Карен Стрит - Эдгар Аллан По и Лондонский Монстр
Миссис Фонтэн поправила шаль, избавив меня от ужасного окаменяющего взгляда, и подала мне визитную карточку:
– Вот мой адрес. Мы начинаем в восемь. Доброго вечера вам, мистер По.
Рядом со мной возник Дюпен, и она слегка поклонилась ему:
– И вам доброго вечера, шевалье Дюпен.
С этими словами она поспешно удалилась. Ее шелковое платье шуршало на ходу, точно листва перед бурей.
Я взглянул на визитную карточку. На ней позолоченными буквами было отпечатано:
Миссис Ровена ФонтэнСенситив, Ваш Советник и Проводник в Мире ДуховКамден-таун, Бейхем-стрит, 16.– Ходить туда, конечно же, не следует, – сказал Дюпен.
– В самом деле? Отчего же?
– Эта миссис Фонтэн, вне всяких сомнений, мошенница.
Заявление Дюпена раздражало. Я ощутил настоятельную необходимость вступиться за леди.
– На этом свете множество тайн, проникнуть в которые не в силах даже самые прославленные аналитики. Она знала ваше имя, а ведь я вас не представил.
Дюпен только хмыкнул.
– Это несложный трюк. Я ведь не призрак, как вы себе вообразили. О моем присутствии в Лондоне известно, в этом я уверен. Да, вы правы, аналитический метод имеет свои пределы. Но и я не ошибаюсь насчет пределов возможностей этой леди-медиума. И потому я должен хотя бы попытаться отговорить вас от посещения ее балагана.
– Боюсь, у вас не выйдет.
– Даже если я скажу, что ваша миссис Фонтэн – против вас, заодно с мистером Мэкки и прочими сомнительными типами?
– Ваши обвинения – скорее жест отчаяния. Миссис Фонтэн явно не была знакома с мистером Мэкки, как и он с ней. А уж кого вы имеете в виду под «прочими сомнительными типами», не могу себе даже представить.
– Человека, которого я преследовал, покинув зал.
– Вам удалось задержать его?
– Нет.
– Тогда я вас не понимаю. Дюпен, отчего вы считаете, что он был вместе с миссис Фонтэн? Они сидели порознь и порознь ушли. А какой же джентльмен позволит леди отправиться домой без сопровождения?
– Очень сомневаюсь, что он – джентльмен. И, хотя они и ушли порознь, я абсолютно уверен, что прибыли они вместе. Я видел, как они одновременно вошли в зал, быстро обменялись взглядами и заняли кресла в разных местах. Между ними чувствовалось взаимопонимание.
– Какого рода?
– Этого я пока что не знаю.
– Что ж, тогда мы тем более должны попробовать узнать больше, посетив ее сеанс, – сказал я, в мыслях весьма гордясь своими способностями к логическим умозаключениям. – Если миссис Фонтэн, как вы утверждаете, в сговоре с этим темноволосым человеком, то мы имеем прекрасную возможность выяснить их мотивы. А может статься, что миссис Фонтэн действует из лучших побуждений, и меня в самом деле ждет послание от бабушки. Как бы там ни было, Дюпен, одно можно сказать точно: у этой леди есть нужная мне информация. Неважно, получена ли она из мира мертвых или из мира живых. И я намерен получить эту информацию.
– Мне помнится, вы сказали: «Мы должны попробовать узнать больше, посетив ее сеанс», – холодно заметил Дюпен.
– Я буду очень рад вашей компании, – ответил я. – И вашей защите.
Дюпен немного помолчал. Он явно был очень недоволен моим решением. Лесть же моя если и подействовала на него, то лишь отчасти.
– Ну что ж, – наконец сказал он, – вы совершенно правы. Порой, чтобы докопаться до истины, приходится рисковать всем самым дорогим. Давайте посетим ее завтрашний сеанс, но будем настороже. А пока – вернемся к Брауну? Или вы хотите еще пообщаться со слушателями?
В зале еще оставалось две-три кучки зрителей, оживленно болтавших между собой, но никто из них не проявлял интереса ко мне.
– Нет, я вполне готов уходить.
– Тогда идемте.
Дюпен простер руку к дверям, приглашая меня пройти первым. Вскоре мы отыскали извозчика и отправились обратно в «Аристократическую гостиницу Брауна». Дюпен извлек из кармана свою пенковую трубку и набил ее табаком. Я последовал его примеру, хотя предпочел бы еще немного «шотландской храбрости» мистера Годвина.
– Можно сказать, мероприятие прошло с огромным успехом, – заговорил Дюпен.
– К несчастью, вынужден не согласиться с вашей оценкой. – Дюпен хотел было возразить, но я поднял руку, отвергая любые слова утешения. – Жалость делу не поможет, а слишком снисходительный критик – скорее, враг писателю, чем друг.
Дюпен слегка приподнял брови.
– Вы разочарованы тем, что мистер Диккенс не смог прийти.
– Или не пожелал.
