Надя Яр - Корона
— Она растёт, — сказал Джонни, глядя на Нову.
— Мы слишком медленно движемся для того, чтобы человеческий глаз мог пасть жертвой этой иллюзии, — сказал Тета.
— Растёт, — возразил юноша. — Солнце похоже на…
— Желток, — саркастически предложил Кит. — Люблю глазунью.
Джонни покачал головой.
— Золотой шар, — не сдавался Кит. — Из тех, которые для понта носит Джим. Джим любит понтоваться.
— Солнце похоже на рану, — сказал Джонни, — из которой течёт свет.
Не отрываясь от экрана, он как бы случайно передвинул своё кресло поближе к Окойе. Кит равнодушно пожал плечами и сдался, спрятал глаза. Обычный человек после этого погрузился бы в молчание, и Тета был удивлён, услышав явно обращённый к нему вопрос.
— Как Вы думаете, Тета, Вавилон принёс Патрии благо или же зло?
— Благо, — осторожно сказал Тета. Он видел, что начинается нечто новое, и не хотел спугнуть собеседника, который представлял для него интерес.
— И в чём оно заключается, это благо?
— С моей точки зрения, сотрудничество и торговля лучше войны, всеобщие гражданские права лучше сословного неравенства и рабства, а здоровье и длительная юность гораздо лучше болезней, старости и смерти.
— Скажете ли Вы также, что тирания лучше республики?
О как, отметил Тета.
— Вы думаете, что здесь уместно говорить о тирании?
— Как же ещё назвать шестнадцать лет единоличной диктатуры?
— Насколько мне известно, диктатура — традиционная антикризисная мера на Патрии, — сказал Тета. — Не говоря о том, что Ваш отец уже восемь лет как законно избранный президент.
Он хотел дать Киту понять, что знает о его родине довольно много, и водить его за нос будет затруднительно, но не знал, как сделать это, не нарушив такта.
— Да, — сказал Кит, — это традиционная мера. Если диктатор назначен легальным путём.
— Насколько мне известно, предыдущий диктатор, генерал Дансени, назначил себя сам. Это не помешало элите Вашей страны считать его власть законной.
— Вы ошибаетесь, Тета. Полномочия Дансени были подтверждены сенатом.
— Под угрозой смерти. Если рассмотреть вопрос с Вашей позиции, Кит, то получится, что Ваш отец тоже получил свои полномочия законным путём. Сенат за него проголосовал.
— Под пушками Вавилона.
— Пушки Вавилона даже не приблизились к городской стене. Или Вы имеете в виду Джейн Грэй? — Тета видел, что его водят за нос, и решил тоже схитрить. — Вы хотите сказать, что сенаторы Патрии испугались одной-единственной женщины?
Они её действительно испугались, и в этом не было ничего постыдного, но выросший в патриархальном обществе Кит вряд ли захочет это признать.
— Они испугались чудовища, — сказал Кит. — Но допустим, Вы правы. Однако такой долгий срок диктатуры — семь лет! — должен быть подтверждён народным собранием.
— Насколько мне известно, Ваш отец выиграл выборы революционного семьдесят седьмого года.
— Вы ошибаетесь. Он их проиграл.
— Только из-за открытой манипуляции со стороны политического противника. К тому же с точки зрения Вавилона победитель на выборах — тот, кто получил большинство голосов. По принципу «один человек — один голос».
— Вот как… У нас это несколько иначе… было иначе. Согласитесь, Тета, что новшества, введённые президентом под влиянием Вавилона, могут возыметь неожиданные печальные последствия.
Тета сомневался в том, что большая часть этих новшеств имела прямое отношение к влиянию Вавилона, но предпочёл принять и тезис, и саму подмену темы.
— Любое развитие, — сказал он, — может возыметь нежеланные побочные эффекты. Как и отсутствие развития.
— Возьмём, к примеру, то, что с первого взгляда кажется нам величайшим благом, — продолжал Кит. — Бессмертие. Наука Вавилона избавляет всех желающих от старения и большинства известных болезней. Но что, если ресурсы мироздания ограничены, как и ресурсы одной отдельно взятой планеты?
— Насколько нам известно, — сказал Тета, — в пространстве и времени Вселенная не конечна, и такое вряд ли возможно.
— Допустим. Но нет никакой уверенности в том, что человеческий дух и память созданы для длительного существования. Одним из отрицательных побочных эффектов бессмертия может быть техническая и психологическая информационная перегрузка.
