Ярослав Бабкин - Каменистая дорога
— Что вы делаете?!! — Лана так и не поняла, кто именно ей это крикнул.
Бледный юноша механично, как заводная игрушка, обошёл закрывший от него машину столб, вышел на линию стрельбы, остановился и поднял револьвер. Наконец заметивший его шофёр съёжился, закрыв голову руками. Принц барахтался где-то внизу, пытаясь высвободиться. Лана оцепенела. Время замедлилось, и его течение стало густым, как сироп. А потом оно внезапно ускорилось. Поднявшийся с мостовой Асторе рывком толкнул девушку себе за спину, закрыв собой. Студент начал стрелять. Его рука ходила из стороны в сторону, разбрасывая пули широким веером.
Сделав несколько шагов, Асторе упал на мостовую, он так и не успел достать своё оружие. Студент продолжал жать на курок. Лана видела чёрную, ещё дымящуюся, бездну ствола, но оружие только сухо щёлкало, прокручивая разряженный барабан. А потом убийцу смяла нахлынувшая толпа.
Звук стрельбы Юл расслышал ещё за углом. Не раздумывая, он ломанулся через толпу. Паровой экипаж застыл, уткнувшись в стену. Разъярённая толпа пыталась кого-то разорвать. Несколько ошарашенных полицейских растерянно бултыхались в волнах людского водоворота. По пыльной мостовой сгустками текла кровь.
Он подбежал к экипажу и схватил медленно оседавшую девушку.
— Лана? Это ты? Ты не ранена?
— Да… я… кажется, у меня сейчас будет обморок…
Она не ошиблась.
— Врача.
Принц выкарабкался, наконец, из недр экипажа и теперь непонимающе оглядывался.
— Что с ней?
— Не знаю, — Юл тоже растерялся, — врача!
— Положите её на сиденье, — принц быстро восстановил самообладание, — здесь есть врач?
Он оглядел толпу.
— Я… я имею честь… то есть не врач, а лишь ассистент… ваше высочество если вы соизволите…
— Соизволю. И забудьте об этикете, перестаньте кланяться и осмотрите раненых.
— Меня вскользь только зацепило… — деловито сообщил шофёр и посмотрел на лежавшего на булыжниках Асторе, — а вот парню крепко досталось. Боюсь, не жилец. С такими-то ранами. По войне ещё помню… Но если бы не он девчон… принцессу бы в решето… прошу прощения, ваше высочество. Собой её закрыл.
Лана глубоко вздохнула и очнулась.
— Не вижу никаких ранений у… её высочества? — ассистент доктора слегка растерянно поглядел на девушку, — но я не знал, что…
— Чтоб я ещё когда-нибудь… — с глубоким чувством произнесла девушка.
— Ты цела?
Юл определённо мог различить брызги крови на её платье. Но это вполне могла быть кровь шофёра или Асторе.
— Кажется… — она осмотрела себя с некоторым недоверием во взгляде.
— Тогда осмотрите телохранителя, — приказал Флориан.
— Не стоит… — прошептал Асторе, — просто скажите принцессе, что я выполнил… своё обещание.
Девушка медленно поднялась, сделала пару нетвёрдых шагов и оперлась на дверцу экипажа.
— С вами точно всё в порядке? — настороженно поглядел на неё принц.
— Всё нормально. Просто испугалась… Ноги не держат, — она посмотрела на Юла, потом на принца, — знаете что. Если когда-нибудь вам перебежит дорогу чёрный кот, трижды подумайте…
— Это к счастью, — заметил Флориан, — вы уцелели, и кроме того спасли мне жизнь. Но это ерунда, на самом деле. Вы только что спасли несколько тысяч жизней. Я знаю свою родню. Если бы этот парень меня застрелил, они бы точно устроили войну… К счастью, всё уже позади.
— А он точно был один? — спросил Юл.
Принц замолк…
Насвистывая оперную арию Флипо Чекалек сбежал по ступеням с набережной. Перед ним простирался небольшой причал. Не исключено, что Гернот всё ж таки осилит кого-нибудь подстрелить, а может и не осилит. В общем, это уже не важно. Случай был удачный, но не судьба. Мёртвый герой — плохой герой. Эту истину Флипо чтил всегда. Если видишь, что обстоятельства не в твою пользу — лучше отступить. На заранее подготовленные позиции. В Руртене его должна была ждать одна экзальтированная аристократичная вдовица, питавшая слабость к молодым темпераментным революционерам. Оставалось надеяться, что борцы за народное счастье ещё не до конца опустошили её финансы. В любом случае — на первое время хватит, а там уже можно будет строить новые планы.
Он разыскал нужную лодку и поднялся по сходням.
Простецкого вида голубоглазый парень в матросской робе возился с парусом.
