Рэй Олдридж - Наркоманы красоты
Точка зрения опустилась к поверхности Ноктайла, а Око выросло и заполнило почти весь контур. В передней части контура появилось дополнительное изображение: лицо женщины. Она стала говорить мягким хорошо поставленным голосом. «Опаловое Око Ноктайла — это одно из Тысячи Чудес человеческой вселенной. Современное мнение экспертов пангалактических миров состоит в том, что Око — это артефакт, возраст, цель и происхождение которого невозможно установить.
Кое-кто предполагает, что Око — это результат удара метеорита; этой теории верится с трудом, принимая во внимание точную симметрию Ока, его глубину — в несколько раз большую его диаметра — и состав жидкости, заполняющей Око, которая не имеет аналогов нигде в человеческой вселенной. Будучи основанной на воде средой, жидкость приобретает свои уникальные свойства из многообразия постоянно взаимосвязывающихся полимеров, образующих химический состав слишком сложный для современных аналитических возможностей человеческой техники. Жизненные формы, поддерживаемые этой средой, в равной мере непостижимы…»
Я прервал её. Я не видел смысла дополнять свою собственную ненаучную запутанность.
Вновь появилось корневое меню и я выбрал Крондиэм: НОЧНАЯ ЖИЗНЬ.
Появился список баров, клубов, кафе. В каждом содержался параграф с описанием особенностей заведения: развлечения, еда, наркотики, клиентура. Несколько клубов, работающих допоздна, заявляли, что среди их завсегдатаев есть сильфиды. Я выбрал один под названием Холодная Кровь.
Контур заполнило изображение замысловатого танцевального зала Холодной Крови, изображение, которое очевидно было записано в разгар сезона, потому что туристы заполоняли танцполы и наркобары, все в том состоянии лихорадочного веселья, которое случается, когда плотность населения в закрытом пространстве превышает определённую критическую точку. Туристы, кажется, хорошо проводили время, но ни одна из женщин, которые танцевали в контуре, не казались настолько красивыми, чтобы быть сильфидами.
Я пожал плечами и выбрал другое самопровозглашённое место сбора сильфид, под названием Опаловая Башня, и выяснил, что это бордель. Действо здесь было гораздо менее буйное. Мужчины и женщины входили в уютную, обшитую панелями, комнату и, сидя в уютных креслах, делали свой выбор с помощью небольших плоских экранов. Входила красивая женщина и уводила клиента. Комментарии намекали, но прямо не утверждали, что эти женщины были вдовами, только что из загона.
Путеводители, которые я прочитал перед поездкой, описывали подобные места; перед осуществлением акта наивный клиент получал дозу Экстазина[3] и отправлялся восвояси счастливым, нежно вспоминая сильфид Опалового Ока.
Было правдой, что иногда вдовы принимали гостей в своих постелях. Пока они сохраняли человеческую форму, вдовы имели те же самые сексуальные потребности, как и любая человеческая женщина. Всё же, я не верил, что существовала какая-то организованная торговля благосклонностью вдов, так как они почти по определению были очень богаты.
Я улыбнулся такой оптимистичной доверчивости моих собратьев людей.
Куда бы пошли сильфиды, если — и это вероятно, было большим допущением — они жаждали дружеского общения с себе подобными — или с людьми, которые не были их мужьями? Когда сильфиды достигают зенита своей красоты, когда их мужья приближаются к смерти… могли бы они не искать отвлечения, места, чтобы подождать вдали от смертного одра своих мужей?
Наверное, они бы не стали бывать в тех местах, которые посещаются туристами. Конечно, им нечего особенно бояться человеческой грубости или даже насилия — инопланетная мускулатура делала их во много раз сильнее любого человека. Однако я вспомнил почти скрытное поведение сильфиды, которую встретил у загона. Была она типичной для своего вида? Я представил, как она прилагает немалые усилия, чтобы избежать возможности встречи с каким-нибудь невоспитанным субъектом, который тычет ей холокамерой в лицо.
Я вызвал трехмерную каркасную карту района кафе Крондиэма. «Отметь сферы деятельности из списка базы данных отеля», — приказал я контуру.
Засветилась большая часть пространства у основания старых зданий, заполненная светло-зелёным свечением, посередине которого крохотными красными буквами всплыли названия мест и их деятельность.
