оказывается, цену себе знаешь, yegoza yegozovna! То есть, поскольку тебе нашу цепь замыкать, решила ты, что буду я тут перед тобой мелким бесом рассыпаться? — Старшая вдруг очутилась рядом и крепко ухватила Молли за ухо по — настоящему стальной хваткой.
Льдистые глаза старой ведьмы оказались близко — близко, совсем близко. Блеснули кривые жёлтые зубы.
— Запомни, девочка, — очень тихо, очень спокойно и очень, очень страшно сказала Старшая, — цена нам всем здесь — фартинг в базарный день, если по — твоему выражаться. Магия всех сожрёт, и тебя, и меня, и всех. Станешь гордость свою показывать, станешь себя вперёд дела ценить, капризы пестовать — хоть все розги я о тебя изломаю, толку не будет. Ученица наставнице не просто доверяет — верит от и… и до самой бесконечности.
Молли не боялась госпожи директрисы, не боялась учительниц, и единственное, что пугало её раньше, — это Особый Департамент. Но тут душа у неё ушла в пятки прямо — таки по — заячьи.
— Простите, госпожа Старшая… Я больше не буду… — вырвалось у неё совершенно детское.
— Не будешь, не будешь, — кивнула ведьма. — А чтобы крепче запомнила — давай — ка ума я тебе прибавлю… через задние ворота.
— И — и–и!
— Не верещи, — деловито заявила Старшая, засучивая просторные коричневые рукава. — Ничего с тобой не сделается. Я, дорогая, уже убедилась — как по заднице ученицу приложишь, все уроки куда лучше в голове укладываются.
— И — и–и!..
— Не визжи. Я за тебя и не бралась ещё как следует…
— …десять! — отпустила последний шлепок Старшая. — Всё поняла, Молли Блэкуотер?
— Д — да — а… — хлюпнула Молли носом. Было не то чтобы очень больно, но донельзя обидно.
— Ломай себя, ломай, — проницательно бросила Старшая. — Я тебе говорила уже, кто мы все есть. Слуги земли. А магия — наш инструмент, как и сами мы. Коль не поймёшь, коль свои обиды и обидки лелеять станешь — ничего из тебя не выйдет. Это, Молли, считай, твой первый настоящий урок — начнёшь на меня злобу копить иль нет? Потому как если б и не отшлёпала я тебя сейчас — ты б нашла, за что на меня взъесться. Учёба — дело тяжкое, а времени у нас мало, да и ваши, не в обиду тебе будь сказано, с перевала на север прут. Того и гляди наши за мной пошлют. Знают, что нельзя, что другие у меня дела, — а могут, коль совсем скверно там у них обернётся. Вот и решай, Молли Блэкуотер, что делать станешь — гордость свою пестовать аль дело делать. Нос вытри, красавица.
Хлюп — хлюп — хлюп.
— Идём, — как ни в чём не бывало продолжила Старшая. — Дом тебе ещё не весь показала. Самое — то интересное у меня в подвалах…
Часть подвалов была просто подвалами — тёмными, сухими, чистыми и скучно — упорядоченными. С бесчисленными сундуками, полками, протянутыми от стены до стены шнурами, где висели какие — то шкурки вперемешку с костями, черепами и пучками пахучих трав.
Бок о бок неслышными тенями в темноте проскочили кот Vasilii и кошка Ди, похоже, нашедшие друг друга и тем премного довольные. Старшая толкнула низкую дверцу, такую низкую, что и ей, и Молли пришлось согнуться в три погибели.
Сухой щелчок старушечьих пальцев, и по углам сами собой засветились масляные лампы.
На первый взгляд казалось, что это обычная ведьмина мастерская — тоже теснились на столах вдоль стен склянки, бутыли и прочая посуда, так же вились трубки и змеевики, наготове стояли горелки.
— Что здесь другое? — отрывисто спросила ведьма. — Глазами не лупай, маломерка! Не ими здесь смотреть надо! Зажмурься, да покрепче! И мысли отпускай, отпускай, тесно им у тебя всё время на привязи!..
Молли послушно зажмурилась.
"Отпусти мысли!.." — легко сказать, да трудно сделать.
Сильные крючковатые пальцы крепко взяли её за плечи.
— Распусти, — последовал приказ. — Сжалась, ну точно твой ёж. Распусти, легче станет. Распусти и слушай.
Распусти и слушай… Чего тут слушать — как кровь в ушах шумит? Как мыши где — то шебуршатся?
Нет, что — то ещё. На самой грани слуха, тихое — тихое, неразличимое, но точно, точно присутствующее.
Что — то живое крылось здесь, в мягком полумраке. Живое, словно бы спящее. Но где? Подвал казался пустым.
Старуха терпеливо ждала, не снимая жёсткие пальцы с плеч Молли.
Живое шевельнулось. Где — то близко… и далеко.
"Кто ты?" — уловила Молли вопрос. Задали его не словами, не как с ней разговаривали Младшая или Средняя. Он возник сам собой, целиком, как возникает понимание.
