Ник Перумов - За краем мира
Мельком Молли подумала, что горнострелкам следовало бы занять склоны гор, подняться на гребни по обе стороны ущелья; быть может, они уже так и сделали, но тамошние секреты ничем себя не выдавали.
Она ощутила, что медведь вновь готовится к броску, выдохнула, прижалась крепче — и в этот миг ощутила взгляд.
Пустой и холодный, он тем не менее настойчиво искал в темноте именно её, Молли Блэкуотер.
Она знала это. Поняла сразу, хотя и невесть, каким образом.
— Вперёд! — завизжала она прямо в ухо медведю, и в тот же миг вспыхнул четвёртый прожектор, несколько позади остальных.
Луч ударил прямо в их убежище, тени в ужасе исчезли, беспощадный свет выставил их на всеобщее обозрение.
И ночь тотчас взорвалась.
Сперва криками, а затем и выстрелами.
И, к изумлению Молли, крики были отнюдь не «тревога!», или «Rooskies!», или, на худой конец, хотя бы просто «вот они!».
— Ведьма! Ведьма! — завопило множество голосов.
И грянули выстрелы.
К счастью, медведь бросился вперёд мгновением раньше, едва только осознав, что кричит ему его наездница.
Пули зазвенели о камень, отбивая острую крошку Взлетели фонтанчики снега, смешанного с дымом, и Молли подумала, что так, наверное, выглядят упоминавшиеся в книгах разрывные патроны Поммероя.
Медведь мчался огромными прыжками, не забывая при этом застывать на полсекунды, сбивая стрелкам прицел и не давая взять упреждение.
— Ведьма! Ведьму убейте! — надрывались позади.
Молли вжалась лицом в спину оборотня.
Выноси, выноси, ну пожалуйста!..
Рядом с её собственным суматошно билось маленькое кошачье сердечко.
Наперерез пулям отчаянно бросилась Волка, высоко прыгнула, взвыла, отвлекая огонь на себя.
Часто–часто застучала митральеза, за ней вторая.
Свист, свист со всех сторон.
Яростный вой Волки.
Медведь конвульсивно дёрнулся, его вдруг мотнуло вбок, так что Молли едва не скатилась с его спины, но зверь даже не взрыкнул.
Они мчались к перевалу.
Все прожектора скрестились прямо на них, беспощадный свет выхватил беглецов из спасительной темноты и уже не отпускал.
Первый снаряд лёг с недолётом, осколки свистнули, земля подпрыгнула. По ушам ударило так, что Молли оглохла. Медведь кидался из стороны в сторону, припадал к снегу, вновь рвался вперёд, хотя заметно хромал на правую заднюю лапу.
Но громче взрывов и выстрелов в голове Молли звучало яростное: «Ведьма! Ведьма!»
О ней знали. Команда «Геркулеса», видно, доложила куда следует.
Волка метнулась назад, завыла, и снег за их спинами вдруг встал стеной, словно невидимая рука потянула вверх белое покрывало. Ветер задул им в лица, задул с неистовой силой, и потоки снега устремились прямо вверх, подобные гейзерам.
Волка выла. Она не бежала, она сидела, запрокинув голову, и выла, жутко, душераздирающе, не обращая внимания на пули и снаряды.
Вой вдруг оборвался.
Снежная завеса взметнулась высоко, надёжно прикрывая им спины, но, оглянувшись, Молли увидела, что Волка уже не сидит, а лежит, странно и неестественно вывернув голову.
— Всеслав! Всеслав! — Молли отчаянно вцепилась в повод.
Медведь зарычал, кинулся назад.
Снежные гейзеры уже опадали, белая плотная завеса стремительно истончалась.
Всеслав вцепился медвежьей пастью в загривок Волки, мотнул головой — волчье тело подлетело, словно пушинка, рухнув прямо Молли на руки.
Обращённый на неё медвежий взгляд говорил яснее ясного: «Держи крепко, как только можешь! Уронишь…» — дальнейшее Молли старалась не расшифровывать.
Всеслав вновь бежал, и Молли вцеплялась одной рукой в медвежью упряжь, а другой — в мех Волки. Она боялась увидеть кровь, но вервольфу не то оглушило, не то что–то ещё — ран Молли не заметила.
Неожиданно тяжёлая Волка так и норовила слететь наземь, пальцы у Молли немели, но волчью шкуру она не выпускала.
И мысли её так сосредоточились только на одном лишь непреложном стремлении во что бы то ни стало не разжать хватку, что она не заметила, как стихла стрельба, исчезли слепящие лучи прожекторов и все трое беглецов оказались за изломом перевала.
* * *В нас не стреляют, тупо думала Молли, по–прежнему намертво вцепившись в загривок Волки. И Всеслав больше не бежит, плетётся еле–еле, хромая на одну из лап. И хрипит тяжело. А Волка… Волка дышит, но едва–едва.
