Ник Перумов - Сталь, пар и магия
— Письмо?.. — в полном ступоре повторил мистер Бенджамин Грей.
— Ну да, письмо, мистер Грей. — Девочка вскинула подбородок. — Что я, мисс Эвелина Норвич, приду к вам от имени нашего общества, узнать имена наиболее нуждающихся, составить списки… Не могу поверить, что вы забыли!
— Письмо… письмо… — бормотал совершенно, целиком и полностью сбитый с толку мистер Грей. — Питер! Эй, Пит! Письмо… от общества… приходило?
Второй надзиратель, тот самый, что открыл двери гостье, рысцой ускакал за дверь. Торопливо зашелестела бумага.
— Есть, мистер Грей! — донеслось приглушённое. — Браун с утра дежурил, он небось принял и бросил, не расписался, в журнал не внёс…
— То есть у вас ничего не готово, — недовольно подытожила девочка. Гонору и надменности в ней сейчас было столько, что оба немолодых надзирателя, сами не зная почему, так и норовили встать по стойке «смирно».
— Э-э-э… прошу простить, мисс Норвич, но всё-таки визит ваш… Вы крайне юны, пожаловали к нам одна, в этой части города, без сопровождающих…
— Сегодня воскресенье, — нимало не смутилась гостья. — Что может грозить мне здесь, в вашем обществе, мистер Грей?
— О, ничего, конечно же, мисс, ничего! — выпятил грудь старший надзиратель. — Но просто… депутации обычно к нам приходят в куда большем числе…
— Так это «Леди Севера», они к вам и являются-то один раз, на Рождество, — презрительно сказала девочка, опуская вниз маску. Она также сняла круглые очки-консервы, быстро заменив их другими, обычными, но очень большими, с широкой оправой и затемнёнными стёклами, так что никто из надзирателей не смог рассмотреть толком её лица. — А мы теперь будем приходить куда чаще!.. Хотя полноте, что я вам тут втолковываю, если вы даже письмо не прочитали!..
Надзиратели переглянулись.
— Э-э, мисс Норвич, всё-таки ваш визит — большая неожиданность, и мы…
— Вы ведь покажете мне, что тут и как? — невинно осведомилась гостья. — Я ведь не только за списками, я потом в нашем Обществе выступлю, расскажу о жизни малолетних заключённых, а также…
— Гм… простите, мисс… — Старший надзиратель явно колебался. — Всё это так странно… И письмо…
— А что не так с письмом? — сощурилась девочка.
— Всё, всё так! — поспешно сказал мистер Грей.
— Я вижу, вы очень хотите, чтобы глава нашего общества, маркиза Дауншаэр, написала бы формальное отношение вашему непосредственному начальнику, мистеру Семперу, главному смотрителю работных домов Норд-Йорка?
— Хорошо, хорошо, мисс Норвич! — вскинул руки старший надзиратель. — Чего бы вы хотели увидеть?
— О, ничего особенного, — мигом сменив настрой, прощебетала гостья. — Кухню прежде всего, мы надеемся устроить для бедных сирот праздничный обед на Пасху…
— Прошу сюда, — вздохнул мистер Бенджамин Грей.
…Кухня была огромна, с исполинскими плитами, топившимися углём. Здесь не имелось никакой передовой машинерии на пару, возвышались мятые котлы, в которых, наверное, можно было б купаться; стояли громадные сковороды, висели на стенах разделочные доски.
Прямо перед гостьей из одного угла в другой важно прошествовала огромная наглая крыса.
Мисс Норвич истерично взвизгнула, поддёргивая юбки.
— Кыш-ш, проклятая! — Надзиратель по имени Питер запустил в крысу какой-то плошкой. Крыса легко увернулась от неуклюжего снаряда и потрусила себе дальше, презрительно вильнув голым розовым хвостом. — Простите, мисс Норвич…
— Н-ничего, — слабым голосом объявила несчастная мисс, явно готовая упасть в обморок. — Воды… принесите мне воды… и… стул…
— Да, мисс, конечно! Питер! Стул, живо! Сейчас подам воды, мисс Эвелина!
На несколько мгновений мисс Норвич осталась одна.
И этих мгновений ей хватило, чтобы отодвинуть засов на неприметном железном люке в полу. Не похоже было, чтобы люком пользовались, засов и петли покрывала ржавчина.
Появились оба надзирателя, один со стулом, другой со стаканом воды.
Гостья села, являя вид крайне потрясённый и отпивая воду мелкими глотками.
На отпертый засов никто, само собой, не обратил внимания.
— И много у вас тут таких… животных?
— Что вы, мисс, это случайность!.. — мигом выпалил Питер.
По лицу старшего надзирателя было видно, что его, как говорится, терзают смутные сомнения, однако покамест он ничего не предпринимал.