Здесь и там были пробелы, где места явно существовали, но не были указаны в списке. Я установил перекрёстную связь с городским справочником и, используя световую указку, уточнил информацию об этих пробелах. Большинство оказалось небольшими магазинчиками, не связанными с туристической индустрией. Несколько оказались жилыми домами. На три запроса ответ был лишь Конфиденциальные Данные, и я записал эти адреса.
Я взял пальто из шкафа и закрыл окно. Мольберт я оставил, и это, по-моему, было первым знаком того, что мои цели, хотя бы немного, изменились.
На этот раз я принял предложение швейцара насчет рикши, которую тянул небольшой широкогрудый мужчина. На нём был оранжевый плащ, бесформенная чёрная шляпа и выражение непроницаемого апломба. Я назвал ему первый из адресов и он молча кивнул. Мы отправились в путь проворной рысью, обитые колёса рикши глухо бились о булыжники.
Необычный ароматный бледный туман заполнял тёмные улицы, туман, названный в путеводителях «дыхание Ока». Он ограничивал видимость двадцатью или тридцатью метрами и заставлял город казаться ещё более таинственным. Он придавал особую теплоту проблескам жёлтого света из плотно прикрытых ставнями окон. Звуки странно разносились в тумане: музыка дюжины миров, взрыв смеха, дребезжание посуды. Я откинулся на липкие подушки рикши и постарался зафиксировать эти ощущения в памяти.
Район кафе располагался выше по горному склону, над красивыми гостиницами и дворцами вдов. Фасады зданий здесь были менее впечатляющими. Чёрный камень был залатан растрескавшимся бетоном, а голубые навесы были чаще выцветшими и изодранными.
Каждое кафе и бар были обозначены названием, выгравированным над входом, и маленьким круглым окном из цветного стекла, не больше двадцати пяти сантиметров в диаметре, сделанным в стене прямо рядом с дверью. Некоторые оконца были темны; я предположил, что эти заведения закрыты, возможно, на этот сезон.
Я был очарован изображениями, которые были представлены в этих окнах. У бара с названием «У Перепончатолапой» окно показывало маленькую девочку с розовыми ленточками в серебристо-белокурых волосах. У неё было ангельское выражение лица и такие длинные клыки, что, казалось, они вминали плоть под её ключицами. В «Бронированном Сердце» окно было разделено узкой вертикальной полосой зелёного стекла, на которую был наложен мужчина с распростёртыми руками. Левой половиной своего лица мужчина печально улыбался; другая половина была скалящимся черепом. «Настоящая Винная Лавка Мей» показывала задумчивую рыбачащую женщину. Дуга её удочки следовала окружности окна; внизу мужчина с широко-раскрытыми глазами старался изо всех сил извлечь из своего рта огромный самоцвет, огранённый изумрудом.[4]
Я остановился, чтобы поближе рассмотреть это изображение, и изумился змысловатости работы. Внутри этого маленького пространства были сотни кусочков, некоторые не больше, чем мерцающие осколки, свинцовые перемычки не толще карандашного штриха. Я легонько приложил палец к стеклу и почувствовал вибрацию непрерывной музыки.
Когда я вернулся, рикша вздёрнул брови. «Поехали», — сказал я.
Первый адрес оказался подразделением Туристической Полиции. Из рикши я заглянул в раскрытую дверь. Человек в странной кожаной шляпе с тремя козырьками невозмутимо посмотрел на меня из-за высокого стола. Зелёная лампа отбрасывала на его жёсткое лицо яркий рисунок света и тени.
Я дал рикше следующий адрес из моего списка и почувствовал определённое облегчение, когда мы завернули за ближайший угол.
Он привёз меня к тёмному пролому без двери. Длинные языки копоти покрывали фасад здания — очевидно, что это заведение недавно пострадало от серьёзного пожара. Рикша посмотрел на меня без выражения. Я был уверен, что он знает, что я ищу, и я подумал, что странно, что он не предлагает отвезти меня туда, или, по крайней мере, в какое-то место, которое походит на то, что мне было нужно.
Тем не менее я дал ему третий адрес и он безмятежно кивнул.
Мы углубились в район переулочков, где было мало фонарей, а туман казался гуще. Я бы встревожился, не объявляй путеводители так категорически о безопасности любой части Крондиэма, независимо от времени.
Мы остановились перед широкой деревянной дверью, стянутой стальными полосками. Над дверной перемычкой не было никакого названия, но круглое окно тускло светилось.
«Вы подождёте?» — спросил я.
