Николай Прокудин - Пиратские войны
— Пойдем найдем его, — предложил Серж. — Надо приласкать скотинку и пообщаться с новичком.
Тут взбеленился Степанов. Он уже обдумывал, куда теперь держать курс, чтобы избежать встречи с британцами, а эти несерьезные компаньоны думают только о кошачьей судьбе. Как можно быть такими безответственными?
Ротмистр громко закричал:
— Стоять! Я вам сейчас покажу кузькину мать! Какой к черту кот?
— А при чем тут моя мама? Ты с ней не знаком! — рассердился атаман. — Не трогай мою маму, не упоминай всуе имя этой святой женщины!
— У разбойников не бывает святых мам. Как говорится, яблоко от яблоньки недалеко падает. Мамаша пирата и бандита не может быть приличной женщиной.
— Дядя Ипполит, ты зачем мою маму ругаешь? Ты что, лично ее знал? Лучше бы ты меня оскорбил. — Атаман сжал кулаки и стал надвигаться на обидчика.
— Я никого не оскорбляю, ты ведь не просто пират, ты в первую очередь казак. Значит, мамаша у тебя простая казачка, но наверняка не святоша. Наверное, под телегой тебя родила, — выкрутился из щекотливой ситуации Степанов.
Атаман задумался, почесал затылок и выругался. Он не мог понять, оскорбил его этот старый дворянин или нет. В принципе, на корабле титулы и сословия давно не имели значения, поэтому Кузя вполне мог дать в рыло бывшему предводителю уездного дворянства, но есть ли законный повод для этого? Он перевел взгляд в сторону и внимательно посмотрел в глаза Строганова, чтобы понять, не смеется ли тот. Если граф смеется, значит, ротмистр оскорбил как его, так и светлую память его матушки.
А Строганова занимала мысль о котике, скрывшемся в чреве корабля. Он обожал мурлык. Больше кошек Серега любил только дельфинов. Вообще, привязанность к животным играла не последнюю роль в его, по сути, одинокой походной жизни.
— Ребята, не передеритесь на старости лет! — предостерег товарищей Серж. — Давайте займемся парусами, оружием, вспомним о наших женщинах, наконец. Кузя успокоился, развернулся и направился к пушкам. Гийом полез на ванты, вместе с туземным отрядом занялся парусами. Строганов вскоре тоже присоединился к марсовым матросам. Внизу у штурвала остался, как обычно, один Степанов. Он командовал, подсказывал, подгонял и наслаждался. Ротмистру тоже нравилось наблюдать за полуголыми туземками, но в отличие от Кузьмы он об этом умалчивал. Вот и сейчас Ипполит стоял у штурвала, задрав голову, и восхищенно причмокивал языком. Вид чернокожих девушек без нижнего белья его возбуждал и буквально завораживал. Несмотря на возраст и годы отшельничества, он оставался мужчиной и теперь, во время путешествия с каждым днем чувствовал себя все моложе и сильнее.
Строганов однажды заметил, что ротмистр с удовольствием посматривает на стриптиз, показываемый под облаками, пошутил, посмеялся, а старик не на шутку обиделся.
— Тебе, молодому, легко, сопляк Гийом вообще заводится с полуоборота так, что и не остановить, а мне подзарядка требуется для этого дела.
«Вот так так! — подумал Серж. — Теперь совершенно понятно, что стриптиз, эротика и порнография существовали еще в восемнадцатом веке, за много лет до наших дней, и сила их воздействия на дряхлеющие организмы опробована давным-давно».
— Ну, не спи на ходу, толстозадая! — ревел ротмистр. — Шевели батонами! Живее перемещайся по вантам. Кляча сисястая!
Эх, если бы та особа, к которой он обращался, его понимала! Девицы лишь хихикали в ответ на его энергичные команды, виляли задницами, широко расставляли ноги, когда требовалось перебраться с одного места на другое, а парусина шлепала их по груди. Сейчас бы сюда кинокамеру с оператором, прожектора с осветителями, режиссера с матюгальником. Для фильма есть все: сюжет, красивые артистки, молодой герой-любовник, парочка старых сатиров, красавица-героиня. Все действо происходит на фоне роскошного южного моря! Ох, это море! Оно спокойно раскинулось от горизонта до горизонта, сверкало и искрилось под ярким солнцем, отливая то серебром, то золотом. Такой натуры нет ни в одном фильме. А солнце!.. В наши дни нет такого солнца, синего неба, прозрачной воды, чистого воздуха!
Строганов никогда не мучился сомнениями, как старый ротмистр, в «виагре» он не нуждался и всегда имел боеготовность номер один. Ему не нужно было лицезреть полуобнаженных красоток, чтобы выполнить свой мужской долг. Поэтому, пренебрегая живым порнографическим сеансом, он занялся более важным для себя в этот момент делом — спустился в трюм на поиски кота.
