Ирина Белояр - Картошка и саксофон
Там — еще одна комната, такая же, как эта.
В той комнате тоже придется искать дверь…
* * *Я сидел на лавочке, пил пиво и медитировал на голубей. Это вам уже известно. Ну так вот, я не один там сидел, только не сразу заметил. Когда заметил, спросил:
— Дед, как по-твоему, зачем возникла Вселенная?
— Рыбки хочешь? — с готовностью откликнулся дед.
— Давай.
— Это не покупная рыбка. Зять на Волге нарыбачил.
— Здорово.
— Может, ты и водки хочешь?
— Водки не хочу, жарко. Ты про Вселенную не ответил.
— А чего про нее отвечать? Вселенная — сон, который снится Создателю. Это из дзэн-буддизма, кажется. А может и не оттуда. Не помню.
— Ну, ты даешь, дед!
— Это ты даешь. Далась тебе Вселенная. С бабой поругался или с работы уволили?
— И то, и другое. Ясновидящий, что ли?
— Да нет. Просто давно живу.
Мусорная птица голубь пришла выяснить — а чего это мы тут жуем?
— Я музыкант, дед, понимаешь. А не торгаш. И торгашом быть не хочу.
— Чем торгуешь?
— Уже ничем.
— А раньше?
— А раньше… чем только не торговал. Шмотками, дисками, пластиковыми стаканчиками. Дисконтными картами еще торговал. Фишка такая: сначала тебя обдерут как липку, а потом с отобранного тебе же скидку сделают.
— Молодцы, — уважительно кивнул собеседник.
— Никогда не покупай дисконтные карты, дед.
— Не буду.
— Правильно.
— А ты чем-нибудь другим торгуй.
— Не хочу.
— А чего хочешь?
— Музыку играть.
— Музыку не едят.
— Музыкой дышат.
— А воздухом сыт не будешь.
Около нас крутились птицы, кошки и собаки — все чего-то хотели: то ли есть, то ли музыку играть…
— Так ты мне скажешь, зачем вся эта херня возникла?
— Ну, если настаиваешь… Была у Бога и Дьявола общая игрушка — прозрачный шарик, посередине разделенный диском. А игра заключалась в следующем: Бог делает — Дьявол переделывает. У кого лучше получится.
— Ага.
— Дьявол все время проигрывал, потому как Бог создавал быстро, а тот за ним не успевал. Вот он и решил сыграть ва-банк. Внушил одному человеку мысль, что на самом-то деле Земля не плоская, а круглая, а вокруг нее не твердые небеса, а целая бесконечная Вселенная. Человек призадумался — и шарик вывернулся наизнанку.
— Одной силой мысли? Вот это да!
— Тогда ж духовное было определяющим, это потом все наоборот стало. Шарик вывернулся наизнанку, Земля — круглая, вокруг нее — остальной материальный мир, а Бог с Дьяволом оказались внутри. Поэтому теперь у нас сознание — внутренняя особенность материи. И назад — никак.
— Значит, Вселенная возникла, потому что Дьявол захотел переиграть Бога?
— Значит, так.
— По ошибке, стало быть.
— Понравилась тебе сказка?
— Нет.
— Тогда сочини такую, чтобы понравилась.
— Я не хочу сочинять. Я знать хочу.
— Человек знает только то, что сам сочинил. А больше ничего знать нельзя. Бог-то ведь внутри, а не снаружи.
— Солипсист несчастный.
— Не выражайся… Захотел любить — придумал любимую. Захотел ненавидеть — придумал врага. Чего придумал, тем и живет.
— А если ничего не придумал?
— Тогда не живет.
— Я мыслю — значит, существую… А тебя самого-то устраивает притча, которую ты сочинил?
— Да у меня их много.
— Чего ж ты мне эту рассказал? Получше не нашлось?
— Прятаться ты любишь. Расскажу получше — спрячешься в нее. А в эту не захочешь.
— Вредный ты тип, дед.
Он поднялся со скамейки. Помолодел, стал выше ростом. И на кого-то очень похож… на меня, елки-палки!
А чего ж я хотел, беседуя с собственным зеркалом?
* * *«Я люблю тебя все-таки.
Почему-то мне кажется: чтобы ни произошло в жизни с нами обоими — умирать я буду у тебя на руках. Всегда вот так:
— Как у вас дела?
— Да разошлись, сколько можно.
— Хи-хи… опять?
А потом и хихикать перестали…
Ты возвращаешься, когда мне плохо. Ты возвращаешься, когда нужен. А потом становится еще хуже.
В позапрошлом году. Я подошла — ты стоял и смотрел в окно — и уткнулась лицом между лопаток. Я никогда не доставала выше лопаток, даже на каблуках.
