Карен Стрит - Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр
– Я искал тех, кто подтвердил бы мою невиновность. Я верил в беспристрастность судей. Я верил, что правда восторжествует над кривдой. И что же? Я пострадал от предвзятости мнений, и истина потерпела поражение. Я старался простить. Но разве есть справедливость на свете, где ложь осуждает невиновного, а истинного преступника выпускает на волю? Разве есть справедливость на свете, где дитя заключают в тюрьму еще до рождения? А если справедливости нет, разве не должны мы восстановить ее сами?
Последовал громкий удар в стену погреба. За ним еще один. Одна из дам завопила – третий камень, пущенный гораздо сильнее, чем прежние, попал в нее. Еще один, и еще, и еще – намного больше, чем мы бросили в темноту.
– Мы призвали существо низшего разряда! – крикнула миссис Фонтэн. – Проведшее жизнь на нашем плане в пороках и злодеяниях! Оно явилось со злыми намерениями! Бежим! Бежим наверх, скорее!
Сестры кинулись наверх. Служанка – за ними, а следом за ней – профессор. Тут свеча догорела и погасла, оставив меня в кромешной тьме. Чьи-то сверхъестественно сильные руки схватили меня за плечи и поволокли в глубину погреба.
– Помогите! – закричал я. – Помогите кто-нибудь!
Дверь наверху захлопнулась. Я рванулся прочь из объятий злого духа, вознамерившегося утащить меня в преисподнюю. Я брыкался и извивался с отчаянием попавшейся на удочку рыбы, но получил тяжелый удар по голове и провалился в ничто.
* * *Позже, много позже, в соболино-черной тьме возник пугающий призрачный огонек. Я изо всех сил постарался очнуться или хотя бы сделать вдох в этом безвоздушном пространстве. Попробовал встать с постели – все тело отозвалось болью, пол вырвался из-под ног. Окно. Нужно было открыть окно, но я даже не представлял себе, в какой оно стороне. Движение! Страх приковал меня к месту. Там! У темной бархатной шторы! Огонек рос, делался ярче и ярче, пока не превратился в женские глаза, полыхавшие зеленым, точно кошачьи зрачки в луче света. Пока я смотрел на них в болезненном оцепенении, рядом появилась еще пара глаз, а за ней еще и еще… Вскоре из мрака, сверкая, взирали на меня сотни глаз – потусторонних, немигающих. Страх породил в сердце холод, медленно потекший по всему телу. Сама смерть подкрадывалась ко мне, медленно, дюйм за дюймом, убивая меня своей ледяной отравой. И тут ослепляющей вспышкой ужаса пробудилась память: я ведь был оглушен и неведомо сколько пролежал без сознания, а теперь заперт, замурован в фамильном склепе, и духи ушедших предков сосут из меня жизнь, чтобы восстать из мертвых. Они ждали, когда я засну, чтобы забрать меня к себе. Стоит мне теперь закрыть глаза – и я останусь в этой тьме навсегда.
Но голова пульсировала болью, все тело ныло. Я лежал на сырой земле, упираясь подбородком в пол своей темницы, а вытянув вперед руку, нащупал лишь пустоту. Я лежал на самом краю ямы. И запах. Он становился все сильнее по мере того, как чувства возвращались ко мне. Пахло тухлыми яйцами – или серными испарениями самого ада! Послышался шум – слабый, но отчего-то тревожащий. То был звук шагов – кто-то крался ко мне из темноты. Страх, сковавший мои члены, невероятно обострил чувства. Глаза сверкали из темноты, точно сонмы демонов следили за мной, а шаги приближались. И тут нечто стремительно прошмыгнуло по мне – мягкая шкурка, острые когти и… зубы! Я отпрянул назад, беспорядочно отмахиваясь руками. Под удар подвернулось мягкое тельце, раздался писк. И еще один! Нарастающая паника оживила мою память. Камешки… камешки, которыми кидались злые духи… а теперь, что еще ужаснее, живые твари шныряют вокруг, в надежде отведать свежего мяса, а сверхъестественные глаза их, в отличие от моих, привычны видеть в темноте! Брыкаясь, точно умалишенный в припадке буйства, я откатился в сторону и наткнулся на стену своей темницы. Стена, как и пол, оказалась земляной – влажной и заплесневелой, ногти легко оставляли на ней глубокие борозды, но что в этом толку, если она держит взаперти не хуже каменной? Я двинулся наощупь вдоль стены в поисках двери, пока после очередного шага не обнаружил под ногой пустоту. С губ моих сорвался визг. Руки судорожно вцепились в стену, я отшатнулся назад и рухнул на пол, чтобы не провалиться в недра земли.
Не знаю, долго ли я пролежал, прижавшись щекой к полу. Мрак угнетал, дышалось с трудом. Я пошарил по полу вокруг себя в поисках камня, комка земли – хоть чего-нибудь, что помогло бы оценить глубину ямы передо мной. Наконец под руку попался камешек. Я кинул его в яму – ни звука. Ни стука, ни всплеска – ни единого знака столкновения с дном. Да этот дом выстроен прямо над вратами в ад! От объявшего меня ужаса мир вокруг вновь исчез в темноте.