– Вот это, я вполне уверен, совсем не тот случай. И на данном этапе расследования мы должны задаться вопросом: в самом ли деле сегодняшние чтения организованы именно мистером Диккенсом?
– Но мистер Годвин встречался с мистером Диккенсом и сказал, что тот был весьма восхищен моим творчеством!
– Мистер Годвин, конечно же, встречался с кем-то, назвавшимся мистером Диккенсом и организовавшим чтения, но это мог быть и самозванец. Не стоит забывать: мистер Годвин плохо знаком с литературными кругами.
Мне немедленно вспомнилось, как мистер Годвин принял моего друга за меня, и Дюпен улыбнулся, угадав мою мысль.
– Самозванцем мог быть мистер Мэкки, или тот темноволосый, которого мне не удалось догнать. Глядя фактам в лицо, у нас нет ни единого доказательства тому, что с вами вел переписку сам мистер Диккенс, – заявил Дюпен с раздражающе триумфальной ноткой.
– Это уж и вовсе пустые измышления, – проворчал я.
Предположение Дюпена сделало этот вечер еще более неудачным. Мало того, что я был крайне недоволен своим выступлением – еще и все надежды на знакомство с мистером Диккенсом, пожалуй, окажутся тщетными!
Дюпен не стал утешать меня. Он снова раскурил свою пенковую трубку и выпустил струю дыма в окно кареты.
– Еще мы должны принять во внимание необычайное совпадение, – сказал он наконец.
– Какое же?
– Выбор даты для ваших чтений.
– Восьмое июля? Так предложил мистер Диккенс. Или человек, выдававший себя за него.
– Именно, – подтвердил Дюпен. – И эта дата многое значит для нашего расследования.
Я никак не мог понять, что он имеет в виду, и Дюпен, слегка поморщившись от моей недогадливости, продолжал:
– Восьмое июля тысяча семьсот девяностого года. Дата совсем иного представления. В этот день состоялось первое слушание дела Уильяма Ринвика.
Этой новостью Дюпен словно нанес мне жестокий удар в грудь. Я почувствовал себя совершенно опустошенным и не мог вымолвить ни слова. Дюпен же не стал утруждать себя дальнейшими объяснениями. Вскоре мы прибыли к Брауну, и настроение мое было мрачнее ночной тьмы.
– Не терзайтесь, – заговорил Дюпен, входя в фойе. – Мы непременно найдем вашего противника. Найдем и одолеем. Не сомневайтесь. – Он слегка поклонился. – Доброй ночи, По, и крепкого сна без сновидений!
С этими словами он удалился к себе. Я подошел к портье, чтобы проверить почту, но тот лишь отрицательно покачал головой. Все в том же опустошении я поднялся в свой номер и, войдя, обнаружил на столе зажженную аргандову лампу. В круге ее янтарного света стояла бутылка коньяка. Глядя на это восхитительное виденье, я ожидал чего угодно – например, появления из бутылки какого-нибудь духа или джинна. Но нет, бутылка просто стояла на столе, сияя в сверхъестественно ярком свете лампы.
Приблизившись к столу, я обнаружил под бутылкой сложенный лист бумаги. Дрожащие пальцы мои потянулись к ней. Мысли совсем смешались…
Девоншир Террас, 1, Лондон
8 июля 1840 г.
Дорогой мистер По!
Приношу глубочайшие извинения за то, что не смог присутствовать сегодня на ваших чтениях, пребывая в сильнейшем недомогании от скверного вина, которое подавали в нашем издательстве накануне вечером. В сем плачевном состоянии не могу даже по достоинству оценить иронию ситуации. Уверен, чтения ваши будут иметь большой успех, и всей душой надеюсь, что вы простите мое отсутствие на вашем лондонском дебюте.
Ваш покорный слуга
Чарльз Диккенс.
Как мне хотелось верить, что это письмо написано самим великим Чарльзом Диккенсом! Но мысли мои были отравлены подозрениями Дюпена, и я невольно задумался, не подделка ли это. Некоторое время я сидел, глядя на блеск бутылочного стекла, точно завороженный. Неизвестность, окружившая меня со всех сторон, словно бы наполняла тьмой все мое существо. Я старался гнать мысли о тайнах и загадках последних недель прочь, но вместо них на душу тяжким бременем ложился сегодняшний провал.
«Подделка или нет – но что дурного в том, чтобы отведать подарок?» – спросил голосок внутри.
Я налил щедрую порцию коньяка в бокал, стоявший возле бутылки, и обхватил его ладонями, чтобы согреть содержимое. Аромат коньяка, поднявшись в воздух, достиг моих ноздрей. Запахло домом – летним днем, цветущим клевером и медом. Я вновь оказался на берегах Скулкилла, вместе с дорогими моими Сисси и Мадди. Над морем красного и белого клевера носились пчелы, и пыльца на их натруженных лапках поблескивала в солнечных лучах. Вскоре бокал опустел. Я налил себе другой, а за ним и третий. Под завораживающим воздействием чудесного эликсира оживали воспоминания, уходили прочь печали – менялось само прошлое!
