Бриллиантовый дождь - Буркин Юлий Сергеевич
Эти слова немедленно подтвердились живой иллюстрацией: в небе разразилась настоящая битва пернатых, и снегириные перышки посыпались на головы всей честной компании розовым снегом.
И тут на полянке, так же, как и остальные, нелепо подскакивая, появились мы с Кристиной. Росточком мы были не больше гусей и, озираясь по сторонам, выглядели крайне растерянными. На мне были полосатые трусы, а на Кристине кружевная ночная рубашка.
Мы переглянулись… То есть переглянулись мы настоящие, а не компьютерные. Мало того, что и в самом деле, на мне были полосатые трусы, а на Кристине кружевная ночная рубашка, но и выражение лица у Кристины было точно такое же, как у ее экранной копии. И у меня, наверное, тоже.
Мы вновь уставились в проем двери. Там, разделавшись со снегирями и хищно приоткрыв клюв, гигантский соловей уже нарезал круги над нашими с Кристиной головами. Божья коровка-Козлыблин затараторила:
Сейчас же из цветочных зарослей выскочил обнаженный младенец, правда, одного с нами роста. Он легко поймал зловредного соловья и, раскрутив над головой, выбросил его за пределы видимости. Тут же мы трое схватились за руки и, вместе с гусями и почтовым котом, высоко вскидывая коленки, пустились в пляс вокруг коровки-Козлыблина, которая возбужденно выкрикивала:
Пацан в кроватке залился радостным смехом. Захохотал и Козлыблин. Они смеялись, наверное, минуты три. А как только смолкли, картинка тут же сменилась. Теперь дело происходило на морском дне. Туда-сюда по экрану сновали разноцветные рыбки. Из огромной перламутровой раковины высунулась голова Козлыблина с длинными рожками на лбу и забормотала все в том же ритме:
Но чем там всё закончилось у Шмуля, я не узнал, так как Кристина тихонько прикрыла дверь и мрачно уставилась на меня. Я сокрушенно пожал плечами. Она схватила меня за руку и поволокла обратно в спальню. Там, усевшись на кровать и усадив меня напротив, она спросила:
– Ну?
– Всё нормально, – сказал я. – Обычная компьютерная анимация. Специальная программа для самых маленьких. – Я врал с такой уверенностью в голосе, что мне и самому стало казаться, что это так. – Сейчас этим пользуются все виртуальные гувернантки.
– Да?! – в отличие от меня самого, Кристину мне провести не удалось. – А вот эта ночная рубашка? – она потрепала себя за подол. – А твои трусы?! А то, что ребенок смеется над тем, чего еще не может понимать?!
– Да, это развивающая программа, – продолжал я импровизировать. – Она разработана психологами. Это мы думаем, что ребенок ничего не понимает, а на самом деле он уже многое может понять, но только на уровне образов…
– Мне кажется, ты врешь, – просто сказала Кристина. – Я хочу поговорить с ним.
– С кем? – не понял я.
– «С кем, с кем», – передразнила меня Кристина. – Ну не со Степкой же. С Вадимом.
– Так и поговори, кто тебе мешает, – нарочито безмятежно пожал я плечами, вполз на кровать и растянулся во весь рост. – Хоть сейчас.
– Я не хочу разговаривать с ним по стерео, – возразила она, но по голосу я понял, что она уже успокаивается. – Я хочу встретиться с ним. Я живьем его ни разу даже не видела.
– А-а, – откликнулся я, как мог равнодушнее, делая для пущего правдоподобия вид, что одновременно с этим зеваю. – Ладно, встретишься…
Легко сказать! Как это она, интересно, встретится с этой неприкаянной душой?!
– Завтра, – сказала Кристина.
– Завтра, так завтра, – сказал я. – Давай спать.
«Завтра?! – лихорадочно вертелось у меня в голове. – Как же мы выкрутимся?!»
– Ты скажи ему, чтобы он зашел к нам, – продолжала она. – В любое время. Мне самой как-то неудобно, еще подумает, что я его невзлюбила. Только будь тогда же и сам дома. Позови, как будто в гости.
«Настоящий Козлыблин! – внезапно озарило меня. – Он ведь вернулся! Его отпустили! Он выручит!»
– О’кей, – сказал я. – Завтра он будет. Всё. Спим.
– Спим, – согласилась она, погладила меня по голове и заметила умиротворенно: – Как пёсик. Короткошерстный…
А за стенкой всё гудело еле слышное бормотание:
Шмуль дело свое знал. Очень, видно, был продвинутый моллюск.
Но назавтра о нашем ночном разговоре с Кристиной я вспомнил только ближе к концу плотно загруженного работой дня. Сперва мы с остальными RSSS-овцами работали над новой песней Петруччио, которая обещала стать хитом. Называлась она «Бинокль», и речь в ней шла о доблестном капитане корабля, который очень любил смотреть в соответственный предмет.
Кончилось это капитанское увлечение, само собой, довольно плачевно:
Вещичка получалась забойная и с коммерческой точки зрения многообещающая. А когда все разошлись, я снова взялся за свои сольные дела и до посинения шлифовал харрисоновские «Something» и «Here Comes The Sun». Самое сложное поймать интонацию, ведь голос я синтезирую из собственного… Я уже свел половину альбома! И, по-моему, очень достойно. Ещё немного, и я заново открою миру «Битлз».
Я прекрасно отдаю себе отчет в том, что музыка «Russian Soft Star’s Soul» в сто раз современнее и мы популярны сегодня, как никто. Но, боюсь, местечко в вечности я обеспечу себе все-таки этим римейком «Abbey Road»… Лишь около семи вечера я стукнул себя по лбу: «Козлыблин!!!», и попытался связаться с ним, но ответил мне его ДУРдом:
– К сожалению, хозяина нет. И он просил ни с кем его не соединять и лишний раз не беспокоить.
Я уже пытался пару раз связаться с Вадимом после того, как он вернулся на Землю. Но все время натыкался на его Дом, который всякий раз сообщал что-либо подобное. Я не спорил, главное, Вадим жив и здоров, а понадобится, сам на меня выйдет. Но сегодня ситуация была особенная, и я спросил:
– Но ты можешь хотя бы передать ему информацию?
– Если сильно надо.
– А спросить можешь?
– Ну?
Козлыблинский ДУРдом – ужасно наглый. Весь в хозяина.
– Баранки гну! Спроси его, не сможет ли он ко мне подъехать сегодня к девяти. Скажи, что мне это ОЧЕНЬ нужно. Скажи, что я его просто у-мо-ля-ю!