Долго ли я пробыл без чувств? Вокруг все так же было темно, но ужас отступил, сменившись обычным страхом. Не имея представления о размерах ямы, я осторожно двинулся вперед – руки вытянуты, глаза едва не вылезают из глазниц, силясь отыскать хоть крохотный лучик света.
– Миссис Фонтэн! Вы здесь? Миссис Фонтэн!
Но в ответ слышалось только дыхание крыс, с которыми мне пришлось делить погреб – голодных крыс, только и ждущих момента, чтобы застать меня врасплох. Цокот их острых коготков и нетерпеливое лязганье зубов отдавались от стен погреба дьявольским эхом. Скоро ли они додумаются броситься на меня разом, вонзая когти и клыки в еще живую плоть?
– Миссис Фонтэн!
Я звал ее и звал, но никто не откликался. Может, она ранена? Может, ее тоже держат в заточении?
Наконец я нащупал посреди земляной стены деревянный прямоугольник. Очевидно, это и был выход из моей темницы, но ни щеколды, ни ручки с моей стороны не оказалось. Тогда я забарабанил в дверь.
– Помогите! Кто-нибудь!
Я взывал о помощи снова и снова, пока опять не лишился сознания.
* * *Прошли долгие часы, а может, и дни, прежде чем я услышал равномерный стук. Некоторое время я не мог понять, откуда он доносится – изнутри или извне. Но вот дерево треснуло, раздался оглушительный скрип, и в щели между сломанными досками хлынул поток солнечного света.
– По! Вы здесь?
Затрепетавшее было сердце успокоилось. Дюпен! Наконец-то он здесь!
– Яма! Берегитесь, яма! – с трудом прохрипел я.
– По, я здесь. Вы в безопасности.
Дюпен двинулся ко мне, подсвечивая путь фонарем.
– Вот дьявол, – пробормотал он. – Обопритесь на мое плечо. Вы, должно быть, совсем без сил. Простите, что искал вас так долго.
– Фонарь… Посветите сюда, пожалуйста. Мне нужно увидеть…
Дюпен поднял фонарь повыше, озарив неярким светом заплесневелые стены.
– Нет. Яма. Посветите в яму.
Дюпен поднес фонарь к яме.
– Ход, обрамленный деревянными брусьями. Вероятно, когда-то здесь был люк.
– Но что там, внизу? Я бросил туда камень – и ни звука. Казалось, его падение бесконечно.
Держа фонарь над ямой, Дюпен склонился пониже и заглянул в глубину, но тут же отпрянул назад.
– Идемте-ка отсюда, – буркнул он, увлекая меня к сломанной двери.
Я вцепился в его плечо и удержал на месте.
– Вы должны мне сказать! Что там, внизу?
– Вот. Пейте.
Дюпен подал мне фляжку. Я сделал глоток. Прохладная вода на языке показалась райской амброзией.
– Что там, внизу, Дюпен? Неужели само адское жерло?
– Можно сказать и так, – негромко ответил он.
– Я должен посмотреть!
Вырвав фонарь у него из рук, я склонился над ямой. Неверный, колеблющийся свет разогнал темноту и открыл моему взору ужасную картину. Там, внизу, был скелет человека. Плоть давно истлела, обнажив кости, но одежда осталась нетронутой. Казалось, перед тем, как свалиться набок, покойный стоял на коленях со склоненной головой. Руки его до сих пор были сомкнуты в отчаянной, яростной мольбе. Его последние часы явились передо мной с ужасающей яркостью: прерывистое дыхание, падение наземь, последняя молитва…
– Но бог так и не услышал его, – прошептал я.
– По! Прошу вас, идемте прочь из этого скорбного места.
С этими словами Дюпен взял у меня фонарь и мягко отстранил меня свободной рукой. Вдруг он ахнул. Я попятился прочь от ямы, а Дюпен совершенно неожиданно спрыгнул вниз.
– Дюпен! Боже мой!
Но Дюпен уже выбирался обратно – наверх из самой преисподней. Подав ему руку, чтобы помочь подняться, я заметил, что он сжимает что-то в перепачканных землей пальцах.
– Это письмо!
В свете его фонаря я увидел знакомую зеленую печать.
Лондон, 10 июля 1840 г., пятница
После заточения я впал в весьма странное состояние. Зрение ужасно обострилось, но прочие чувства, напротив, притупились. Казалось, все вокруг движется много медленнее, чем обычно, как будто меня погрузили в кристально-прозрачную воду. Ощущение ужаса истаяло, сменившись обреченной покорностью. Вероятно, именно так и чувствует себя утопающий…
Это состояние не прошло и по возвращении в «Аристократическую гостиницу Брауна». Дюпен проводил меня в номер и приготовил горячую ванну с каким-то пряно пахнувшим настоем.