— Мы вчера договаривались о переправе…
Парень кивнул, и отложил парусину.
— Плата на месте, — сухо отрезал Чекалек, — на слатонском берегу. Никаких «деньги вперёд».
Парень снова кивнул.
— Вот и ладно. Шкипер у себя?
Тот жестом показал на корму. Чекалек перешагнул через груду парусины и обошёл надстройку. К его удивлению шкипер оказался благообразным полным человеком с грустным философским взглядом.
— Вы шкипер? — недоверчиво спросил Чекалек.
— В данном случае, полагаю, что да. Ведь именно мне предстоит препроводить вас к надлежащему местопребыванию…
Флипо всегда гордился тем, что нутром чувствовал опасность. И сейчас это нутро передавало ему сигнал опасности максимально явным образом. Он попятился и опустил руку в карман.
— Шкипер Осмонд, кажется, я не ошибаюсь…
— Оскар, с вашего позволения, Оскар. Ударение на втором слоге…
— Отлично. Но боюсь, я кое-что забыл на берегу… Некоторые вещи. Очень важные…
— Не думаю, что они вам понадобятся, — на философском лице шкипера вдруг расцвела задорная улыбка.
Чекалек потянул было из кармана револьвер, но его локти железной хваткой скрутила неведомая сила.
— Отлично, стажёр, — прокомментировал шкипер Оскар, — вы как раз вовремя. Господа, можете выходить…
Из надстройки, как горошины из стручка, посыпались жандармы, и Флипо Чекалек понял, что на этот раз вдовице из Руртена придётся искать для вечерних бесед других молодых революционеров…
— Я всегда говорил, — добавил шкипер, — что рано или поздно, но комиссар Оскар настигнет преступника. Никому не уйти от железной руки закона. Победа одержана, справедливость торжествует, а завистники посрамлены. Посмотрим, что теперь скажет полицмейстер… да, кстати, совсем забыл. Вы арестованы, господин Чекалек.
— Вы не поверите. Я об этом уже догадался… — проворчал Чекалек, которому как раз застегивали наручники.
Винкель Бластенхаймер сидел в гостиной и мрачно сверлил взглядом большую рюмку с густо-коричневой ароматной жидкостью. Вошедшая Максима посмотрела на отца с явным неодобрением.
— Папа. Доктор же запретил тебе пить, у тебя язва…
— Что мне доктор, — философски вздохнул тот и потянулся к рюмке, — и что мне теперь язва…
— Они же не погибли? Бомба ведь не взорвалась!
— Вот именно, — мрачно вздохнул механик, — моя бомба не взорвалась… Какой позор.
Он покачал головой и взял рюмку.
— Но… — голос девушки неуверенно дрогнул, — но… ты не виноват.
— Не надо меня успокаивать, Сима, я отлично всё понимаю… — он чуть всхлипнул, — я знал, что этот день когда-нибудь придёт… моя карьера закончена… А мои сыновья. Они ничего не понимают в пиротехнике. Несмотря на все мои усилия. Самолёты им подавай, да автомобили. И кому мне теперь прикажете оставить дело? Моя бомба не взорвалась… Какой позорный конец блестящих начинаний.
Он крепче стиснул рюмку и поднёс к губам.
Девушка с отчаянием посмотрела на отца.
— Это я… я вынула детонаторы… я была так зла на него… на господина Чекалека.
Винкель Бластенхаймер некоторое время осмысливал услышанное, потом опустил рюмку обратно на стол.
— Ты? Ты вынула детонаторы? Но… но… — он испуганно посмотрел на дочь, — ты же могла погибнуть!!!
— Нет-нет, всё в порядке! — затараторила девушка, — я разомкнула основную цепь и вставила дополнительное сопротивление, поэтому механизм не остановился и бомба не сработала…
Бластенхаймер молча созерцал комнату через стёкла пенсне.
— Папа? — некоторое время спустя поинтересовалась девушка, — с тобой всё в порядке?
— Да-да… конечно, — пробормотал тот, — дополнительное сопротивление…
— Так, всё. С тебя хватит… Если мама узнает, ты же знаешь, какой будет скандал.
Девушка решительно забрала у него рюмку, и перелила её содержимое обратно в бутыль.
Механик поправил пенсне и внимательно посмотрел на дочь.
— Максима.
— Да, папа?
— Я думаю, нам стоит всерьёз поговорить о твоём поведении… И о твоём дальнейшем образовании.
Эпилог
Некоему бедняку на старости лет богатый родственник решил подарить отличного и горячего жеребца.
Тот взглянул на подарок и сказал:
— Лучше уж я и дальше пешком, ноги, может, и собью, зато падать ниже.
Лицо камердинера не выражало абсолютно никаких эмоций.
