Татьяна Мудрая - Девятое имя Кардинены
Ширмы, которыми можно отгородить ту половину комнаты, где ложе, расшиты картинами в японском или китайском духе и тоже цвета густого красного вина. Сейчас они задвинуты наполовину — чтобы никому и ничему не беспокоить магистра.
Тергата накидывает на сорочку халат. Дверь открывается в анфиладу. По-видимому, в этой стране подземелий коридор — наиболее рациональный способ планировки… Столовая здесь выдержана в тонах парадного кобальтового сервиза, который выставлен в нескольких буфетах за хрустальным витринным стеклом: золотистые с золотым узором гобелены, темно-синие драпри, светлого дерева треугольные консольные столики по всей стене, которые можно сдвинуть в один большой стол в случае парадных трапез.
Холл как зеленая лужайка, и мебель тоже зеленая, в чугунном кружеве и ярких цветах по всей обивке. А в центре этой лужайки — черное пятно: Стагир спит на тощем, как борзая, диванчике, укрывшись своим войлочным плащом-ягмурлуком.
— Эй, а ты что здесь делаешь?
— Тергата — то ли в том самом договоре с легенами, то ли устно, не помню — назначила меня начальником своей внутренней охраны. Вот я и блюду.
— Когда это я успела? Не помню.
Они обменялись заговорщицким взглядом.
— Впрочем, я, оказывается, и в полной отключке делаю умные вещи. Быть по сему! Только не внутренней охраны, а своей личной гвардии, чтобы ты сопровождал меня, куда ни поеду. Согласен? Тогда набирай людей. Но чтобы каждого мне представлял — и не тащи сюда одних своих эросцев, понял?
Встал, огляделся.
— У тебя тут красиво, я вчера походил немного. А уж в кабинете…
— О, я туда еще не дошла. Что там?
— Добрая половина нашей миниатюрной электронной контрабанды. Другая половина, я так прикинул, — в здешнем конференц-зале.
— Отлично. Вот ты и будешь по совместительству помогать мне с моей персональной компьютерной чертовщиной.
Последнее, впрочем, делал Маллор. И не то чтобы много приходилось ковыряться в электронных потрохах — техника редко подводила. Программы тоже были отлажены и обкатаны еще в Эро. Но никто не умел так оценивать и сводить воедино ту военную информацию, которая шла в Дом к Тергате. Маллор был, чем она и не пыталась сделаться на протяжении всей своей былой воинской карьеры, — полководцем и стратегом от Бога. В последние годы он сделался еще более грузен и неподъемист, и всё, что ему было дано, — это сидеть перед стеной экранов в магистерском кабинете и каким-то верхним чутьем угадывать смысл знаков, символов и буквенной абракадабры, видеть поражения и победы, прорывы фронтов и котлы, слабость и силу армий и группировок.
А Тергата могла свое, тоже дарованное ей изначально. Ездила по Эро в покрывале, по Лэну и Эдину — накрасившись до неузнаваемости моднейшей косметикой: средство, доведенное «сестрами» до совершенства. И ничего не делала, вроде бы, она сама — совершали те люди, которых, как и в былые времена, притягивало к ней и среди кого всегда находился гений времени и места, нужный ей именно теперь. Однако, в отличие от прежнего, будто некая сторонняя, могучая сила несла ее на гребне, и сладко подмывало сердце ожиданием необычайного, не воплотимого ни в какие человеческие понятия.
Война истаивала. С замирением двух ветвей Братства она превратилась как бы в гнилую пленку меж двух союзных стихий. Динан и Эро диктовали друг другу условия, обстреливали бумагами — но это уже не было смертельно ни для них, ни для Оддисены.
Когда же земля стала твердо, Братства обратили взор к вопросам политическим и хозяйственным. К счастью, в Динане распад не зашел далеко и ложная догма не одолела исторического разума. Можно было еще вернуть стране ее путь.
За всей земной суетой тихо ушла Диамис — просто иссякли жизненные силы. День только пролежала в кругу причитающих эроских домочадцев и умерла с чуть лукавой, всезнающей усмешкой на губах и в глазах, с алмазным силтом на пальце. Так, как хотелось ей.
На прощанье позвала к себе Тергату — не как старшую сестру, как давнего друга. Все как сговорились в свой последний час посвящать меня в страшные легенские тайны, думала потом сама Тергата. Ибо Диамис с трудом выговорила одну-единственную, но поразительную фразу:
— Помни… никто из нас тебя не упасал и не спасал для целей Братства… только ради твоего ученья… твоей игры с мирами… потому всего дали хлебнуть сполна, кроме гибели.
