Анатолий Маев - Генетик
Когда Вараниев переключился на последнего говорящего, который сообщал, что кот обои поцарапал, неожиданно на кровать запрыгнул один из только что игравших детей. Он вцепился руками в спинку кровати, отжался, завис в воздухе и сурово произнес:
— Проезд одной остановки оплачивается! Сволочи, опять борщ недосолили! Товарищи зрители, во время просмотра фильма семечки не грызть и ноги на спинки впереди стоящих кресел не ставить! Проезд одной остановки оплачивается… Сволочи, опять борщ недосолили! Во время просмотра фильма просьба семечки не грызть и ноги на спинки впереди стоящих кресел не ставить!
Профессор приоткрыл дверь палаты и, высунув голову в коридор, произнес: «Большой». Сразу же в палату вошли два санитара и куда-то увели последнего из оказавшихся на кровати.
Председатель побелел и потупил взгляд. Зайцевский, словно не замечая смятение, охватившее Вараниева, счел уместным сообщить ему некоторые особенности синдрома:
— Вы обратили внимание на содержание реплик пациентов? — И не дождавшись ответа, ровным, негромким голосом продолжал: — Уверен, что не обратили. А именно в этом состоит одна из загадок недуга. Во время обострения больные повторяют где-либо услышанные фразы. И по их характеру можно понять вид приступа: большой или малый. Цитируют отрывки из некогда услышанного ими в домашней обстановке. Семейные распри, телевизионные передачи, визит сантехника, животные… — малый приступ. Скоро играть пойдут, чего, увы, нельзя сказать о последнем пациенте: поезд, столовая, кинотеатр… Если больной цитирует фразы, услышанные им в общественных местах, это всегда означает большой приступ. Загадка же кроется в том, что те, кому уготован малый приступ, никогда не подвергаются большому. И наоборот. Поэтому, когда у Велимира случится первая вербальная манифестация, настоятельно советую запомнить ее содержание. Если будет малый приступ, места массового скопления людей в будущем угрозы ребенку не несут. В противном случае категорически следует исключить посещение таковых, иначе неизбежно будет спровоцирован приступ. Вокзал, торговый зал, ресторанный зал, кинозал и так далее — подобных мест следует избегать. Я уже не говорю о стадионах и дворцах спорта. Даже класс, да-да, обычный школьный класс может сыграть роковую роль. Также представляют опасность вагоны и наземный транспорт. Чем страшен большой приступ? Кроме продолжительной вербальной манифестации всегда имеет место агрессивность. Помните это! Ребенка сейчас моментально изолировали именно для того, чтобы предупредить его нападение на других детей.
— Почему у них такие лица?
Зайцевский, сцепив пальцы в замок, обхватил руками живот снизу, будто опасаясь уронить его, и со знанием предмета объяснил:
— Это характерные изменения лица, присущие синдрому. Внешние признаки появляются постепенно. С учетом того, что недуг начинает развиваться с рождения, когда ребенок, разумеется, еще не говорит, характерные изменения лица и речевые манифестации проявляются одновременно. То есть к тому моменту, когда больной начинает говорить, чаще всего в полтора-два года, внешние признаки успевают сформироваться.
— Скажите, доктор, а болезнь лечится?
— Увы, дорогой мой. Заболевание хромосомное, с патологией на этом уровне медицина пока бороться не может.
— Почему одни мальчики?
— Еще одна загадка болезни. Гемофилия — тоже болезнь мужского пола, но там все понятно, ее только женщины передают и только мужчины болеют. А тут — нет: утроение хромосом никак с полом не связано. Кстати, синдром Дауна, к примеру, и у мальчиков, и у девочек встречается. Двадцать первая аллель. Здесь то же самое в принципе, только аллель другая, четырнадцатая.
— Что же делать? Неужели нет выхода?
— Избавиться от болезни никаких шансов нет. Ваша задача — адаптировать ребенка социально. Синдром обусловливает характерные изменения лица и слабо выраженную умственную отсталость. Частые приступы, особенно большие, могут существенно затруднить развитие ребенка. Я напишу вам свое заключение, передайте его участковому педиатру.
— Но какое-то лечение все равно существует, если у вас здесь целая палата на семь человек, — пытался докопаться до истины председатель.
— Небольшое уточнение: на восемь — одно место свободно.
Уточнение Вараниев принял как недоброе предзнаменование.
— А что касается лечения… К сожалению, никакого лечения нет.
— Профессор, но ведь дети не могут находиться в больнице просто так.