— У нас нет и уверенности в том, что наше так называемое бессмертие действительно таковым является, — сказал Тета. — Что люди не продолжат умирать от каких-то неподконтрольных нам причин. Но если Ваши опасения оправдаются, мы либо решим эту проблему, либо свернём с неверного пути. Последнее технически и политически возможно.
— Пусть так. Однако на Патрии отсутствие смены поколений породило ещё одну проблему. До прихода Вавилона в наш мир человек становился самостоятельным и полноправным гражданином, когда умирал его отец. Благодаря вашей технике люди перестали умирать от естественных причин, и это значит, что сыновья, внуки, правнуки — и так далее до бесконечности — будут оставаться под властью бессмертных и бессменных прародителей. Под властью поколения, живущего в данный момент. Не думаю, что даже сам Вавилон сколько-нибудь доволен этим раскладом. — Кит понимающе ухмыльнулся. — И в самом деле, трудно представить себе что-нибудь хуже… кроме разве что государства, бесконечно находящегося под властью одного и того же человека. Это положение было бы неприемлемо для всех достойных людей, даже если бы облечённый властью был нравственно прекрасен — а если это низменный и бесчестный человек? Людям, живущим под властью бессмертного самодура, не останется ничего, кроме тираноубийства.
— В таком случае, — не моргнув глазом, выдал Тета, — Вас не может не радовать склонность Вашего отца к реформам. Он, вероятно, в самое ближайшее время введёт традиционную власть главы семьи в разумные легальные рамки, и Вы будете избавлены от необходимости подчиняться ему, Кит, если она Вас так тяготит.
С самого начала Тета интересовался не столько предметом спора, сколько собеседником, и вовсе не стремился привести все имеющиеся в наличии аргументы. Увидев, что Джонни и Окойе прислушиваются к разговору, он вдруг усомнился в своём поведении. Лежит ли на мне обязанность по мере сил защищать имя и сущность Вавилона здесь и сейчас, спросил себя Тета, учитывая тот факт, что я, со всеми вытекающими правами и обязанностями, вавилонянин?
— Скажите, Кит, — вмешалась Окойе, — разве Вы сами не выбрали бессмертие?
— А разве тот факт, что я его выбрал, отменяет всё то, что я сказал?
— Но получается, что Вы аргументируете против блага, которым пользуетесь сами. Вы неискренни.
— Почему же, вполне искренен… Однако тот факт, что говорящий сам не верит в свои доводы, никак не делает доводы хуже. Разве истинность истины зависит от того, верю ли я в неё или нет? И не должны ли слушатели сами судить об истинности или ложности услышанных доводов?
— Неискренность значит, что человек лжёт, — сказала Окойе. — Я не люблю, когда меня кормят враньём.
— Вавилоняне просто не умеют его готовить, — улыбнулся Кит. — Искусство говорить у вас практически мертво.
* * *Люди не успели заметить подпространственный переход. «Рума» нырнула в бездну мироздания, вынырнула и вышла на орбиту вдоль пояса аномалий. В точном соответствии со старинным наблюдением «под водой плывёшь быстрее, чем по воде» корабль сэкономил время, и единственным указанием на прыжок была Нова. Звезда внезапно выросла во много раз и закрывала теперь половину экрана. Она полыхала истоком живого света. Фильтры резко усилились, и всё равно звезда слепила и подавляла своим первозданным величием. Окойе словно видела её впервые.
— А вот и ваши гиты, — сказал Кит и указал на затемнённый экран. На границе обозначенного красной волной пояса аномалий проплывали обломки космических кораблей. Это были остатки террористического флота Ордена Храма.
— Они не наши, — возразила Окойе. Они чёртовы, подумала она, но решила не углубляться в тему.
Семь лет назад на Патрии выдалось очень жаркое лето. Нова нещадно жгла свою единственную заселённую планету. В этот горячий год крестоносцы католической Пакс Романы, в просторечии — гиты, решили нагрянуть в гости к богомерзким патрианским язычникам и испарить с орбиты их столицу, город Нову, вместе с большей частью западного полушария, включая сданные в аренду Вавилону алмазные и нефтяные поля. В системе находились три вавилонские эскадрильи. Они были противником несерьёзным, а так называемый флот патрианцев — и вовсе смешным. Патрия, на бумаге — союзник, а на деле — протекторат Вавилона, до недавнего времени не знала не только космических кораблей, но даже автомобилей. Воины Святой Римской Католической Церкви прекрасно об этом знали. Они рассчитывали на праздничный отстрел сидячих уток.
