Полнолуние - Антонов Сергей Валентинович
Потом он плакал и, размазывая по лицу сопли, клялся сыну в том, что не собирался никого убивать. Мальчик его не слушал. Он застегнул штанишки и отправился к соседям, попросив их позвонить в милицию.
Свои первые стихи он написал на той самой кухне, глядя на влажный линолеум, который добренькая тетя отмыла от крови матери. Несколько четверостиший посвящались не покойной родительнице, а соседке стершей следы отцовского преступления.
Оно было классифицировано, как обычная бытовуха. Токарь сменил заводской станок на такой же, но в колонии усиленного режима. В один прекрасный день он был зарезан собственноручно изготовленной заточкой.
Его сын до совершеннолетия прожил в детском доме. Примерно через год произошло событие, повергшее воспитателей в ужас. Тихоня едва не убил одного из старших воспитанников интерната. Скандал удалось замять. Никто не догадался о том, что выйти победителем из заведомо проигрышного поединка мальчику помог придуманный им друг.
Поначалу вымышленный помощник был очень послушным и приходил только тогда, когда в нем нуждались. В эти моменты глаза застенчивого сироты становились похожими на голубые озера, в которых плавали льдины, с острыми, как у бритвы краями. Пол туалета, в котором обычно проходили разборки детдомовцев, начинал прогибаться под весом под весом мальчика. Исходившие от него волны холодной ярости заставляли паниковать самых смелых хулиганов. Они чувствовали, что не отделаются обычной трепкой и оставляли юного поэта в покое.
Потом, повинуясь приказу, громила прятался в глубинах подсознания, дожидаясь нового вызова.
С возрастом удерживать его становилось все сложнее. Поэт и сам не заметил, как созданный им друг стал хозяином. Пользуясь своей безграничной властью, он начал запирать Поэта в одну из многочисленных темниц расслоенного сознания и выпускал, когда считал нужным.
Юноша возвратился в квартиру родителей, благополучно закончил юрфак, нашел работу по душе и стал образцом добропорядочности для окружающих. Он без опозданий приходил на службу, а в свободное время запоем читал стихи известных поэтов и писал свои.
Неприметный кирпичный гараж на окраине города был куплен на сбережения Поэта и примерного гражданина, но сделку с хозяином гаража заключил Учитель. Иметь тайную норку стало жизненно важно.
Серая повседневность, рутина и злоба окружающих скапливались в мозгу Поэта и когда их масса становилась критической, земля под ногами белокурого молодого человека начинала дрожать. В любой момент она могла обрушиться.
Когда-то, еще при жизни родителей, любимой книжкой мальчика была «Сказания о богатырях земли русской». Приключения Ильи Муромца, Добрыни Никитича и Алеши Поповича были очень увлекательными, но больше всего юного читателя трогала история Святогора-богатыря, который вынужден был удалиться в горы из-за того, что обычная земля уже не выдерживала его веса.
Теперь легенда перекликалась с реальностью. Энергия требовала выхода, и тогда появлялся Учитель со своим верным молотком. Он спешил в гараж, переодевался и отправлялся на охоту.
Совершив очередное убийство, возвращался в исходную точку, где происходила обратная метаморфоза. Поймать Учителя было возможно только в периоды его существования, которые длились недолго. Если бы сыщикам удалось арестовать Поэта, они не добились бы от него ничего путного.
Красноречивым примером того, насколько далеки друг от друга две проживающие в одном теле сущности была история с деньгами, потраченными на покупку гаража. Поэт очень удивился, когда не нашел в ящике письменного стола довольно крупной суммы. Он перевернул вверх дном всю квартиру, а в итоге решил, что перепрятал деньги в одну из книг своей огромной библиотеки и отложил поиски до лучших времен.
Размышления о принципах стихосложения длились недолго. Мужчина повернулся на вращающемся кресле к столу, раскрыл наполовину исписанную тетрадь и с головой погрузился в завершение своей последней поэмы. Как и все предыдущие сочинения, она была насквозь пропитано безысходностью и ожиданием неминуемого конца. Смертью пахла каждая строка, но пока творил Поэт, город мог вздохнуть с облегчением.
Не надолго. До тех пор, пока на улице вновь не выйдет великий и ужасный гений молотка, маэстро не бумажной, а настоящей смерти.