Да, конечно, ибо практика выбора и воспитания будущих рыцарей Оддисены состояла в том, что даровитую молодежь незаметно оберегали, пока не начнется ее прямая работа. Тогда уж и захочешь, а опасностей не минуешь. А магистру позволили учиться всему, что выпало на пути: наблюдали, вытаскивали с самого дна — но никак не более.
Маллор тоже всего себя вложил в будущий мир. Как-то утром нашли в его собственном кабинете — уткнулся мертвым лицом в бумаги на столе. Все легены поодиночке знали, не обсуждая это друг с другом, что именно изъело этого грубияна и весельчака изнутри в придачу к обыкновенным для пожилого человека телесным хворям… Горевать о них обоих не было времени, приходилось жить с этим постоянно. Силт Маллора Тергата отдала женщине-экономисту из новых рекрутов: давно имела на нее виды, еще со времен обзоров для Никэ. Перстень же Диамис достался эроскому компьютерному асу, взятому в порядке взаимообмена. Дань времени! Оба легена были молоды, представительны и душу имели много крупнее среднестатистического образца.
Всё Тергата устроила по своему хотению, только вороной алмаз Шегельда и Денгиля оставался пока без хозяина: слишком много в него впиталось от предыдущих владельцев. Своим легенам Тергата этого не говорила, но шутила так:
— Нас с вами девять: число удачи. Десять же — цифра, ассоциирующаяся с децимацией и церковной десятиной. Кого-то неизбежно придется подарить Богу.
Эроское Братство пожелание Тергаты поняло как приказ и добросовестно вызывало ее раз в год на обучение. Шла по ступеням она легко — по-прежнему всё, чего она хотела, бывало ей дано; это несмотря на то, что Черные были иными, совершенно иными, чем Белые, и ее прежний опыт не помогал. Одному из высоких эроских доманов она сказала накоротке:
— Вы настолько срослись с вашим выборным республиканским каганатом, что даже скучно. Ни тебе покрова тайны, ни обрядов, наводящих жуть на стороннего человека. Так и хочется запретить часть вашей Оддисены и торжественно воспитать из нее оппозицию.
— Станешь нашим магистром — запрети уже всё сразу.
— Жалко: много полезного делаете. Про полицию, высший командный состав не говорю — традиционная ваша школа. И еще есть корпус экологических наблюдателей, мобильные отряды на случай стихийных бедствий и эпидемий, Армия Спасения на базе ислама — как бишь, она именуется?
— Фатма. В честь дочери Пророка. Но это скорее медики, чем пастыри бездомных.
— Вот видишь, какая у меня память дырявая, а ты — «магистром станешь».
Жила она во время таких учебных визитов реже в городах, чаще — у Абдо. Возилась с малышней (у Гюзли и Хулан еще и дочки пошли), болтала с женщинами о женском, с мужчинами — о мужском. Все ее любили здесь. Дзерен тоже была ровна и ласкова, но без былого дружества. Вроде бы тоже ей отсрочила до последнего дня.
Во время одного такого гостевания то ли Иблис, то ли Люцифер послал ей встречу. Абдо как-то спросил, посмеиваясь:
— Тут мы изловили с вашей стороны — не лазутчика, ясное дело, а перебежчика. Говорит — знаком с тобой накоротке. Хочешь, подарю?
— Смотреть буду.
А это был — в палатке под надзором двух кешиков — Рони Ди: изрядно потускнел, и позолота вся стерлась. Оставшаяся же, как в сказке Андерсена, свиная кожа для нее, мусульманки…
— Танеида! Значит и верно, жива-здорова. Мне говорили, что ты сюда ушла, а я не верил, пока самому не пришлось. В Эдине стало тошно от Оддисены, а в Эро нечто и совсем для меня непонятное.
— Жаль, на твой ум у нас была последняя надежда, — сказала она добродушно.
— Я ведь первые годы считал — ты за морем. Эмигрировала.
— Поэтому и хотел у моей Цехийи отнять дом в Ано-А по смерти Лона Эгра? Ну будет, не выгорело же, так и пенять не на что. Что ина Идена снова в деревню подалась — так это ее собственная воля, я понимаю. Память о первом муже и те де.
— Мне деться некуда. За границей и то отыщут эти шустрики. У них прямо система розыска отладилась. Попроси кахана обо мне — я ведь воевать не разучился. Себе возьми, что ли.
— Я бы и рада, — ответила в прежнем ключе, — да уж больно ты вредоносный. Что сестру свою единокровную под смертные муки подвел — ладно, дело прошлое и по неопытности. В гражданскую войну сюда, в Эро, ходил с набегами, натравливал здешнее население на своих же красных. И в городе Лэне во время осады тако же. Побратима с Денгилем ненароком столкнул лбами… наивняк, право.
