Скотт Вестерфельд - Голиаф
Едва Алек впился пальцами в веревки, что снизу, как корабль потряс еще один удар. По мембране прошла крупная дрожь, а Дэрин с Алеком подкинуло на полметра, но она держала его крепко. Ее тело на леденящем ветру дышало скудным теплом.
— Мы все еще слишком низко! — крикнула она. — Одна большая волна, и…
В этот момент хлынул поток дождевой воды — от силы по колено, но на полной скорости. Он накрыл их в лежачем положении, залив Алеку рот и нос. Алек что было сил сжимал тросы и одновременно чувствовал, как его самого сжимает Дэрин. Его страховка натянулась струной, в то время как поток неумолимо увлекал их обоих вниз по отлогому скату воздушного зверя.
После нескольких долгих секунд поток миновал, и вода стекла с хребта в обоих направлениях. Дэрин разжала объятия, и Алек сел, надрывно кашляя и отхаркиваясь.
— Набираем высоту, — сказала Дэрин, глядя со стороны. — За счет скорости мы стряхнули воду, пусть и не всю.
Алек съежился в вымокшем комбинезоне. Мир, судя по всему, сошел с ума. Ветер ревел яростью сотен моторов, с неба сыпался твердый, как гравий, дождь, по всей длине «Левиафана» вниз неслись ледяные потоки…
А его друг Дилан был девчонкой.
— Что вообще стряслось, везде и всюду? — спросил он, сиротливо сжавшись от холода и зажмурив глаза. Мир рухнул в ту ночь, когда погибли его родители, но каким-то образом по-прежнему продолжал рушиться.
Дэрин встряхнула его:
— У тебя на голове рана, Алек. Ты только не засыпай!
Он приоткрыл один глаз:
— Я бы и рад, да только холодновато.
— Вот и хорошо — в смысле, смотри не отключайся! — Она придвинулась так, что их головы почти соприкасались. — Лучше вот со мной разговаривай. Давай-давай.
Алек полулежал, дрожа и думая, что же такого сказать. Грохот двигателей стучал внутри головы, мешая мысли.
— Я на секунду забыл, что ты девчонка.
— Понятное дело. У тебя ж при падении крыша прохудилась.
Он кивнул. От странной игры слов где-то в мозгу воскресла память о прежних событиях.
— Крыша прохудилась… Ты это, кажется, говорила при нашей первой встрече. После того как вы потерпели крушение в Альпах.
— Да, я в ту ночь была какая-то такая, малость не в себе. Но и ты тоже был хорош… Делал вид, что ты швейцарский контрабандист. Не стыдно, дурища?
— Я просто не сообразил, кем мне притвориться. В этом-то и проблема.
Дэрин улыбнулась:
— Да уж… Притворщик из тебя, ваше высочество, и впрямь, надо сказать, некудышный.
— Нехватка практики.
Алек дрожал, и они прижались теснее. Их лица едва не соприкасались. Капюшон у Дэрин был поднят; ее мокрые волосы лепились ко лбу, закрывая часть лица.
— Эй, — она нахмурилась, — ты опять глупишь?
Алек тряхнул головой, но веки неодолимо тяжелели. Чувствовалось, как дрожь в теле унимается, уступая в борьбе с холодом. Мысли постепенно уплывали в бушующий шторм окружающего мира.
— А ну, не спи! — прикрикнула Дэрин. — Говори давай!
Он вяло поискал слова, но дождь как будто смывал их прежде, чем они успевали сформироваться. Оцепенело глядя на Дэрин, Алек чувствовал, что его сознание раскачивается как на качелях: вот он видит ее как девчонку, а вот как мальчишку…
И он понял, что именно должен сказать:
— Обещай, что больше никогда не будешь мне лгать. — Она закатила глаза. — Я говорю: обещай! — с внезапной силой крикнул Алек, перекрывая вой ветра. — Ты должна мне поклясться, иначе мы с тобой не сможем быть друзьями.
Секунду Дэрин пристально смотрела на него, а затем кивнула:
— Александр Гогенбургский, обещаю, что больше никогда не буду тебе лгать.
— И что больше не будешь держать от меня секретов.
— Слушай, тебе это точно надо?
— Да!
— Хорошо. Я больше не буду от тебя ничего утаивать. Пока жива.
Алек улыбнулся и наконец позволил себе закрыть глаза. Ведь это было как раз то, чего он действительно хотел: чтобы его союзники поверяли ему всю правду без утайки. Неужели это такая уж невыполнимая просьба?
Затем он почувствовал легкое тепло на лице, и к губам приникли губы — вначале легонько, затем крепче, с напряженной дрожью. Алек непроизвольно вздрогнул, как иной раз человек выходит из омута сна. А когда открыл глаза, перед ним было лицо Дэрин.
— Проснись, дурашка принц, — сказала она, чуть отстранившись.
Алек глупо моргнул:
— Это ты сейчас… что?