Поставив точку в конце последнего предложения, блондин с тяжелым вздохом отложил ручку. Его ждали, а поскольку хлеб насущный обеспечивали не стихи, а основная работа, то опаздывать было и невежливо, и рискованно.
Выражение задумчивости шло лицу Кузьмичева примерно так, как корове седло. Но поразмыслить Валентину стоило. Он попал между двух огней и никак не мог решить, что страшнее: месть Учителя или обещанные участковым несколько лет колонии. В конце концов, воришка решил пойти на джентльменское соглашение с представителем закона.
– Брысь, отселева, шалава! – Валентин погрозил Боровиковой кулаком, и толстушка послушно юркнула в дом. – Расскажу, Глеб Иванович все, что видел, только…
– Никаких только, Валик! – отрезал Треухов. – Я ведь тебя чуть ли не с поличным взял, а ты требования выдвигаешь. Колись, редиска, и моли Бога о том, чтоб твои сведения чего-то стоили!
– Послушай сначала, Иваныч, а уж потом ругайся, – насупился Кузьмичев. – Как-никак не первый год друг друга знаем. Помнится, ты еще в сержантах ходил, когда меня в первую ходку отправил?
– Боевое было время, – улыбнулся Треухов. – Только скидки за старое знакомство от меня не ожидай.
– От вас дождешься… А условия мои такие: во-первых, велосипед я хозяину по-тихому возвращаю и сам с ним все проблемы улаживаю. Мамой клянусь, он свою заяву из вашей конторы заберет!
– Подумать надо…
– Думай! А во-вторых…
На крыльце вновь нарисовалась Ленка, на этот раз сменившая одеяло на знаменитые джинсы и пальто.
– Чего надо, дура? – с досадой спросил Валентин. – Выпила, трахнулась и вали себе на все четыре стороны!
– Подкинул бы, Валечка, деньжат на бутылочку беленькой, – проворковала Боровикова. – Тебя они без надобности. Упекут ведь его, так товарищ капитан?
– Тамбовский волк тебе товарищ! – усмехнулся Глеб. – Тоже мне пророчица нашлась!
Кузьмичев пошарил в кармане и протянул Елене несколько скомканных купюр.
– Хрен тебе, а не беленькая! Хватай на пузырь чернила и канай отсюда, пока ребра не пересчитал!
Боровикова схватила деньги, как коршун ягненка и выпорхнула за калитку.
– Давай, Кузьмичев свое второе условие!
Участковому не терпелось услышать описание маньяка, терроризировавшего город. Мысленно он уже провертел дырку для новой звездочки на своих погонах, которая повлияет на размер пенсии и простил Валентину его грехи.
– Хочу в следственном изоляторе отсидеться, пока вы Учителя не арестуете!
– Ну, ты даешь! – изумился Треухов. – Сам в камеру просишься? Чем же этот Учитель тебя так напугал?
– Если бы сам его увидел, не спрашивал бы!
– Такой страшный? С рогами он, что ли?
– Не веселись капитан. Я его только со спины видел, но сразу смекнул: такому человека замочить, что два пальца обоссать!
– Со спины?
– Он блондин. Светлые волосы из-под кепчонки торчали. Немного выше среднего роста. Носит синий комбинезон.
– И где ж ты его повстречал?
– Девятиэтажка. Номер – тринадцать. Теперь ты колись, Иваныч: ведь там сегодня днем труп нашли?
– Два! – сгоряча брякнул Треухов и запоздало опомнился. – Нашли, не нашли! Не твоего ума дело!
– Понятненько. Значит, он уже парами начал в расход пускать… Так как насчет камеры, Глеб Иванович? Или у нас программы защиты свидетелей не существует?
– Я еще не решил, каким ремешком тебя пристегнуть, а ты уже из обвиняемых в свидетели переквалифицировался! – Глеб задумался. – Впрочем, кутузок у нас на всех хватит. Разбирайся с велосипедом, а утром к дежурному по УВД подгребай. Определим тебя в лучшем виде!
– Не сомневаюсь! – Кузьмичев поднял над головой сжатый кулак. – Теперь вместе Учителя ловить будем. Мне ордена не надо, как говаривал Вася Теркин, я согласен на медаль!