— Кис-кис! — позвал он зверя. — Киса, иди сюда, ре бойся.
Неизвестно почему, но эти мурлыки всегда доверяли Строганову. Вот и этот фыркнул, затем мяукнул, как бы откликаясь на призыв, а потом вышел из своего убежища. Вероятно, ему не нравилось сидеть в сыром и душном трюме, отсутствие общения и еды начало его тяготить. Кот выбежал из опрокинутой бочки, — не Диоген же он какой-нибудь, чтобы жить в ней! — и потерся о ноги Сергея. Да, это был кот, несомненно, кот! Что-то неуловимо мужское было в его облике. Большая голова с обкусанными ушами, наглое выражение на черной мордочке, шерсть стоит дыбом. Прямо настоящий кошачий мачо!
— И как мы тебя назовем? Мы ведь не знаем твоего прежнего имени! — спросил Строганов, поглаживая животину и почесывая у него за ушами. — Васька? Нет, слишком банально! Я знавал одного твоего дальнего родственника, Флинтом звали — так его подлый Нельсон отравил. Флинтом ты не будешь, плохие ассоциации с тем погибшим на «Баунти» котом. Хочешь быть Самсоном? А почему бы и нет! Самсон, кис-кис! Пойдем к солнцу и свету, мой Самсон, один раз, так и быть, я накормлю тебя.
Уже наверху Сергей швырнул на палубу засохший кусок вяленой козлятины.
— Но больше подачек не жди, их не будет, нам самим есть нечего. Водой напою, но кормиться будешь сам! Прислушайся, крысы и мыши в трюме так и шебаршат! Нюхай. Ищи дичь.
Кот оказался забавным. Он обошел все закоулки корвета, устроил погоню за местными грызунами, поточил когти о мачты, познакомился с каждым членом экипажа. Мурлыка довольно быстро освоился на корабле и вскоре почувствовал себя полным его хозяином. Судно пришлось ему по нраву. Самсон, будучи старым морским волком, не испытывал приступов морской болезни, качка средней силы не оказывала на него ни малейшего влияния. У кота даже аппетит не портился! Во время сильной качки он даже усиливал охоту на грызунов. Кот яростно гонял по судну крыс, ошалевших от морской болезни. Самсону было начхать на качку, а вот Строганов, наоборот, лежал пластом. Его мутило, как беременную девицу, страдающую токсикозом.
В этих мучениях Серега был не одинок, вся туземная часть экипажа составляла компанию полковнику, равномерно распределившись вдоль бортов, страдая и пугая криками и стонами морских обитателей. Ротмистр посмеивался, глядя на их мучения, юнга сочувствовал, а казак матерился и отпускал плоские шуточки по адресу сухопутных крыс. В такие минуты Строганов жалел, что до сей поры никто не смог вздернуть на рее этого одноухого пирата.
В перерывах между вахтами, во время отдыха от любовных утех надо было чем-то себя занять, организовать досуг. Старый ротмистр обычно с наслаждением перебирал драгоценности. Он рылся в ящиках, сундуках, примерял дорогую одежду, короны, перстни, бусы и был похож на новогоднюю елку, которую детишки наряжают к празднику, напоминал модницу, не знающую чувства меры и обвешавшую себя блестящими безделушками. Но те вещицы, которые примерял старик, были подлинными драгоценностями. Степанов блаженствовал, представляя свое триумфальное возвращение на Родину.
Еще бы, сослали его, как какого-то жулика или бродягу, на край земли, вышвырнули из цивилизованной жизни, из высшего света, разорили. А он воскрес, восстал из пепла, как птица феникс! Он еще покажет кузькину мать этим жалким соседям, которые присвоили его земли и имение. Вот будет потеха, если для устрашения заявиться в родной уезд всей этой колоритной ватагой, вооруженной до зубов! От одних только разнузданных шуток казачка все эти аристократишки попадают в обморок. Никому не поздоровится. Этот Худойконь будет похлеще Стеньки Разина и Емельки Пугачева, вместе взятых! Можно от души покутить, побуянить, покуролесить на российских просторах! Знай наших, Родина-мать!
Казак, ничего не ведая о далеко идущих планах Степанова, много пил, а затем принимался петь долгие казачьи песни. Если он был весел, то пускался в пляс, заставляя женщин составлять ему компанию.
Худойконь обучал туземок водить хороводы, танцевать «барыню», шел, обнявшись с Шавэ, по палубе в присядку, выдавал такие коленца, что срывал аплодисменты полковника и юнги. Казак, человек простого склада, высокими идеями себя не обременял, пел себе и пел, плясал и плясал. В общем, веселил себя и всю честную компанию.
Ипполита этими танцульками было не удивить, он погружался в мечты о светлом будущем (любимое занятие россиян во все времена), о мести всем своим обидчикам (еще одно русское хобби).