— Конечно же, дорогой мой друг, они не за «просто так» у меня в клинике находятся — они за деньги здесь. «Просто так» сейчас в последнюю районную больницу не ляжешь.
— Но ведь вы сказали, что лечения не существует! — удивился Вараниев.
— Сказал и не отказываюсь от своих слов, — подтвердил Зайцевский.
— Ничего не понимаю: если синдром не лечится, какая польза от пребывания больных здесь?
— Никакой, — уверенно констатировал профессор.
— Может быть, я схожу с ума, поэтому ничего понять не могу?
— Вы удивлены? Объясняю: я сказал, что лечения нет, но не говорил, что не делается попыток его найти.
— Профессор, вы думаете, что это возможно? — с еле слышимыми нотками надежды в голосе спросил Вараниев. И получив отрицательный ответ, уточнил: — Получается, вы сами не верите в проводимое лечение?
— Не совсем так: лечения я не провожу — только наблюдаю.
— Потому, что наблюдения помогут найти лечение? — допытывался председатель.
— Нет. Потому, что родители пациентов платят деньги, — без тени смущения объяснил профессор.
— За что же они их платят? — чуть ли не вскрикнул Виктор Валентинович.
— Хотя бы за то, что дети находятся под присмотром крупнейшего в мире специалиста по «синдрому попугая».
У Вараниева тут же затеплилась надежда, что «крупнейший специалист» как-то сможет помочь, а потому он задал закономерный вопрос:
— Я могу с ним поговорить?
— Вы с ним уже четверть часа говорите! — последовал ответ.
«Скользкий и опасный тип», — подумал председатель о профессоре перед тем, как покинуть клинику.
Хвостогривову жуткая новость не расстроила. Под предлогом воспитания неполноценного ребенка она добилась увеличения ежемесячного содержания.
* * *Больше всего Вараниев боялся реакции господина Гнездо. Ведь именно его деньгами оплачивались аппаратура и труды Ганьского, квартира Хвостогривовой, выдавались вознаграждения врачам. И именно Вараниев убедил спонсора вложиться в перспективное якобы дело, в красках разрисовав ему, как новоявленный Вождь приведет партию к власти и сполна отблагодарит всех, кто заслужил. Много чего наобещал председатель, а потому не знал, как донести новость до господина Гнездо. Советоваться он поехал к Шнейдерману.
— А ты пока не говори! — предложил Боб Иванович. — Сегодня не лечат, а завтра, глядишь, научатся. Я вон недавно прочитал, что в Эстонии одному учителю голову от шимпанзе пересадили, и ничего — живет. Правда, по деревьям стал лазить и рожи корчить.
— Зачем пересадили? — сомневаясь, не шутит ли Шнейдерман, спросил Вараниев.
— А черт их знает, — ответил второй человек в партии, — об этом не сообщали. Короче, поменяли, и все. А лет десять назад о таком даже и не думали. Да и мало ли что сказал тот профессор! Может быть, он не знает, как лечить, а другой знает.
«Нет уж, Зайцевский точно знает, что говорит, по нему видно», — подумал Вараниев. Но тут ему вспомнились слова Ганьского о болезнях, обусловленных генно-хромосомной патологией: «…после установления диагноза узнать имена ведущих специалистов в каждом конкретном случае и обращаться к ним. И только к ним!»
На следующее утро Вараниев и Шнейдерман отправились в Главную врачебную библиотеку. С большим трудом, потратив много часов, они сумели найти то, что искали, — «Биенальный справочник болезней и синдромов. Ведущие специалисты мира».
Вараниев открыл книгу.
Промелькнули «Инфекционные болезни», «Урология», «Абдоминальная хирургия», «Психиатрия» и многие другие разделы, пока наконец не отыскались «Хромосомные болезни и синдромы». Разволновавшийся председатель отложил книгу и вышел перекурить. Сигарета в руках Вараниева всегда означала лишь одно — нервничает. Вернувшись, он сел на стул рядом с Бобом Ивановичем.
— Не то, все не то! — повторял Шнейдерман, вслух читая названия недугов: — «Синдром Шерешевского-Тернера, синдром Нуннана, синдром Орбели…» — И наконец наткнулись на строку: «Синдром попугая. Ганьский, Аполлон. Россия. Москва. Безработный».
Товарищи по партии уставились друг на друга. Потрясение было настолько велико, что слова подошедшей к столу сотрудницы библиотеки «Господа, перестаньте кривляться! Вы в библиотеке, а не в продуктовом магазине» не вывели их из состояния оцепенения.