— А вот. Никаких секретов, ты не забыл?
— А-а, — приходя в сознание, протянул Алек и снова вздрогнул, но не от холода. Голова теперь была ясная, слышно было, как в тишине нагнетал свой шум дождь. — Ты же знаешь, я не могу…
— Ты принц, а я простолюдинка. — Она пожала плечами. — В этом, кстати, и есть отсутствие секретов.
Он кивнул, с прежним недоумением чувствуя у себя на губах тепло ее секрета.
— Знаешь, вот теперь я точно проснулся.
— Значит, поцелуй действует, в том числе и на спящих принцев? — спросила Дэрин, и ее улыбка тут же угасла. — Алек, мне от тебя тоже нужно обещание.
— Само собой, — кивнул он. — Клянусь, что у меня от тебя секретов не будет.
— Я знаю. Но я не об этом. — Дэрин отвернулась и, по-прежнему обнимая его за плечо, смотрела в темноту. — Обещай, что ты для меня будешь лгать.
— Для тебя, лгать?
— Теперь, когда ты знаешь, кто я, от этого не уйти.
Алек неуверенно замолчал. Как все-таки странно, клясться в том, чтобы лгать. Но клятва эта для Дэрин, а ложь будет… для кого-то там другого.
— Хорошо. Дэрин Шарп, я клянусь лгать для тебя и оберегать твой секрет. — Оттого ли, что Алек произносил это вслух, дыхание перехватило, и он вначале закашлялся, а затем рассмеялся. — Только не могу обещать, что у меня это получится гладко.
— Да уж как получится. Просто такая уж у нас получается неразбериха.
Он кивнул, хотя толком не понял, что же это за неразбериха такая. Ну, поцеловала, ну и что. А интересно, еще раз поцелует?
Но Дэрин с серьезным лицом внимательно смотрела куда-то в непогоду. Лично Алек не различал там ничего, кроме темени и дождя:
— Что там?
— Спасение, ваше высочество. А именно четверо самых мосластых такелажников во всем экипаже ползут сейчас сюда на карачках под шестидесятимильным ветродуем. Рискуют своими, так их разэтак, жизнями, чтобы с вами все было в порядке. — Она нахмуренно обернулась. — Ох, как это, наверное, здорово, быть принцем.
— Иногда даже очень, — ответил он, позволяя, наконец, своим глазам закрыться. Алек снова вздрогнул, можно сказать, брыкнул каждой мышцей. Дэрин плотнее прижала его к себе, стараясь хоть немного поделиться своим теплом, пока сильные руки такелажников не подхватили и не понесли его туда, где тепло и тихо.
ГЛАВА 21
— Это, смею полагать, последнее проявление вашего героизма.
Голос графа Фольгера звучал снисходительно, но слова разили сухо и точно, как уколы шпаги.
— Никакого героизма не было. Я там был просто как переводчик.
— Ах, вот как? И теперь вы здесь лежите с перебинтованной головой. Хм. Довольно каверзные, на мой взгляд, переводы.
— Довольно каверзные, — хихикнул Бовриль.
Алек пригубил воды из стоящего в изголовье стакана. От выпавшего накануне потока событий в голове все смешалось. Помнилось, как корабль свободно парил во время шторма в странном затишье, а затем двигатели взревели, превратив дождь в неистовую бурю. После этого все полетело куда-то. Он упал и ударился головой, затем чуть не захлебнулся в бурной кипени дождевой воды. А Дэрин Шарп его поцеловала.
— Надо было устранить серьезные неполадки, — нетвердо сказал он. — Обрыв антенны.
— Дарвинисты полагаются на вас как на посредника между ними и Теслой. Вы оба жестянщики, и оба переметнулись в этой войне на их сторону.
— Не заметил, чтобы Теслу волновали мои политические привязанности и связи.
— С австрийским правительством, разумеется, нет. Но он усматривает в вас способ распространить весть о его оружии. — К облегчению Алека, Фольгер перестал расхаживать взад и вперед. — Благодаря тем вздорным статьям вы уже сделались знаменитым. А скоро вы вместе прибудете в Америку на самом большом в мире воздушном корабле.
Алек снова сел и уставился на Фольгера, пытаясь определить, насколько тот серьезен.
— Тесла всегда был в некотором смысле человеком сцены. — Граф с легким пренебрежением пожал плечами. — Доктор Барлоу рассказала мне о его спектакле в Токио. И знаете что? По-моему, в этом есть определенный смысл. Самый лучший способ предотвратить применение Голиафа — поведать всем о его возможностях, а это означает создать сенсацию. Так что почему бы ради скорейшего окончания войны не разрекламировать свое оружие, использовав вас, мальчика, чья семейная трагедия и послужила ее началом?
Алек снова потер виски. С каждым словом Фольгера молотки в ушах стучали все сильней. Надо же, сначала Дэрин, а теперь еще вот это.