Медведь действительно тащился, словно из последних сил, низко опустив голову к самому снегу. На Молли он не глядел.
Но шли они теперь всё–таки вниз.
Вниз, а не вверх.
Королевская армия осталась за спиной. А вместе с пей — и крики «ведьма!», и свист пуль над головой.
Правда, Молли сейчас не могла этому порадоваться. Она вообще ничему не смогла бы порадоваться. Только держалась за поводья да вцеплялась другой рукой в бесчувственную Волку, пока медведь брёл всё дальше и дальше сквозь ночь.
«Почему перевал не охраняется? — подумала Молли. — Где же эти Rooskies, почему не стерегут вход в свою собственную страну?»
И тотчас из ночи донёсся негромкий свист. Ему ответил другой, подальше. Всеслав остановился, почти рухнув нa снег. Молли вместе с Волкой скатились с его спины, скатились вправо, и ладонь Молли сделалась отчего–то липкой.
Свист повторился, как и ответ. Из лунного света, заливавшего белый снег, из серых скал, из ниоткуда возникали тени в долгих балахонах.
Медведь приподнял голову, слабо рыкнул. Его мех покрывала кровь, чёрная в ночи.
Сильная рука опустилась на плечо Молли, и она вздрогнула. Немолодой бородач посмотрел прямо на неё, посмотрел внимательно и испытующе, потом покачал головой.
И махнул себе за спину, где четверо Rooskies держали широкие носилки с одеялами.
Залезай, мол.
Молли кое–как залезла — руки и ноги одеревенели. Бородач набросил на неё одеяла, а потом протянул откупоренную фляжку, над горлышком поднимался парок, видимый даже в слабом лунном свете.
Холод пробирал до костей и глубже, и, чтобы согреться, Молли выпила б и виски, и джина, и даже ужасного, по словам мамы, грога.
Её обожгло, но не от того, что питьё оказалось чрезмерно горячим. В напитке крылось что–то помимо сладости мёда и лёгкого привкуса каких–то трав. Тепло сразу ринулось по жилам, растекаясь по телу, так что Молли с блаженной улыбкой повалилась на носилки, забыв даже поблагодарить бородача.
Миг спустя она уже спала.
Глава 4
Молли часто читала в приключенческих книжках, как герой, заснув в одном месте, просыпается в совершенно ином.
Сегодня на месте такого героя оказалась она сама. Засыпала, повалившись на носилки, посреди морозной ночи на перевале через Карн Дред, проснулась же утром — или уже днём? — на высокой постели под тремя лоскутными одеялами, напоминавшими те, которыми она укрывалась в доме Предславы Меньшой.
— Мур-р! — обрадовалась дремавшая рядом кошка Диана.
— Вот именно, что мур-р, — сказала ей Молли сонным голосом. И огляделась.
Что, и тут сухие травы на стенах?! Это у Rooskies обычай такой?
Хорошо смазанная дверь не скрипнула, и рядом с постелью Молли внезапно появилась женщина. Появилась так неожиданно и так бесшумно, что Молли аж подскочила в кровати, а кошка Диана зашипела.
Среднего роста, с румяными округлыми щеками, глазами, синими как небо, от углов которых разбегалась частая сеть морщинок, в белом платке с алой вышивкой по краям, завязанном сзади, словно косынка, и белой же рубахе, поверх которой надето было нечто вроде платья на широких лямках. Верх светло–синий, низ — тёмный. И широкий кожаный пояс с какими–то сумочками на нём, похожий на патронташ.
«Она выглядит куда старше, чем мама, почти старуха», — подумала Молли. Волосы уже все седые — вон выбивается прядка.
Женщина решительно шагнула к лежащей Молли, нахмурясь, строго посмотрела на Диану — дескать, не шипи попусту, не балуй! — и кошка тотчас прекратила.
Сухая, слегка морщинистая, тёплая ладонь накрыла ладонь Молли, и голове у девочки тотчас заговорил негромкий приятный голос.
«Здравствуй, гостья дорогая. Здравствуй, Молли Блэкуотер».
Вновь, как и с Предславой, чужие мысли звучали на идеальном имперском. Но зачем её держат за руку?
«Извини. Но я могу говорить с тобой только так. Пред- слава, сестра моя меньшая, она умеет лучше. Старшая сестрица наша — ещё лучше. Ну а я… вот так. Нечасто нужда приходит».
«3-здравствуйте, мэм», — испуганно подумала Молли.
Голубые глаза женщины казались спокойными и умиротворёнными. И почему–то это пугало больше, чем суровый взгляд раненой Младшей.
«Средняя. Так и зови. Ну, или Вольховной. Средняя и сестра, а так–то нас трое. Меньшую, Предславу, ты уже знаешь. Она за перевалом воюет. А я здесь целительствую».