В работном доме было тихо. Ничто не говорило о том, что где-то за стенами — целых две сотни мальчишек. Ни голосов, ни шагов.
Сегодня было воскресенье. У обитателей работного дома — единственный выходной в этом месяце.
Мисс Норвич неспешно пила воду. Надзиратели переглядывались. Наверное, им не слишком-то нравилось выслушивать от неё приказы и претензии.
— Мисс Эвелина…
— Да. Идёмте. — Гостья поднялась.
В пустой кухне гулко раздавались их шаги.
Скрипнул, поворачиваясь, люк. Крышка приподнялась, и худой мальчишка мигом выбрался из горловины, резво отскочил в сторону, прячась за огромной плитой. За ним — ещё один, потом ещё и ещё.
Четверо.
Мисс Норвич внезапно остановилась. Она не оборачивалась, просто остановилась.
— Мистер Грей, и вы, Питер… не могли бы вы…
— Да, мисс Эвелина?..
Четверо мальчишек на цыпочках приближались к здоровенным, мясистым, толстопузым надзирателям. Впереди шёл Гарри, и лицо его не обещало господам стражникам ничего хорошего.
В руках у Гарри и его спутников были обмотанные тряпками увесистые дубинки.
Именно Гарри размахнулся первым, обрушив своё оружие на затылок старшего надзирателя мистера Грея.
Мистер Грей всхрюкнул и начал оседать. Второй надзиратель, Питер, открыл было рот от изумления, но в этот миг его огрел по затылку второй мальчишка.
Билл Мюррей держался позади всех.
— Отлично, парни! Отлично, Блэкуотер! Вяжите их теперь и туда, в караулку!
— Не, — пропыхтел Гарри, затягивая ремень на запястьях мистера Грея, а заодно освобождая карманы последнего от явно ненужных мистеру Грею банкнот и мелочи. — Не в караулку. В кладовку. Там замок сверху навесить можно…
Исполнено всё было быстро и слаженно.
— Теперь на второй этаж, живо! — Гарри брал инициативу на себя. — Там спальни. Все заперты сейчас — Михель, ключи взял?
Мальчишка по имени Михель молча тряхнул кольцом, снятым с пояса младшего надзирателя.
— Живо! — прошипел Билл Мюррей. Против ожиданий, он не лез вперёд и махать дубинкой не торопился. — Веди, Гарри! Вы с Михелем — наверх! Мы с Блэкуотер — к кассе! Отпирайте спальни и выводите всех! Как задумано!
— Ага. Мы живо. — На лице Гарри играла торжествующая ухмылка. — Давай вторую четвёрку, мастер Билл!
По лицу Мюррея было видно, что подобное обращение ему не понравилось. Весьма и весьма. Однако Билл промолчал, только кивнул отрывисто.
Ещё четверо парней с дубинками — самые старшие из всей команды — появились из дыры люка.
— Наверх! За Гарри! — шёпотом приказывал Билл. — Блэкуотер! Готова?
Молли, она же мисс Эвелина Норвич, кивнула. Лицо её было бледно, она кусала губы.
— Билл, что-то не так. Не так что-то, я… я нутром чую!
— Чепуха! Давай быстро, нам ещё кассу взламывать!..
Билл распахнул пальто, под которым оказался рабочий пояс механика, битком набитый разнообразным инструментом.
— Живо, живо давайте! Одна нога здесь, другая там! — торопил он свою команду.
— Давай, братва, — махнул рукой Гарри. Он, похоже, чувствовал себя здесь как дома.
— Что встала, Блэкуотер? Касса вон, прямо перед нами!
Конечно, это была не магазинная касса, к каким привыкла Молли, а самый настоящий сейф, и она растерянно воззрилась на Билла.
— И что я с ней сделаю? Смотри, замки какие! И ключей у нас нет, и взламывать такое я не умею!..
— А ты постарайся, — сощурился Билл. — Очень-очень сильно постарайся!
Молли не понравился этот взгляд, сильно не понравился.
Конечно, она читала самые разные книги, в том числе и те, где герои были ловкими и благородными взломщиками, вскрывавшими прочные сейфы и железные несгораемые шкафы с неправедно нажитым богатством, — разумеется, исключительно для того, чтобы помочь нуждающимся беднякам.
— Надо как-то ручку проворачивать… и в стетоскоп слушать… — беспомощно проговорила она.
— Ну так давай! У меня всё есть! — торопил её Мюррей.
Молли растерянно вставила в уши звуковые трубочки, приложила мембрану к металлу.
— Билл… Сейчас ведь мальчишек отсюда поведут…
— Вот именно! — яростно прошипел он. — А ты всё медлишь!..
В этот миг коридоры наверху взорвались яростными криками. Десятки мальчишеских голосов заглушали басовитые взрыкивания надзирателей. Раздался грохот, отчаянный вопль — вопль страха и боли — и грохнул первый выстрел.