Ты в ту ночь назвал меня не моим именем. Не знаю, заметил ли ты, что я совершенно искренне ничего не заметила.
В прошлом году. Я ходила по улице, прожигая панораму горящими глазами. Я сшибала мебель и нечаянно ломала металлические ложки, и все было потрясающе здорово… а когда он закрыл за собой дверь, занесла его номер в черный список — и вечером позвонила тебе. Но ты был пьян.
Мы провозились всю ночь: оба очень хотели, чтобы чего-нибудь получилось, но ни черта не получилось, ни у тебя, ни у меня.
Дело не в тебе. И не во мне. Просто выдохлись. Исчерпали друг друга. Уже не сможем друг друга вытащить, только утопить.
Иди к черту. Считай, что я опять бегаю по улицам, прожигая панораму горящими глазами и прочее. Не звони мне. Ни сегодня, ни завтра, ни послезавтра…
Я сама тебе позвоню.
Крепко целую.
Твоя».
— …КАКОГО ЧЕРТА ТЫ ОПЯТЬ РЕФЛЕКСИРУЕШЬ?! ВТОРОЙ ЭТАЖ ПРОЛЕТЕЛИ, ТЫ ЧТО — БЕССМЕРТНЫЙ??????????
Этюд третий: Истукан. Драйв— С ума взбеситься можно. Так прямо взял — и моргнул?
— Чтоб я сдох.
— Не нааадо… подыхать. А вот я попробую?
— Э! Не стоит.
— Да ладно, я одним глазком, — Ольга наморщила лоб и уставилась — одним глазком — в деревянные глаза деревянного истукана. С минуту покачивала головой вправо-влево, потом разочарованно заявила:
— Не хочет.
— Я пошутил.
— Тыыыы!
Большая, мягкая, якобы сердитая кошка прыгнула — я оказался на кушетке навзничь и укушенный.
— Ты все врал.
— Да.
— Не было никакого наваждения.
— Не было.
— И никаких джунглей не было.
— Никаких.
— И Африки никакой не было.
— Ее вообще не существует.
— Вот именно… что? Африка есть! Опять врешь?
— Нет.
— Она на карте нарисована!
— Это другая Африка. В которой я был, той не существует. Правда.
Танюха улыбнулась:
— Ну вас на фиг.
— Пральна. На фиг его.
— Да нет, я думаю — не врет. Состояние нужно особое.
— Ага. Травки хочешь?
Танюха молча слезла с дивана и подошла к истукановой морде. Эта морда мне снилась по ночам, в красном мороке вставала перед глазами, когда я был возбужден или рассержен. Я имел неосторожность посмотреть на нее (ох, уж этот апломб цивилизованного идиота!) два года назад. А ведь предупреждали старики: не надо…
— Не надо, Тань.
Она хмыкнула:
— Знаешь, что я думаю?.. Так ведь не бывает, чтобы только приобретать. Что-то находишь — что-то теряешь…
— Бывает! — заявила большая мягкая кошка. — Я вчера пятьдесят баксов нашла. На газоне. И не потеряла ничего.
— Не может быть! — я потянул зубами ее рукав. — Ты потеяла, пвошто ишо не жнаешь!
— …так вот: интересно, что мы потеряли, когда перестали быть каннибалами?
— Танькаа! Э, ну тебя, — Ольга задом, на четвереньках отползла в дальний конец дивана.
…Перед глазами у меня встала пляска тел, в ушах застучало сердце, во рту появился вкус крови, зашумело в голове…
…холодная вода в лицо.
Татьяна — с пустым стаканом в руке — смотрела мне в глаза. Изучающе так смотрела.
Не знаю, почему он выбрал меня.
Я только помню, что стоял над обрывом. Маленький осьминожек сердца рос, раздувался, раздвигал ребра, выбрасывал огненные щупальца, опутывал ими тело и пространство вокруг тела, хлестал воздух плетьми щупальцев, поджигал мозг, хватался за космос… Хотелось лететь и петь во все горло что-нибудь разухабистое, хотелось кого-нибудь убить — или умереть самому…
И когда я заглянул в глаза идола, то увидел в них свое отражение. В тот момент мы были чем-то одним… так мне казалось.
Мимикрия хищника, ожидающего жертву.
— А тепееерь! Я буду тебя топить, а ты будешь меня спасать.
— А может, наоборот?
— Нет. Я сказала, — Ольга опрокинула меня в бассейн. В горле — вода, во рту — мокрые волосы, я закашлялся, твердый прохладный сосок прикоснулся к щеке, пляска тел перед глазами, стук сердца в ушах, вкус крови во рту, в голове зашумело…
— Ааааа!
